Макс Брэнд

Бандит с Черных Гор

1. ВОЗВРАЩЕНИЕ В ХВИЛЕР-СИТИ

Когда разнеслась молва о возвращении Дюка, они прямо со всех сторон посыпались. Медведь Чарли очутился в Хвилер-Сити – вместо Северной Монтаны. Старый дружище Минтер приковылял из соседнего штата Нью-Мексико. Билли-Гром, гордость и слава города Биг-Бенд, сошел с поезда в самый что ни на есть момент, чтобы успеть пожать руку Мэтьюзу Гарри из Спокана. Эта четверка составила то, что называется сливки общества, того общества, что свалилось на голову жителям Хвилер-Сити. Впрочем, много было еще и таких, что появлялись друг за дружкой незаметно, потихоньку, без рекламы, и были это всё люди мрачные, с револьверами на взводе и со святой в душе решимостью очистить землю от страшного проклятия по имени Дюк.

Вот с их-то появлением и наступили в Хвилер-Сити безумные ночи. Нет, они не шатались по улицам, громогласно заявляя о своих намерениях, ни с кем не делились своими планами, даже по секрету. Этого они ни в коем случае не делали, потому что люди всё были почтенные и уважаемые, и собрались они здесь для серьезного дела, вершить которое следует без излишнего шума. Да и нервы у них должны быть крепкими, а ум – быстрым, чтобы в любой момент справиться с любым, даже самым неожиданным, тяжким испытанием.

Вследствие такого серьезного сбора страшная тишина пала на Хвилер-Сити. Даже днем горожане шагали по собственным улицам осторожно, стараясь не топать громко. Даже Сэм Кертин, здоровенный мясник, завязывая диалог со старым Джеком Диланом, хозяином гостиницы, старался произносить слова шепотом, а во время беседы беспрестанно озирался украдкой, пытаясь определить, не прячется ли кто за спиной его собеседника.

А что же обо всем этом думал шериф?

Старый шериф был мудр. Предки наградили его странным именем – Аньен1. Таланты Тома Аньена были известны во всей округе.

Испуганные обыватели решили с ним посоветоваться. Они спросили его: что им следует делать? Шериф полагал, что в данном случае вопрос следует поставить перед жителями города: что ему, шерифу, следует предпринять в этом случае? И когда они долго и упорно внушали Тому, что он просто обязан предпринять хоть что-нибудь, потому что в противном случае сразу же по возвращении в город Дюка случится убийство, Аньен решительно заявил, что он, в свою очередь, как шериф, полагает, что граждане Хвилер-Сити абсолютно правы, за небольшим исключением: в данном конкретном случае слово «убийство» следует употреблять во множественном числе. Вполне естественно, что погибнет не один человек, а гораздо больше.

Ход мысли шерифа выглядел безупречно, однако поведение его вызывало некоторые сомнения. В те времена было распространено мнение, что шерифы, в силу возможностей, должны предпринимать все необходимые меры для пресечения преступной деятельности, а тут вроде как складывалось впечатление, что Том Аньен пытается уклониться от исполнения обязанностей, которые он присягнул свято исполнять. Но десять лет его мужественной и добросовестной службы на благо общества в данный момент несколько смягчили зарождающееся отрицательное отношение к его поведению в конкретной ситуации. Граждане Хвилер-Сити, несмотря на его речи, все-таки еще. верили, что дела его будут решительней, нежели жалкие слова.

Делегатами были вкратце переданы всему населению города слова шерифа, но этого было явно недостаточно. Дюк был убийца. То есть существовало мнение, что он убийца, и чем больше он будет оставаться в живых, тем большее количество людей он отправит на тот свет. Да, ему не откажешь во вкусе, он обладает стилем, скоростью и уверенностью прирожденного убийцы. Рано или поздно его придется устранить ради общественной же безопасности, и, по правде говоря, чем раньше, тем лучше, честное слово! Шериф был не прочь встретиться с этим прославленным преступником, но в то же время он признавал, что встреча была бы куда веселей, если бы в этом деле ему была оказана всемерная поддержка. Вот и собиралось здесь столько отменных стрелков – понаехали из всех закоулков боевого Запада. Чего уж, казалось бы, лучше! Все эти люди прекрасно понимали, что рано или поздно Дюка придется сбросить со счетов, вымарать, вычеркнуть навсегда из списков живущих на этой земле. Любой из них вправе совершить этот благородный акт, но если хоть один из них действительно повстречает Дюка, будет заварушка. Да, в самом деле, Дюк совсем недавно вышел из тюрьмы и предполагается, что совесть его в настоящий момент чиста, но все мы прекрасно знаем, что слишком уж часто предположение так и остается просто предположением, не превращаясь в факт.

