— Пэтти, будь любезна, принеси мне кока-колы, пожалуйста.

— Кока-колы? — переспросила Линда, как только я опустился в кресло.

— Кофе я уже пил. Я всю ночь был на ногах.

Линда придвинула свое кресло поближе.

— Какой твой дальнейший план?

Она наклонилась в мою сторону, сложив руки вместе, что означало ее готовность к работе.

Мы с Линдой были партнерами по частной адвокатской практике и, так сказать, в личной жизни. Нередко двое или трое судебных обвинителей, одновременно уходящих из прокуратуры, открывают совместный офис. Но я не стал этого делать. Мне хотелось иметь своим партнером адвоката, который был бы уже опытен в делах защиты. Изучив все ходы и выходы в судебных залах, я, тем не менее, очень нуждался в знаниях о том, как защищать интересы клиентов. К будущему партнеру я предъявлял такие требования, как владение испанским языком и надежность, — мне нужен был кто-то, на чью поддержку я мог бы рассчитывать, кто не спасовал бы и в трудном деле.

Таким человеком оказалась она. Линда Аланиз была закоренелым адвокатом защиты. Никогда в жизни, даже ради эксперимента, она не помышляла о работе судебного обвинителя. Мы с нею выступали друг против друга в нескольких процессах и очень друг друга уважали. Но только став партнером Линды, я узнал, как напряженно она трудится и как изматывает ее работа. Может быть, именно поэтому после целого ряда лет сольной практики она согласилась на партнерство. Ей угрожала опасность выдохнуться — профессиональная болезнь защитников, особенно тех из них, кто по-настоящему предан своему делу.

На протяжении нашего десятилетнего сотрудничества не раз она полушутя напоминала мне о том, что я-то не принадлежу к числу одержимых своей работой людей. Она считала, что я скорее предпочел бы обвинять, чем защищать многих из тех, кто заходил в наш офис. Я думаю, что выдвижение моей кандидатуры на пост окружного прокурора Линда восприняла как предательство, но она сама проявила верность мне и доказала это надлежащим образом. Сердце мое принадлежало судебному обвинению.

Поначалу Линда не хотела делать ничего в связи с моей предвыборной кампанией. Она втянулась в нее лишь постепенно, главным образом, благодаря своей нерасположенности к прочим кандидатам. Но Линда была не из тех, кто способен заниматься реализацией какого-то проекта без особого энтузиазма. Под конец мы с нею работали почти в паре. Лоис ходила со мной лишь на самые важные предвыборные церемонии, но Линда посещала их все. Она снова нашла что-то, чему могла себя посвятить. В Сан-Антонио разного рода предположения насчет нашей связи, скорее всего, не повредили моей кампании. На самом деле, может быть, даже помогли ей. Дядя Линды, Фредерико Убарра, — дядя Фред, как она его называла, — был известным здесь выбранным на пятый срок членом муниципального совета. Я искал его поддержки, но он оказал ее лишь в последнюю минуту, всего за месяц до выборов и в весьма дипломатичной форме, — может быть, слишком поздно, чтобы от этого была какая-то польза. Ему, по-видимому, не хотелось, чтобы я думал, будто он поддерживает меня и в чем-то еще.

Как ни посвятила себя Линда моей предвыборной кампании, она все же была удивлена, когда я сказал ей, что собираюсь, если выиграю, пригласить ее на должность своего первого заместителя. Мне пришлось уговаривать ее принять это место. Отвращение Линды к одной мысли стать судебным обвинителем было почти искренним. Я сказал ей, что те знания о работе в суде, которые она приобретет, окажутся просто бесценными для нее, когда она опять вернется к частной практике. Линда задумалась. К тому времени она уже пятнадцать лет проработала защитником и успела устать, как это случается со всеми адвокатами по уголовным делам. По сравнению с этим служба в офисе окружного прокурора была для нее полуотдыхом. Хорошее жалованье, нет надобности самой искать работу. Линда сдалась.

