Он перенес ее в спальню и осторожно положил на кровать.

— Ах, — сказала она. — О, Эрик… — Она вздохнула. И все-таки он не мог. Этого тоже. Понурившись, он отодвинулся и сел на край кровати.

— Я должен уволиться из ТМК, — сказал он после паузы. — Ты должна с этим согласиться. — Он погладил ее волосы. — Молинари очень плох; можете быть, я ничем не помогу, но попытаться необходимо Понимаешь?

— Ты лжешь, — сказала Кэти.

— В чем? — он продолжал гладить ее волосы, но; уже чисто механически.

— Если бы это была настоящая причина, ты бы не отказался заняться со мной любовью сейчас, — Она застегнула платье. — Тебе наплевать на меня, — ее голос приобрел решительность. Ему был знаком этот. тихий, бесцветный голос. Всегда этот барьер, через который не пробиться. На этот раз он решил не терять время на бесплодные попытки, он просто продолжал поглаживать ее и думал: “Что бы с ней не случилось, это будет на моей совести. И она тоже это знает. Она лишена этого груза ответственности, и для нее это самое худшее. Никуда не годится, не способен заниматься с ней любовью”.

— Мой обед готов, — сказал он, вставая. Она села.

— Эрик, я отплачу тебе за то, что ты меня бросаешь, — Она разгладила платье, — Ты понимаешь?

— Да, — ответил он и пошел на кухню.

— Я посвящу этому всю жизнь, — сказала Кэти из гостиной. — Теперь у меня есть цель в жизни. Это просто замечательно, наконец-то обзавестись собственной целью, это возбуждает. После всех этих бессмысленных гадких лет с тобой. Я как будто заново родилась.

— Желаю удачи!

— Удачи? Мне не нужна удача, мне необходимо умение, и я думаю, что оно у меня есть. Я многое узнала, когда была под воздействием этого наркотика. Жаль, что я не могу тебе этого рассказать, это просто невероятно, Эрик, этот наркотик полностью меняет восприятие мироздания и особенно людей. После этого ты уже не можешь воспринимать их по-старому. Тебе следовало бы попробовать. Тебе бы это здорово помогло.

_ Мне, — произнес он, — уже ничто не поможет.

Его слова прозвучали для него как эпитафия.

Он почти закончил собираться — и уже давно кончил обедать, — когда в дверь позвонили. Это был Отто Дорф со своим военным вертолетом, и Эрик хладнокровно направился открывать дверь.

Окинув взглядом квартиру, Дорф спросил:

— У вас была возможность проститься с женой, доктор?

— Да, — кивнул он. — Она уже ушла, Я один. — Он закрыл чемодан и направился с ним к двери. — Я готов. — Дорф взял второй чемодан и они пошли к элеватору. — Ей это не очень понравилось, — обратился он к Дорфу, поднимаясь вверх.

— Я не женат, доктор, — ответил Дорф. — Мне это незнакомо. — Он был корректен и официален.

В вертолете их поджидал еще один человек. Когда Эрик спустился по ступенькам, он протянул руку.

— Рад видеть вас, доктор, — Затем из полутьмы салона он объяснил: — Я Гарри Тигарден, начальник медперсонала при Секретаре. Очень рад, что вы к нам присоединились; Секретарь меня не предупредил, но это неважно, он часто действует импульсивно.

Эрик пожал протянутую руку, его мысли все еще были о Кэти.

— Свитсент.

— Как вам показалось состояние здоровья Молинари при встрече?

— Он кажется очень усталым. — Он умирает, — сказал Тигарден. Взглянув на него, Эрик спросил:

— От чего? В наше время, когда можно заменить любой орган,…

— Я знаком с современной хирургией, уверяю вас, — сухо ответил Тигарден. — Вы же видели, как он склонен к фатализму. Очевидно, он хочет был наказан за то, что втянул нас в эту войну. Тигарден помолчал, пока вертолет поднимался в ночное небо, Затем он продолжил: — Вам не приходило в голову, что Молинари организует наше поражение? Что хочет нашего поражения? Я не думаю, что даже самые яростные его политические противники когда-нибудь осмелились бы на такую идею. Причина, по которой я говорю вам это, заключается в том, что у нас нет времени. Именно сейчас, когда я разговариваю с вами, Молинари страдает от сильнейшего приступа острого гастрита, или того, чем вам больше нравится это называть. С того самого времени, когда вы отдыхали в Вашин-35, он не встает с постели.

