- Знаешь, Тошка... Смотреть тяжело. Взрослые плачут, как дети.

- Ленин!..

Бабушка выбежала на крыльцо. Дрожащими руками подала внуку теплую шапку.

- Беги, беги с товарищем. Я тоже пойду. Беги.

Толя топал по снежным улицам то позади приятеля, то обгоняя его и невольно вспоминал, как с самого раннего детства мечтал увидеть Ленина, посоветоваться с ним насчет побега за границу, "чтобы сделать там революцию", услышать его голос, проникнуться его взглядом до самого дна души. А потом вернуться к нему, уже совершив свои подвиги.

Поздно. Ленина уже нет. И не будет никогда. Сердце сжималось.

Мальчику было уже около четырнадцати лет, он умственно был довольно развит, а любовь к Ленину была впитана им чуть ли не с молоком матери. Он думал, что сейчас в поселке, на окраине Богословска, дома отец и мать тоже горюют со всем народом. Надо поехать к ним, хоть пешком добежать.

В школе - траурный митинг. Зал полон рабочих и их семей. Люди тянутся к партии, сливаются вокруг нее, как бы у несокрушимого утеса. Коммунисты и комсомольцы стоят в почетном карауле. Среди них и старые рабочие, беспартийные, они вот тут на месте заявляют, что у рабочих один путь, и просят принять их в партию.

Толя смотрел на большой портрет Ленина, увитый черными лентами и украшенный хвойными ветвями. После митинга один учитель-коммунист собрал вокруг себя молодежь и стал рассказывать им о Владимире Ильиче.

Потом комсомольцы расстелили на столах длинную полосу кумача и стали писать лозунг. Дали кисть и Толе. В лозунге "Ленин умер, но дело Ленина живет" он вывел белой краской последнее слово: "ЖИВЕТ!". Стало не то что легче на сердце, но в нем зажегся огонек новой силы, надежды, ожидания того великолепного, что он совершит, в будущем во имя Ленина - это будет продолжением дела Ленина.

Вдруг девушка-комсомолка сказала:

- Серов, твоя очередь.

Она приколола ему на руку красную повязку с черной каймой. Он шагнул вперед. Он стоит в почетном карауле у портрета Ильича.

Слышится дальний набат. Гудят заводские, рудничные, паровозные гудки. Люди идут по заваленным снегом улицам, между сугробов, по полям и занесенным дорогам, навстречу жгучему ветру, чтобы собраться в этот час вместе, сплотиться под надежными и славными знаменами партии большевиков.

Вторую половину года Толя учился почти по-взрослому серьезно и упорно. Но, перейдя в следующий класс и вернувшись на каникулы домой, решительно заявил отцу:

- В этой школе никакой профессии не получишь. Одна забава эти трудовые процессы. Я хочу, папа, поступить на шахту или на завод. Оттого я и толстый, что силу некуда девать.

- Твоя сила в рост идет. Учись, пока есть время. Потом будет поздно.

- Да ведь можно работать и учиться. Константин Терентьич подумал, что ни Толя, ни Женя, который в этом году собирался тоже в Турьинск, не будут там, вдали от родительского контроля, учиться как следует. Его уже не раз приглашали в Надеждинск на работу по нормированию труда и заработной платы на предприятиях Надеждинского комбината. И, хотя ему пришлось проститься с любимым горным делом, которому он отдал двадцать пять лет жизни, он согласился. Ему любо было по роду своих новых занятий ездить, как бывало, по знакомым лесам и рекам. Надеждинский комбинат охватывал все предприятия округа - лесничества, рудники, копи, железнодорожные пути и, наконец, металлургический завод - гордость и жемчужину уральской промышленности того времени.

Надеждинск

Поселившись в Надеждинске и приступив к работе, Константин Терентьевич нередко брал с собой в поездки старшего сына. Толя побывал в лесничествах Всеволодо-Благодатском, Надеждинском, Турьинском, Богословском, видел лесосплав и углежжение. Лес транспортировали и по сплавным рекам, и по железной дороге, и гужем - прямо из куреней везли зимой санным путем, а весной иногда подвозили на волокушах. Толя, как говорил отец, ногами исходил географию родного округа. Полноводная Сосьва со своими многочисленными притоками образовала густую сеть дешевых водных путей - красивую Турью, быструю Волчанку, золотоносную Какву, Вагран, Колонгу. Толя и раньше поплавал в их волнах, потаскал рыбы, погонял плотов, поиграл в морские приключения. Реки, озера, леса этого района были спутниками его детства.

