Единодушно он был принят в комсомол. После собрания ребята гурьбой шли по домам. Толя думал: "Вот они какие! Как это я раньше не замечал - умные, все понимают. Просто не задаются, не хвастают, как другие". Он с недовольством подумал, что другие - это он сам, любивший прихвастнуть. Правда, он никогда зря не хвастал, а что обещал, то и делал, хотя и не всегда успешно - вот как с полетом, например. Ткнулся в огородные грядки!

Он пошел со всеми и стал подпевать уральской песенке:

Под окном черемуха колышется,

Распуская лепестки свои.

За рекой знакомый голос слышится

Да поют всю ночку соловьи...

Как ветер, влетел в дверь дома:

- Приняли! Я комсомолец!

Комсомольская семья

Через тринадцать лет, выступая однажды перед молодежью, Анатолий говорил:

"С любовью вспоминаю о годах, проведенных в комсомоле. Я горжусь тем, что вырос в комсомоле, что комсомол воспитал меня. Для меня особенно дорого воспоминание о том, что комсомол дал мне путевку в жизнь, что, благодаря комсомолу, я стал летчиком.

В детстве я был отчаянным мальчиком. В рабочем поселке на Урале мне казалось тесно и скучно. Хотелось поехать путешествовать, посмотреть другие страны. Однажды летом я вышел из дому и отправился... в Америку! Конечно, путешествие мое не состоялось. Затем, будучи учеником ФЗУ, я частенько увлекался улицей. Учеба и работа не поглощали всей моей энергии, и я тратил ее без пользы. Но вот в 1926 году в фабзавуче я вступил в комсомол. Коллектив начал направлять мои мысли в сторону учебы и общественном работы. Комсомольская работа целиком поглощала время, свободное от учебы. Появился большой интерес к коллективу... А спортом я так увлекся, что одно время держал по лыжам второе место по Уралу".

В комсомольской организации состояло около 150 человек, несколько ее членов были избраны в районный комитет комсомола. Секретарями организации были последовательно Сухоруков, Свиридов, Туев. Толя дружил с ними всю жизнь.

Серову поручили клубную работу. По его настоянию пригласили инструктора физкультуры. Приятели Серова по лыжам один за другим потянулись в клуб имени Первого мая.

Руководил рабочим клубом артист Михаил Григорьевич Разумов. Он приехал в Надеждинск по договору на один год. Потом остался "на годик", потом еще "на годик". Каждый раз, когда истекал срок договора и можно было вернуться в Ленинград, возникало новое обстоятельство: то был затеян капитальный ремонт клуба и устройство отдельных помещений для кружков художественной самодеятельности, то поступало новое оборудование или музыкальные инструменты, о которых Разумов долго хлопотал, то, как теперь, в 1926 году, начался большой прилив молодежи в клуб.

- Приехал на годик, - шутливо жаловался он знакомым, - а уж пятый год не могу вырваться. Вот Серов притащил совсем зеленую молодежь, прямо с улицы. Хочу помочь комсомольцам обтесать эту ватагу, приучить к книге, к культуре, к коллективу. По правде сказать, славные ребята, и с ними приятно работать. Сам молодым становишься.

С помощью партийного бюро завода укрупнили библиотеку, появились новые книги. Стали устраивать коллективные чтения. Очень полюбились молодежи беседы о прочитанном. Собирались вечерами в одной комнате, читали, спорили, учились думать, искать правильные решения, ясно и связно высказывать свои думки.

Роман А. А. Фадеева "Разгром" многими молодыми надеждинцами перечитывался по нескольку раз. Драматический кружок поставил инсценировку "Разгрома" и в антрактах зрители - недавние партизаны и бойцы Красной Армии - вспоминали гражданскую войну в Сибири и на Дальнем Востоке. Родными казались образы Левинсона, Бакланова, Метелицы, который особенно увлекал их своим неуемным, бесстрашным характером. Зачитывались "Чапаевым" Дм. Фурманова, Беззаветная преданность Советской власти, Родине, народу, яркая одаренность комдива, исключительное мужество народного полководца, весь сложный и сильный характер Чапаева вошли в душу Толи как идеал, которому он будет подражать.

