Мать уловила тревогу дочери и захотела ее как-нибудь успокоить.

– Знаешь, Бетти, кто тебя спрашивал? - заговорила Сарра и тотчас раскаялась: Бетти вся насторожилась, кровь прилила к лицу. Она сделала над собой нечеловеческое усилие и спросила спокойно:

– Кто?

– Ты думаешь, он один только раз был здесь, этот "шлим-мазл"?

– Какой "шлим-мазл"? - спросила Бетти упавшим голосом.

– А вот тот парень из Пинска! - ответила Сарра с деланной улыбкой. - Ты, наверно, помнишь его? В ту ночь... на улице...

Бетти помнит. Это - товарищ Рабиновича... Напрасно обрадовалась! Значит, "его" нет больше! И все молчат...

Мать понимала, какое имя хочет услышать Бетти, кого ищет ее взгляд. Что делать, если она вдруг спросит, где квартирант? Что сказать? Как долго можно замалчивать? Придется ведь открыть правду. Но как начать?

Сарра уже советовалась об этом с Давидом, с доктором и даже с Тойбой Фамилиант. Все в один голос заявили, что ни в коем случае нельзя говорить Бетти о квартиранте! Разве сама спросит. И то лучше солгать как-нибудь, подготовить ее, чтобы не огорошить ее правдой. Но Сарра знала свою дочь лучше всех. Она понимала, что Бетти не проведешь выдумками, и начала стороной:

– Прости Господи! Мне кажется, что чем больше у человека денег, тем большей свиньей он становится... К чему миллионы, когда у человека нет сердца?.. Я говорю о его тетке, об этой миллионерше...

У Бетти тревожно забилось сердце.

– На что берегут эти миллионы? На тот свет, что ли, заберут их?

"Да, да! Нет его! Нет!" - мелькнуло в голове Бетти.

– Я знаю... - продолжала Сарра, - если бы у меня был миллион и моего племянника заподозрили в таком преступлении, я бы, кажется, на другой день прилетела и сыпала бы деньгами! Десять тысяч - так десять! Пятьдесят - так пятьдесят! Взяла бы его на поруки! Как могут богачи скупиться, когда речь идет о спасении жизни! Взяли человека невинного, чистого, как стеклышко, и превратили в разбойника, убийцу!..

Бетти почувствовала, как огромная тяжесть свалилась у нее с души: "Значит - жив!"

И, поняв, сообразив, в чем дело, она выпытала у матери понемногу все подробности.

Но вместо того чтобы горевать, убиваться, Бетти в первый раз после болезни рассмеялась! Глаза загорелись прежним огнем...

– Тебе смешно, Бетти? Не правда ли? Рабинович - убийца! Ха-ха-ха!

Бетти не отвечала. Тысячи цветов распустились в душе Бетти, и тысячи птиц пели на разные лады:

– Он жив! Он жив! Он жив!

Часть вторая

Глава 1

ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ

Когда Рабинович и Попов затеяли рискованную комедию обмена именами и документами, перед ними встал вопрос: как обставить с внешней стороны свою жизнь, чтобы родные ни о чем не подозревали?

Они сообщили друг другу необходимые подробности о своем прошлом, о семейном положении и т. п. и задумались над вопросом о переписке с родными.

План, придуманный Рабиновичем-настоящим, был прост. Ничего не подозревающие родители будут адресовать свои письма по настоящим адресам сыновей: Попову - в центральный город России, а Рабиновичу - в университетский город "черты"; адресаты, получив письма, будут пересылать их друг другу по месту пребывания. Ответы на письма, согласно плану, должны следовать тем же порядком: корреспонденция подлинного Попова должна пересылаться подлинному Рабиновичу - в центр, а оттуда - в Т-скую губернию, а корреспонденция Рабиновича - через Попова - в "черту еврейской оседлости".

Возникало, однако, опасение, что письма могут ненароком попасть в ненадлежащие руки и выдать товарищей.

Рабинович-подлинный посоветовал Попову написать домой о том, что в университете имеется целых три Попова и, как назло, все - Григории. Рабинович же сообщит своим родным, что в университете у него однофамильцев видимо-невидимо...

Ввиду такого обстоятельства сыновья попросят писать им по адресу почтамта "до востребования", проставляя вместо фамилии одни лишь инициалы!

