Созидательная работа шла по всему Дальнему Востоку. Строился город Комсомольск-на-Амуре, к нему прокладывалась шоссейная дорога от Хабаровска. Человек прорубал пути через тайгу и сопки, зажигал огни в глухих районах, приносил с собой свет новой культуры. Самолеты гражданской авиации облетывали обширные пространства края, доставляя на стройки и в селения инженеров, врачей, педагогов. Весь Дальневосточный край жил кипучей творческой жизнью.

Авиабригада расположилась в живописном бору. Летчики размещались в длинных двухэтажных зданиях. Широкие улицы авиагородка больше походили на площади - летом на этих улицах играли в футбол.

В огромном деревянном некрашеном строении вроде ангара находился клуб Дом Красной Армии (ДКА). Зимой помещение плохо обогревалось. На полу было скользко от наносимого с улицы снега. Молодые женщины танцевали вальс в валенках. Но настроение от этого не ухудшалось. Все были увлечены музыкой, любимыми танцами, тем более что твердо знали: скоро здесь поднимутся благоустроенные дома, будет и новый красивый клуб, зазеленеют сады и парки. В дороге находились большие партии специалистов-строителей.

Летчикам же пока приходилось сочетать полеты с плотничьими и столярными занятиями.

Время бежало незаметно. В дни полетов - работа на аэродроме: подготовка самолетов, выполнение учебно-летных заданий, разборы полетов. В другие дни занятия в классах. Командиры засиживались и вечерами, проходя командирскую учебу и готовя занятия на завтра. В свободное время летчики ходили в тайгу за кедровыми орехами, совершали лыжные пробеги, охотились.

Анатолий, выбравшись, бывало, на прибрежный простор, туда, где Амур сливается с Уссури, любовался чудесным зимним пейзажем, царством торосов, громоздившихся по всему ледяному пространству. Пронизывающий ветер дул с восточного берега. Свирепый мороз добирался до самых костей. От холода захватывало дыхание.

- Вот это погодка! Жирком здесь не обрастешь, братушки! - приговаривал "Тошка - зверь лыжный", прижав палки под мышками и похлопывая меховыми рукавицами. - Прекрасный климат!

Еще не так давно Серов командовал звеном в Гатчине и вводил в строй молодых летчиков. Здесь, на Дальнем Востоке, его самого должны были проверить в воздухе и ввести в строй. Впрочем, это было обязательно во всей воздушной армии: каждого вновь прибывшего летчика командир лично "провозил" в воздухе, прежде чем доверить ему жизнь людей и машины.

Командир эскадрильи, бывалый летун и воин М. П. Харитонов, участник войны с белокитайцами, высокий, худощавый, быстрый в походке и движениях, проверил Анатолия и, когда они сошли на землю, сказал:

- Летаете неплохо. Самолет знаете, есть решительность, работаете, как и полагается истребителю, с перцем.

Серов было расцвел от похвалы. Но Харитонов остановил его:

- А вот с машиной обращаетесь грубо. На поворотах она у вас чуть не трещит. Не хватает стиля, пластичности.

Опять этот упрек в недостатке пластичности! Серов стоял смирно.

- Значит, надо еще...

- Да, еще и еще придется вам отшлифовывать каждый элемент фигурного полета. - Помолчав, спросил: - Коммунист?

- Перед отъездом подал в партию, товарищ комэск.

- Личное дело у вас хорошее, отзывы и характеристики - дай бог каждому. Смотрите, оправдайте их! Назначаю вас командиром второго звена.

И тут, расстроенный Было критикой комэска, Серов понял, как высоко оценил его этот удивительный человек. Ну, надо оправдать. А раз надо, будет и сделано.

В звено, кроме Серова, входили Александр Власов и Андрей Сидоров. Серов командовал в Гатчине звеном из новичков, едва вступивших в строй. Здесь же перед ним стояли командиры, опытные летчики, летавшие больше его. Они сами готовы были предъявить ему свои требования.