Однажды, довольный собой, я подумал, что, может быть, решил баллотироваться в окружные прокуроры не только ради себя самого, но и для Линды, чтобы хоть на время снять с нас обоих тяжелое бремя частной практики. В последние два года нашего партнерства Линда приблизилась к самой границе среднего возраста. Правда, ей было только тридцать восемь, но слишком уж часто выпадали дни, когда ее совсем недавно изящная фигурка выглядела суховатой, а в голосе еще до второго перерыва появлялись скрипучие нотки. Всего лишь два-три года назад она казалась почти девочкой. Это бывало и сейчас, когда она загоралась энтузиазмом, сумев найти для себя что-то, чему она могла себя посвятить. Однако запасы ее энтузиазма постепенно истощались, а выгодные дела все реже и реже заглядывали в нашу дверь. Обоим нам нужен был перерыв.

В то утро Линда снова выглядела молодо. Она, по всей видимости, поднялась очень рано, но это не оставило никаких следов вокруг ее глаз. Она снова работала над делом. Конечно, это был мой сын, мой личный кошмар, но вместе с тем это все же было судебное дело. Я знал, что в то утро Линда уже рассмотрела тысячи всяких возможностей и теперь хотела услышать, что скажу я.

Линде не потребовалось столько объяснений, как Лоис. Но когда я сказал ей, кого собираюсь назначить для выбора специальных обвинителей, Линда точно так же, как и Лоис, была ошеломлена.

— Марк! Ты с ума сошел? Ведь он же...

— Он же... что? Вот в том-то и суть. Безусловно, он выберет кого-то очень сильного, однако не важно, насколько силен будет обвинитель, если он окажется жителем Сан-Антонио. А это означает, что им будет местный адвокат по уголовным делам. Ведь это должен быть такой адвокат, правильно? Кто-то, имеющий опыт? Значит, кто бы это ни был, он окажется под тем же самым давлением. Он не станет использовать против Дэвида всю свою силу, не станет слишком нападать на сына окружного прокурора. Если он это все же сделает, то это будет его последний большой процесс. Потому что, как только дело закончится, ему предстоит вернуться к своей частной практике, и тогда он обнаружит, что не может получить от окружной прокуратуры ни одного приличного предложения. Любое дело, за которое он возьмется, ему придется выносить на суд. Да он просто без штанов останется. Все его подзащитные будут заканчивать тюрьмой, даже те из них, которые могли бы рассчитывать на условное освобождение по согласованному признанию. И ему навсегда придется забыть о возможности прекращения какого-то дела, даже если оно того заслуживает.

В скором времени, как ты прекрасно понимаешь, слух обо всем этом дойдет до его потенциальных клиентов. «Не бери Джонни — окружной прокурор его терпеть не может. Этому парню не удается провернуть там и пустякового дела». Не думаю, что мне придется объяснять все это специальному обвинителю. Он не станет губить всю свою карьеру из-за одного случая. Мы сумеем поработать с ним. У него окажется достаточно проблем даже с тем, чтобы доказать необходимость условного срока для Дэвида или по крайней мере оспорить прекращение дела, если нам действительно повезет. И при этом все будет выглядеть абсолютно законным.

Но это лишь в том случае, если мы не дадим делу выйти из города. Если же они обратятся в Ассоциацию окружных прокуроров и там выберут кого-то иногороднего, такого преимущества у меня уже не будет.

— А что, если он сам выберет обвинителя из другого города?

— Такой риск существует. Если он это сделает, тогда нам придется постараться и отыскать иной способ повлиять на этого обвинителя. Но я не думаю, что такое может случиться. Видишь ли, это будет честь, которую я ему оказываю. Кем бы ни оказался избранный им обвинитель, тому это тоже принесет некоторую популярность. И... признание. Выбиравшему это даст повод сказать: «Для такой работы мне требуется самый лучший адвокат в городе. Вот этот человек!» Это называется жирным куском. Оказанная любезность. Нет, он не станет отдавать такое дело иногороднему.

— Господи, Марк...

Психологической особенностью Линды был быстрый переход от воодушевления к сосредоточенности. Пока я говорил, она расхаживала по кабинету, но теперь Линда снова села в кресло. Одна ее рука поднялась ко рту и застыла там. Другой рукой Линда обхватила живот. Плечи ее сузились. Она пристально смотрела в какую-то точку на другой стороне комнаты. Я, наблюдая, остановился рядом с ее креслом. Эта сцена была привычной. Ко мне всегда идеи приходили либо быстро, либо не приходили вовсе. Медленно прорабатывать их — это уже было делом Линды. На улице, казалось, начинало вечереть.