А вот "Мартин Иден" Джека Лондона вызвал споры и недоумение. Виктору нравились настойчивость и упорство Идена в достижении поставленной цели. Анатолий был возмущен стремлением героя войти в "высшее общество". Девчата восхищались Иденом, жалели, что он так бессмысленно покончил с жизнью. Лучше бы погиб в борьбе с капитализмом. А такая смерть все равно, что сдаться врагу.

- Верно, Нюсечка, - подхватывал Толя. - Да и погиб он от своего одиночества. От одного берега, от своего класса, оторвался, отчалил, а к другому не мог пристать - он выше этой публики был по уму и таланту. А корни, которые связывали его с народом, пересохли.

Мысль у молодых людей оживлялась, возникали сравнения, высказывались мечты, назывались в глаза недостатки друг друга. Шумели, волновались, прямо и требовательно смотрели друг Другу в глаза, полные доверия и подлинной дружбы.

И когда прошло много лет, участники этих шумных, веселых, горячих сходок и споров с великой любовью вспоминали свой клуб.

Одна из активисток клуба, Т. Потеряхина рассказывала:

- Жили мы тогда хоть и в тесноте и занимались где попало, а все-таки замечательно было! Клуб у нас был маленький, а уютный. Книгу ли читали, была ли вылазка в лес или вечер самодеятельности - каждое дело мы проводили горячо, по-боевому. И это несмотря на то, что в клубе холод стоял, хоть собак гоняй. Сидим в ушанках, полушубках, валенках, закутываемся в платки... Один Толя приходил в свитере, в лыжных пьексах, румяный, смеялся так, что с улицы слышно, и уж там догадывались - Тошка пришел. А сколько спорили о том, каким должен быть комсомолец!.. В этих спорах мы росли, становились как-то богаче духовно, сильней.

Рос вместе со всеми и Толя. По окончании учебного года на первое место вышла группа, в которой учились братья Серовы. Впереди шел Анатолий. За ним тянулись остальные. У него было замечательное качество - подтягивать вперед других, помогать, быть заразительным примером в лучших своих стремлениях.

Инструктор серовской группы Николай Сухоруков давно и страстно мечтал поехать в Ленинград, увидеть там заводы и новую технику, поучиться новому, передовому. Он выписывал техническую литературу, следил по газетам и журналам за развитием техники в Советской России и за границей. Этот интерес он всячески прививал своим ученикам - почти своим ровесникам.

И вот пронесся слух, что лучший ученик ФЗУ будет премирован путевкой в город Ленина. Путевку вручат на вечере Первого мая. Собрались взрослые и молодые рабочие в свой клуб. Пришли и Кучин, и Сухоруков, и Виктор из доменного цеха.

Группе Сухорукова была вручена путевка в Ленинград, но Сухоруков не стал передавать ее какому-либо ученику, а отдал всей группе: "Сами решайте, кто больше достоин". Фабзавучники сразу решили, что поедет Анатолий. Толя так и вспыхнул. Поехать в Ленинград - с билетом в кармане, как настоящий путешественник, а не зайцем, как они когда-то в детстве "бежали в Америку", или как юные донбассовцы искали работу по всем уральским заводам... Явиться на знаменитый Путиловский посланцем Надеждинского! Все это проносилось у него в голове, когда он случайно встретился глазами с Сухоруковым, улыбавшимся ему так дружески весело...

Толю вдруг осенило. Он встрепенулся.

- Слушайте, ребята! Да ведь кто должен ехать? Никола! Это же ясно. Он еще недавно был фабзайцем, а знает больше других инструкторов, занимается по ночам, лекции нам читает интереснее, чем инженеры. Помните, как он один раз проговорился: "Съездить бы мне в Ленинград, я бы вам, ребята, привез хорошую литературу по металлургии, записи сделал бы на тамошных предприятиях".

- Правда, говорил.

- Сухоруков весь тут. Он, может, и не соберется в Ленинград за всю свою жизнь. А мы поедем! И не один раз. Я считаю, что он больше заслужил, чем я.

Сухоруков не слышал этого разговора. Он издали следил за оживленными лицами ребят, подошел и обнял Толю за плечи.

- Знаешь, Анатолий, я рад за тебя и за коллектив, что тебе отдал путевку. Но не надейся на память, записывай все интересное, что увидишь. Запоминай. Какую литературу надо привезти - я тебе список подготовлю.