Vous ne me dites rien, si Vous allez toujours bien et si Vous avez de bonnes nouvelles de ce pauvre Max. Que Dieu vous le garde, cherie! Vous qui etes la bonte et la compassion meme, Vous le soleil de tous ceux qui vous entourent et qui vous adorent meme pour la faible lueur qui leur parvient de vous.

La plume me glisse de la main. Au revoir, fee! Il est nuit, il fait noirl... Ah...

A vous de coeur

I. A.

{* 22.11 1907. В Устюг

Я получил Ваше письмо, мой милый друг, накануне моего отъезда (возможного!). Это было прелестным введением - сплошная поэзия и фиалки - к моей эпопее Устюга Усыпительного {1}, где, кстати, я полагаю, поставил решительную точку. Вы говорите мне о Лоэнгрине {2}. Знаете ли Вы, что я думал об этом персонаже (мистическом, в большей мере, чем таинственном) и, может быть, в тот самый момент, когда Вы ему аплодировали. В подспорье я захватил с собой из Царского том Зелинского - "Третья книга идей" {3}. Заключительная часть ее посвящена Мерлину-волшебнику Иммермана {4}. У меня впечатление, что Зелинский от него в безумном восторге. Судя по его анализу (и, быть может, из духа противоречия), мне не слишком нравится этот мир лебедей и упитанных блондинок с глазами цвета пивной пены. Вагнерианцем же я остаюсь, я им был всегда, и я заранее радуюсь перспективе увидеть "Кольцо" полностью {5}. Тем более, что я могу рассчитывать на Ваши пояснения... частицу Вас, Вас, которая так любит, не правда ли, этот мир Германии легенд?

Вы ничего мне не говорите о том, хорошо ли Вы себя чувствуете и имеете ли Вы добрые вести о бедном Максе {6}? Пусть бог сохранит Вам его, дорогая!? Вы, воплощенная доброта и сострадание, Вы, солнце всех, кто Вас окружает и обожает Вас даже за слабый свет, который Вы на них изливаете. Перо выскальзывает из моих рук...

До свидания, фея! Наступила ночь... Темно... Ах... Всем сердцем Ваш

И. А. (фр.).}

E. M. МУХИНОЙ

5. III 1907

Ц С

Дорогая Екатерина Максимовна,

Не откажите, пожалуйста, написать хоть несколько слов о Вашем здоровье, но только дайте точные сведения по следующим пунктам:

1. Как Ваше самочувствие?

2. Что сказал доктор? Неделя испытания окончилась сегодня, не правда ли?

3. Можно ли Вам разговаривать?

Я пишу обо всем этом, п ч меня очень беспокоит Ваше недомогание, а приехать узнать некогда. За мою поездку в Вел Уст накопилось так бесконечно много дел по Уч Ком и Окр, "что я начинаю немножко тяготиться процессом, который, по какому-то "едоразумению, принято называть жизнью, хотя, чем он отличается от простого и даже темного сгорания, я совершенно не знаю.

Прочитал на днях (в конце праздников) "Иосифа" и написал Павлу Павловичу на трех листах разбор этой очень замечательной книги {1}. Третьего дня наткнулся на "Шиповник" и занозил мозг "Жизнью человека" {2}. Вещь неумная, а главное, вымученная. Совершенно не понимаю, для чего было ее писать, а еще менее, зачем было тратить тысячи на ее постановку {3}? Если так нужен был этот лубочный дидактизм-то не проще ли было взять любую притчу или пролог. Разве не дадут они гораздо более глубоких контрастов (напр, богач и Лазарь {4}), - я уже не говорю о более трогательной поучительности и более чуткой морали. Вместо всех бесцветных старух, людей в сером и т. д. насколько символичнее было бы гноище Иова {5} и сиреневые крылья серафима с глубокими черными глазами и нежным овалом лица...

Зачем я пишу Вам все это? Все эти эстетические вопросы затушевались для Вас моралью. Мне жалко Вашей души. Нет, не думайте, что жалко из ревности, потому что она уходит от моей, - от нашей голубой шири. Мне грустно, потому что она обрывает свои крылья. А впрочем, м б, Вы правей меня и лучше видите, куда идти.

