Снова отпуск, родной Надеждинск, встреча с родными и друзьями. Все признавали, что Толя стал более подтянутым, повзрослел, был более сдержанным, но все же остался таким же увлекающимся, хорошим товарищем; его звали в каждый дом, он принял участие в делах надеждинских комсомольцев, в металлургическом техникуме по просьбе горкома комсомола провел цикл занятий по военному делу. На его часы занятий собиралось много парней и девушек, и они открыто гордились "нашим Тошкой", который стал "совсем как большой!" Но еще не кончился отпуск, как он простился с друзьями, расцеловал родных и уехал.

- Повидался со всеми, - говорили потом родные, - все живы-здоровы, вот и ладно, и отправился в дорогу. Так ни одного отпуска дома до конца не провел!

Первые два года был в Ленинградском военном округе, в Гатчине. В этой эскадрилье недавно служил Валерий Павлович Чкалов, а еще раньше, в 1922 году, в эту часть влился авиаотряд, которым в 1914 году командовал Петр Николаевич Нестеров, автор первой "мертвой петли" и первого в мире воздушного тарана.

Вместе с Серовым в гатчинскую эскадрилью прибыла большая группа молодого пополнения. Серов быстро перезнакомился с новыми и старыми летчиками, разузнал, какие из них здесь считаются лучшими.

- С первого же дня будем у них учиться летному мастерству, заговорщически объяснял он приехавшим с ним товарищам.

Так же быстро узнали и его. Включили в лыжную команду, в хоккейную, в кружок гимнастов. Всюду Анатолий появлялся с открытой улыбкой, привлекая людей своей удивительной жизнерадостностью. Вскоре уже его общества искали, по вечерам собирались вокруг него в общежитии или в клубе.

Вообще там не видно было людей унылых и вялых. Энергичная и деятельная это была среда. И все учились, начиная с новичков и кончая командиром эскадрильи. Те же предметы, что в летной школе, та же учебно-боевая подготовка. Но программа значительно повышена. А главное, здесь уже не подходят к летчику, как к неоперившемуся птенцу-курсанту, а как к воину, командиру и предъявляют к нему соответственные требования. У летчика возрастает сознание ответственности за честь звена, отряда, эскадрильи.

Для Серова все трудности строевой службы возмещались обязательными и почти ежедневными полетами.

У него, как у каждого летчика, была своя машина. Он мог изучать ее, ухаживать за ней, привыкать к ней в полетах, все больше подчиняя ее своей воле.

- Что мне по душе, - делился он с новыми друзьями, - так это то, что не нужно ждать своей очереди, пока отлетают другие. В моем распоряжении быстроходный истребительный самолет! Жаль только, что не все дни недели дни полетов.

Командиры, проверив подготовку Серова и введя таким образом его в летный строй, пустили летать одного. Он выделялся среди нового пополнения уверенной "походкой" в воздухе, точностью выполнения поставленных задач. Серова назначили командиром звена. Тут впервые, уча других точности, дисциплине, умению подчиняться, он особенно ясно понял, какое это имеет важное жизненное значение для летчика.

Серов очень глубоко принял к сердцу свою ответственность за подчиненных, за их жизнь, за машины, на которых они летали. Лучшее средство обучения - личный пример. И Анатолий "показывал" членам его звена все известные ему хитрости и трудности полета и пилотажа. И сам быстро совершенствовался как летчик. На празднике авиации за блестящий каскад фигур Серова наградили новыми летными очками, которыми он очень гордился:

- Я выгляжу в них как старый воздушный волк, - шутливо говорил Анатолий.

Ему поручали вводить в строй следующие молодые пополнения. Но дни были заняты и спортом, и классными занятиями, из которых он особенно любил тактику воздушного боя. В соревнованиях по футболу, хоккею, лыжам Серов почти всегда завоевывал первые места. Он не хвастал этим, не выпячивал своих побед, наоборот, любил поддержать и ободрить товарища, но его увлекала страсть - быть впереди в самых трудных состязаниях. Для этого он не жалел времени на тренировку.