Примерно так выглядело обоснование действий мудрого шерифа, сформулированное им самим, и многие жители Хвилер-Сити были с ним солидарны в этом. Общественность города располагала сведениями о том, что Дюк в настоящий момент находится на пути домой, и неплохо было бы встретить его на пороге его же старенького домика с хорошо вычищенными револьверами в руках и с решимостью совершить благое дело в душах.

А о чем думал сам Дюк?

Он просто выскочил из вагона товарняка, когда в трех милях от города поезд крепко сбавил ход на подъеме. Именно эта точка стала отправной для Дюка, легкой походкой зашагавшего в сторону дома. Интересно, с чего бы это именно Дюк, глубоко презиравший любое физическое усилие, и в первую очередь ходьбу ногами, именно пешком решил войти в Хвилер-Сити?

Какое-то предчувствие, насквозь пропитавшее воздух, подсказывало ему, что лучше войти в Хвилер-Сити тихо, без всяких там фанфар, возвещающих его прибытие. Вот так и вошел Дюк в город. Нет, он не потопал непосредственно в центр города, хотя все три года отсутствия он физически страдал от желания увидеть именно это местечко. Нет, он предпочел пробираться но окраинам. Под открытыми окнами и у приотворенных дверей он напряженно прислушивался к разговорам. Слово-другое из обрывков чужих разговоров, ухваченное то здесь, то там, усиливало его настороженность. Спустя полчаса коротких перебежек от дома к дому он уже знал, что Хвилер-Сити полон вооруженных людей, которые все больше склоняются к тому, чтобы открыть по Дюку огонь, как только он воочию явится перед ними.

Осознав это, Дюк забился в мрачный уголок, в котором какой-то высокий забор прикрывал его с трех сторон. Там он скрутил сигарету и принялся курить ее. Неплохо было бы, если бы друзья в этот момент понаблюдали за его физиономией как можно пристальней, Он улыбался, и это, несомненно, в первую очередь бросилось бы им в глаза.

В старые добрые времена он любил улыбаться. Тюрьма практически не изменила его, разве что стерла излишний румянец со щек, и чистая, здоровая кожа лица несколько подвыцвела. Мало того, физиономия у него стала просто белее мела, и на ней теперь еще сильнее выделялись совершенно горизонтальные брови. Они, словно две толстые полоски, прочерченные сажей, встречались точно посреди лба, и под ними время от времени вспыхивали глаза, словно фонарь, которым сигналит кто-то, прикрывая и открывая яркий огонь полой черного плаща.

Молодежь Хвилер-Сити наверняка отметит, что Дюк ничего не утратил от своей былой красоты, а старшее поколение с удовольствием констатирует, что три года тяжкого труда в государственном исправительном учреждении, похоже, отучили его от дурных манер. Его дух не был сломлен. Естественно, этого и следовало ожидать, потому что он был освобожден досрочно именно в связи с отменным поведением.

Дюк – и отменное поведение!

Конечно, вряд ли можно было думать, что в более отдаленных краях Дюка знают лучше, чем в Хвилер-Сити. И когда огонек вспыхивающей сигареты освещал его улыбку, совсем уж нельзя было предположить, будто в тех далеких краях знают, что Хвилер-Сити боится вот этой особенной улыбки куда больше, чем хмурого, исподлобья, взгляда Дюка.

Он докурил сигарету совсем почти до самого конца, потом поднялся, потянулся, напрягая мышцы своего шестифутового тела (как кошка, мирно продремав весь вечер у камина, встает, потягивается, проверяя свою силу, и неслышно прокрадывается в ночь – на охоту). И как кошка выпускает когти из мягких замшевых подушечек на лапах, так и Дюк вытащил на волю свой револьвер с шестью патронами в барабане, ласково взвесил его на длинных пальцах и любовно и бережно упрятал его.