Худощавый, несколько угловатый, с застенчивым, но спокойным взглядом Власов в первом же полете показал себя как смелый, решительный летчик. Он, как и Серов, жил полетами, чувствовал себя на высотах в родной стихии. В полете он был неудержимо дерзок и удал. Серова он понимал с одного знака, с полуслова. На земле же Власов отличался добродушием и скромностью, старался быть в тени, не хвастал никогда. Серов очень привязался к нему и поселился с ним в одной комнате.

Сидоров жил отдельно в маленькой комнатушке, где все дышало строгим порядком и чистотой. Среднего роста, коренастый, вместе с тем очень подвижный, Андрей Сидоров отличался сдержанностью, точностью, аккуратностью. Чувствовалось, что он не только желает быть, но и стремится показать себя безукоризненным во всех отношениях. Серову, "черту лыжному", сперва не очень пришелся по душе этот характер, казалось бы, не свойственный истребителю. Однако, узнав Сидорова поближе, Анатолий проникся к нему уважением.

Андрей Ефимович в течение своей летной службы вынужден был решительно ломать свои привычки и склонности ради главной цели - остаться в авиации.

Он был переведен сюда из другой бригады. За чрезмерное лихачество не раз подвергался там взысканиям. Нарушая летные задания и дисциплину, доходил порой до воздушного хулиганства. На вопрос, что же он делал, Андрей отвечал, пожимая плечами: "Да по деревне кур гонял самолетом". Над ним нависла угроза исключения из рядов военной авиации. Он дал клятвенное обещание не нарушать дисциплины ни в воздухе, ни на земле. Серов узнал также, что Андрей рос среди беспризорников. Позднее, в детском доме, увлекся авиамоделизмом, вступил в пионеры.

Слово, данное командованию, Сидоров сдержал.

На земле Серов нередко оспаривал некоторые взгляды и поступки Сидорова, но в общем видел, что это смелый и честный молодой человек, а что касается летного дела - он оказался прекрасным авиатором, и с ним можно было многого достичь, как и с Власовым. И Серов стал усиленно заниматься и тренироваться со своим звеном, стремясь во что бы то ни стало завоевать первые места в эскадрилье. Сидоров и Власов поняли характер и намерения Серова, увидели его в полетах и полностью доверили ему свои судьбы. Сидоров говорил Анатолию:

- Тут, дома, на земле я с вами готов и поспорить кое о чем. Конечно, не в служебное время, Анатолий Константинович. Но в воздухе, в полете, в бою, если приведется, я пойду за вами куда угодно и выполню любой ваш приказ. Верю в вас как в летчика и командира безусловно и абсолютно.

Власову не нужно было уверять Анатолия в своей преданности. Тот видел эту верность и беззаветную отвагу в его голубых глазах. Эти два летчика вполне оправдывали надежды молодого командира. Звено вышло вперед по боевой подготовке, дисциплине, политическим и тактическим занятиям.

В конце 1933 года Серов был принят в партию. Он мало сказал о себе, но за него говорили его биография сталевара и потомка уральских рудокопов, характеристики, высказывания командования и политических работников авиабригады. Немалую роль сыграли в оценке его как советского летчика свидетельства командования, что ни в летной школе, ни в Гатчине, ни в сложной обстановке Дальнего Востока Серов не имел ни одной аварии, ни одного "происшествия" в летной практике по своей вине.

Серов поделился со звеном своей радостью. Его сердечно поздравили. Он сказал:

- Вы сами знаете, только я хочу еще раз напомнить, ребятушки: звено должно стать первым. Можем мы летать и стрелять лучше других?

Власов понял его:

- Звено должно стать коммунистическим. Летчики приналегли на учебу и летную тренировку.

Все они были комсомольцами, готовились к вступлению в , партию, и это предложение не застигло их врасплох. Но раз решение принято, надо его выполнять. Серов летал отдельно с Власовым и с Сидоровым, летали всем звеном, добиваясь единства и согласованности в совместном полете. Звено начало завоевывать первые места в отряде и эскадрилье.

В летной практике Серов учился, как и раньше, всегда у лучших летчиков авиабригады, добиваясь разрешения присутствовать на полетах других отрядов и эскадрилий, перенимая их мастерство, подмечая, чего им не хватает, и потом не лишал себя удовольствия показать, что кое в чем может превзойти этих испытанных и опытных пилотов.