— Внутреннего кровотечения нет?

— Пока нет. А может быть и есть, но Молинари просто не говорит нам об этом. На него это похоже. По натуре он очень скрытен. И никому не доверяет.

— Вы уверены в отсутствии злокачественных образований?

— Мы не смогли обнаружить ни малейших при-: знаков. Но Молинари не дает нам провести все анализы, которые нам необходимы. Слишком занят. Подписывание документов, составление речей, законопроектов для представления в ООН, Он пытается все сделать сам. Он просто не может делить свою власть. Когда это все-таки случается, он образует несколько перекрещивающихся организаций, которые тут же начинают конкурировать. Это его способ обезопасить себя. — Тигарден с любопытством посмотрел на Эрика; что он вам говорил в Вашин-35?

— Не слишком много, — он не собирался раскрывать содержание этой беседы, Молинари без сомнения говорил исключительно для него. В действительности, Эрик понимал, что здесь была главная причина его появлений в Чиенне. У него было нечто, что он мог предложить Молинари и чего не могли другие доктора, достаточно необычное предложение со стороны врача…, интересно, как бы отреагировал Тигарден, если бы он ему сказал. Скорее всего — и с полным основанием, — посадил под арест, И расстрелял.

— Я знаю, в чем причина вашего появления у нас, — сказал Тигарден. Эрик хрюкнул:

— Знаете? — он в этом сомневался.

— Молинари просто следует своей инстинктивной склонности. Он осуществляет двойную проверку, вводя свежую кровь в наш организм. Мы не против; мы даже признательны — слишком много работы здесь. Вы конечно знаете, что у Секретаря громадная семья, даже больше, чем у Вирджила Акермана, вашего прежнего нанимателя.

— Кажется, я где-то читал, что у него три дяди, шесть двоюродных братьев, тетка, сестра, старший брат, который…

— И все они живут вместе с ним в чиеннской резиденции, — сказал Тигарден. — Как правило там. И все они толкутся возле него, пытаясь урвать себе кусок получше — пищу, помещение, слуг, — вы понимаете. Кроме этого, — он помедлил, — есть еще и любовница.

Этого Эрик не знал. Об этом никогда не упоминалось, даже во враждебной Секретарю прессе. — Ее имя Мэри Райнске, Они встретились незадолго до смерти его жены. Официально Мэри числится его личным секретарем. Мне она нравится, многое сделала для него как до, так и после жены. Без нее его, возможно, уже не было бы в живых. Лилистарцы ненавидят ее… Собственно, я даже не знаю почему. Возможно, я чего-то не знаю.

— Сколько ей лет?

— Секретарю, как показалось Эрику, было далеко за сорок или немного за пятьдесят.

— Молода, насколько это только можно себе представить. Подготовьтесь к встрече, доктор, — Тигарден усмехнулся. — Когда она появилась здесь, она училась в колледже и подрабатывала по вечерам машинисткой. Возможно, она принесла ему какой документ… никто не знает наверняка, но они действительно познакомились благодаря ее работе.

— С ней можно разговаривать о его болезни?

— Безусловно. Она именно тот человек — единственный человек, — который способен убедить его принять фенобарбитал, а если необходимо, и пасабамат. Фенобарбитал, видите ли, делает его сопливым, а пасабамат сушит рот. Так что он просто их выбрасывает, и все тут, Мэри может его заставить! Она итальянка. Как и он. Она может прикрикнуть на него, как это делала его мама, когда он был ребенком… или сестра, или тетка; они все кричат на него, и он это терпит, но не слушает никого, кроме Мэри. Она живет в засекреченной квартире в Чиснне за двойным кордоном людей из секретной полиции — ее охраняют от лилистарцев. Молинари страшится дня, когда они… — Тигарден осекся.

— Они что?

— Убьют или искалечат ее. Или лишат ее мыслительных способностей, превратят в безмозглое растение. У них в запасе множество различных способов, и они могут выбрать любой из них. Вы не ожидали, что наши отношения с союзниками настолько натянуты? — Тигарден улыбнулся. — Вот так они обращаются снами, наши высокоразвитые союзники, по сравнению с которыми мы просто блохи. А теперь вообразите, как будут обращаться с нами наши враги, риги, если они прорвут нашу оборону и вторгнутся сюда.