Первый же однодневный отпуск Анатолий провел в Ленинграде в поисках Чкалова - своего кумира. Но Чкалова здесь не оказалось. Возвратившись в часть, он стал расспрашивать о нем и узнал, что Чкалов отстранен от авиации, зачислен в дисциплинарный батальон и не летает. Серов был прямо-таки сражен этим известием. Он страдал за Чкалова как за близкого друга. В этот вечер он долго говорил с товарищами о человеке, которого ему до сих пор не удалось встретить, но которого отлично знал по рассказам других.

- Чкалова недолюбливают те, кто хочет прожить без риска. А Чкалов тем и дорог, тем и замечателен, что он революционер в авиации. Кто совершает нечто новое, небывалое, тот не может не рисковать. Без риска и через канаву не перепрыгнешь. От авиации отстранили... Кого!.. Нет, он и это преодолеет, я уверен. Это человек воли и упорства, у него ум ученого, а сердце - орла! Это я давно понял. Для меня Чкалов - свет, к нему тянешься всей душой.

Позднее, когда Серов уже служил на Дальнем Востоке, он узнал, что ожидания его оправдались и Валерий Чкалов снова летает.

Серова вдруг перевели в Московский военный округ, и некоторое время он служил там. Он еще надеялся в Москве встретиться с Чкаловым, но его перевели на дальневосточную границу. Получив отпуск, съездил в Надеждинск повидаться с родными.

В этот свой приезд Анатолий добился основания здесь аэроклуба. Дали помещение, средства, выписали инструкторов. С первыми заводскими юношами Анатолий успел провести напутственную беседу.

Обнимая отца на прощание, он пообещал:

- Когда-нибудь полетаешь со мной над нашим Надеждинском, над Турьей. Ты водил меня по этим местам, мы с тобой и верхом много поездили по путям золотой разведки. Узнаем ли мы их с высоты воздушной трассы?

Мать собирала сына в дальний путь, улыбаясь спокойно, но в душе уже поселилась тревога: на Дальнем Востоке граница была неспокойной. Еще не так давно прекратились бои с белокитайцами, закончившиеся победой советских войск. А там еще японские самураи ведут себя вызывающе. Все время надо быть начеку.

- Ты пиши, пиши почаще, сыночек. Редко пишешь, нехорошо.

- Да хоть для матери найди время написать, - поддержал ее отец.

- Раз в неделю буду писать! Да не волнуйся, мамашенька, со мной ничего не случится, кроме хорошего!

На Дальнем Востоке. Звено воздушных акробатов

На Дальнем Востоке Анатолий служил с августа 1933 по октябрь 1935 года. Этот период был важным этапом в его жизни. За эти годы он окончательно сформировался как воздушный боец и мастер высшего пилотажа. Прекрасно закалил его, и без того сильного уральца, суровый климат, приучив летать в любую погоду и выполнять задания в самых трудных условиях.

Каждодневно повышать знание своего оружия и искусство владения им, готовность в любую минуту, по первому сигналу тревоги броситься на притаившегося рядом злобного врага - все это вызывалось напряженной обстановкой, в которой проходила его служба.

Отношения между империалистической Японией и СССР в то время заметно обострились. Японские самураи вторглись в Китай, захватили Маньчжурию и готовили плацдарм для нападения на Страну Советов.

Толя достаточно знал эту обстановку и внутренне был готов к немедленному выполнению боевого задания. Когда же прибыл на место, то был поражен мирной трудовой картиной. Весь летный состав авиабригады был занят обыкновенными строительными работами. Вместе с бойцами летчики рыли котлованы под ангары, строили склады и мастерские, отделывали жилые здания. Жены командиров разводили садики и цветники, наводили порядок в общежитиях холостяков, в красноармейских казармах, работали в столовой. Каждый человек был нужен, каждой паре рук находилась работа! И вместо "выполнения боевого задания" Серов пошел рыть котлован.

Он был рабочим и давно привык к физическому труду. Анатолий стал во главе бригады. Раньше других справившись со своим заданием, бригада Серова приходила на помощь другой. Анатолий увлекся соревнованием. Общее трудовое вдохновение окрыляло его не меньше, чем недавно состязания молодых пилотов в исполнении летных задач под ленинградскими и московскими небесами.