С новым интересом присматривался мальчик к трудовой жизни людей. Все они были, как родные - на рудниках, в копях, на карьерах, о некоторых он уже не раз слыхал от отца и знакомых, и все они составляли как бы единую рабочую семью, все стремились к одной цели - восстановить промышленность Урала, поднять ее на новую высоту. Это сквозило во всех разговорах рабочих и мастеров с Константином Терентьевичем. Люди порой спорили и ссорились из-за условий и норм труда, но все хотели одного - чтобы стало веселей работать, чтобы видеть добрые результаты своих усилий.

Толя воочию убеждался, что и лесорубы, и сплавщики, и угольщики, и железнодорожники, и водники, и рудокопы работают на Надеждинский завод, обеспечивают его всем, чем нужно, чтобы он выдавал стране столько стали, сколько ей было необходимо. Он расспрашивал отца о разных видах труда.

- Профессию себе выбираешь? - спрашивал отец.

- Ясно.

- Выбирай, мальчик. Когда-то паренек вроде тебя не имел этой возможности. Пришьют к котлам или к откатке на шахте, и еще благодари начальство. За сто пудов песка, который рабочий грузил на прииске, платили восемь копеек. За ту же работу в забое, где люди стояли по колено в воде, на две копейки больше. Не полагалось ни рабочей одежды, ни медицинской помощи. Еще в молодые годы многие болели и умирали.

Наконец решение было принято: Толя сказал отцу, что хочет поступить в фабзавуч при заводе.

Отец дал согласие.

Занятия в ФЗУ начинались с осени. До тех пор Толя помогал семье устроиться на новом месте и, как всегда, быстро знакомился с надеждинскими ребятами. Подружившись с некоторыми из них, он сколотил команду футболистов и очень увлекся этим спортом. Подростки состязались на своем маленьком стадионе. Все это были будущие ученики ФЗУ.

Однажды на стадионе появились незнакомые парнишки, покрытые пылью и сажей, босые, без шапок, в рваной, потрепанной одежде - видно, пришли издалека. Они и походили на беспризорников, которых тогда еще немало бродило по дорогам страны. Но и чем-то отличались от них. Держались они открыто, с достоинством. Надеждинцы подошли к ним и услышали дельную критику игры футболистов.

- Сами-то умеете играть? - спросил Толя.

- Принимайте нас в игру, увидите.

- Как же вы будете играть, у вас и бутс нету.

- Обставим вас и без бутс, - насмешливо ответил старший из пришельцев, высокий, смуглый паренек с озорными карими глазами.

- А вы чьи же?

- Донецкие. Мы металлисты, у нас есть даже членские билеты профсоюза.

- Ух ты-ы!

Надеждинцы были покорены и приняли их в игру. Донецкие играли действительно неплохо. Толя заменил ими троих своих, уговорив тех покамест выйти из игры. Те даже разулись и отдали свои бутсы новым игрокам.

Несмотря на усталость и пустые желудки, новички привели надеждинцев в восторг. После финала их окружили и принялись расспрашивать.

- Где живете?

- Между небом и землей, - ответил высокий, который уже назвался Виктором Недосекиным. - Когда на буферах, когда под вагоном, а то и в чистом поле в стогу сена. Как придется.

- А зачем ушли с Донбасса?

- А что там делать? Завод законсервирован. Фабзавуч мы закончили по специальности слесарей котельного производства, а работы нема. Нам сказали, на Урале слесари требуются. Мы и поехали. Ехали, ехали, два месяца, дальше некуда, железная дорога тут кончается, - Виктор улыбнулся хорошей белозубой улыбкой и опустился на траву.

Толя тотчас последовал его примеру. За ним и все бросились на землю.

- Как же вы ехали? Все зайцами, без билетов?

- Когда и без билетов. Прятались в угольных ящиках, где только не прятались! Бывало, нас и ссаживали.