Не слушайте меня, милая... Идите, куда ведет Вас Ваша мысль. Право, иной раз мне страшно: уж не являюсь ли я, в сущности, истинным деспотом со всей моей хваленой эстетической свободой. Да еще если бы я сам точно в чем-нибудь был уверен.

И. А.

Е. M. МУХИНОЙ

18. III 1907

Ц С

Вчера, дорогая Екатерина Максимовна, привозил в заседание Совета Вам письмо, но Арк Андр не было, и сегодня письмо уже анахронизм.

Простите меня великодушно и нежно. Вы, добрая и милая, за то, что я не приехал по Вашему всегда для меня - Вы знаете - приятному зову. И на наступающей неделе - это последняя перед Петровским конкурсом - я не свободен ни одного дня. Постараюсь урваться в субботу - между завтраком и обедом. Вы меня напоите чаем, не правда ли?

Впечатление от музыки "Золота Рейна" {1} у меня большое, чудное, но от игры - расхолаживающее. Текст немецкий я изучил. Меня пленили символические аллитерации и это первое возникновение страстей - вначале столь же смешанных и хаотических, как и стихии. Лучше всего по музыке, несомненно, водная картина. Жалко только, что эти дуры с хвостами мешали работе фантазии {2}, крую разбудила музыка, и у меня по крайней мере повела по совсем другому пути. Хороша характеристика стелющегося пламени (Логе-Ершов){3} и чудный голос, меня завороживший, У Земли-Збруевой {4}.

Я слушал с таким вниманием, что у меня даже голова заболела. Понимаете Вы художественную концепцию Вотана {5}? Я никак не мог решить: кто он именно: Король пива Гамбринус или бухгалтер? Фрика-Славина - sa bourgeoise {Это мещанка (фр.).} - этим все сказано {6}. Ершов пел чудесно, но по временам забывал, что он не Мефистофель. Но Збруева... Збруева...

Вы знаете новость? Я написал третье Отражение - Бранда {7}, вещь, крую, кажется, никто от меня не услышит.

Ваш И. Анненский.

А. А. БЛОКУ

18. VI 1907

Ц С,

д. Эбермана

Дорогой Александр Александрович,

"Снежную маску" прочитал {1} и еще раз прочитал. Есть чудные строки, строфы и пьесы. Иных еще не разгадал и разгадаю ли, т. е. смогу ль понять возможность пережить? Непокорная ритмичность от меня ускользает. Пробую читать, вспоминая Ваше чтение, - и опускаю книгу на колени...

"Влюбленность" {2} - адски трудна, а

зеленый зайчик

В догоревшем хрустале {3}

чудный символ рассветного утомления.

Благодарю Вас, дорогой поэт. Ваш И. Анненский.

Посылаю письмо это поздно, задержал Ваш адрес. И. Анненск

А. Г. ГОРНФЕЛЬДУ

1. III 1908

Царское Село,

д. Эбермана

Многоуважаемый Аркадий Георгиевич.

Очень благодарю Вас за присылку Вашей интереснейшей книги {1}. Я прочел ее, стараясь поставить себя на ту точку зрения, которую Вы рекомендуете своему читателю. Мне кажется, что относительно Л. Андреева мне удалось проследить за некоторыми перебоями в Ваших отзвуках на его творчество {2}. Но, вообще, отчего Вы не дали дат? Дневник критика {3} - ведь это была бы настоящая находка. Особенно такого, как Вы: чуткого, самобытного и искусного. По-моему, у Вас есть одно большое преимущество перед другими нашими "критиками" (ох, это александрийское слово, как плохо оно выражает свою современную сущность! {4}). Вы умеете избежать того иронического парадокса, который в анализах наших так часто противополагается патетическому парадоксу поэта: Вы сумели не быть иронистом, даже говоря о Сологубе {5}, пафос которого я назвал бы поистине вызывающим.