– Браво, Гершко! - воскликнул в восторге Попов. - Талмудическая у тебя голова, черт возьми!

– Ну там талмудическая или не талмудическая, а, кажется, это будет неплохо! - сказал Рабинович.

И приятели расстались, очень довольные друг другом.

План был составлен на славу. Все пошло как по-писаному, Поповы писали сыну в центр, Рабиновичи - в черту, а почта, не вдаваясь в рассуждения, пересылала письма по два раза в оба конца.

И вдруг что-то застопорило, механизм подозрительно заскрипел и машина на полном ходу остановилась!

Подлинный Рабинович, студент университета, вдруг перестал получать письма от своего коллеги - дантиста "Рабиновича". Заказные письма, телеграммы, заклинания и ругательства - все было вотще: дантист не откликался! Подлинный Рабинович сходил с ума от неизвестности.

Одновременно и Поповы стали бомбардировать письмами своего Гришу. Рабинович-настоящий аккуратнейшим образом пересылал их по назначению, но они, никем не востребованные, покоились в почтамте вместе с письмами Рабиновича, адресованными Грише.

"Одно из двух, - жаловались Рабиновичи в письмах к сыну, - если ты, не дай Бог, нездоров, то мог бы, кажется, попросить кого-нибудь черкнуть пару слов или протелеграфировать, и тогда кто-нибудь из нас приехал бы к тебе, хоть это и не так просто - бросить работу и сунуться в город, где еврею и переночевать нельзя... Или... с тобой что-либо случилось?.. Не хочется верить! Одним словом, Гершель, мы решили ждать еще одну неделю. И если в течение этого времени от тебя письма не будет, то либо отец, либо я вынуждены будем приехать - узнать, что с тобой".

Письмо это принадлежало перу старшего брата Гершки, Авраам-Лейба Рабиновича, человека женатого, занятого вместе с отцом работой по транспортированию товаров...

Но приехать ни отцу, ни брату не привелось, так как в тот самый день, когда было отослано это письмо, нежданно-негаданно арестовали обоих Рабиновичей - старика с сыном, к немалому изумлению всего местечка.

– Как это возможно? Реб Мойше Рабинович не такой еврей, чтоб торговать краденым, а сын его не из тех, что вмешиваются в политику...

– В чем же дело??

Глава 2

РЕБ МОЙШЕ РАБИНОВИЧ ЕДЕТ СПАСАТЬ СЫНА

Все разъяснилось довольно скоро. Еще до того, как выпустили обоих арестантов, местечко было осведомлено о причине ареста и загудело, как потревоженная стая ос.

Дознались обо всем из газет, впервые опубликовавших полностью имя преступника. Сначала упоминалось глухо о "еврее-дантисте". Потом было напечатано черным по белому, что он - шкловский мещанин, слушатель зубоврачебной щколы, Герш Мовшевич Рабинович.

Волнение, охватившее все местечко, не поддается описанию! Новости сыпались градом, одна другой убийственнее...

– Все это ерунда! - утверждали оптимисты. - Ничего, кроме позора! На глазах всей Европы! В наше время, когда даже в таком медвежьем углу, как наше местечко, имеется железная дорога, прогимназия и даже кинематограф! Позор!

– Чудак! Что кинематограф? Эка невидаль! Поговаривают об аэропланах, дирижаблях, а он - "кинематограф".

– Кинематограф, аэропланы, дирижабли, а Рабиновичи пока-то сидят...

– Уж ежели суждено несчастье, оно и через печную трубу влезет! Прямо-таки смеяться некому! Ха-ха!

– Хорош смех! Пока что одного держат там, а двоих здесь... Шуточки!

– Ерунда! Ничего не будет. Всех выпустят, и очень скоро!

Пророчество сбылось, да не совсем: отца с сыном действительно выпустили, но третьего, "преступника", освобождать не спешили.

У Рабиновичей произвели тщательный обыск и перерыли весь дом.

Забрали пачку писем Гершки.

Немедленно по освобождении отец стал совещаться с родней и умными людьми со стороны: что делать?

Решено было - ехать "спасать сына"! Как "спасать", каким образом, об этом никто не задумывался: