Магазинъ этотъ въ послeднее время вошелъ въ моду. Въ двухъ густо заставленныхъ комнатахъ было все: гравюры, картины, фарфоръ, бездeлушки, книги. Всего больше было старинной мебели. Спросъ на все старинное росъ безпрерывно. "Журналъ красивой жизни" имeлъ въ обществe огромный успeхъ, и люди, желавшiе красиво жить, собирали трубки, табакерки, минiатюры, фарфоръ, коробочки, первыя изданiя книгъ, и дeлали на толкучемъ рынкe самыя изумительныя находки. Не было ни одного хорошаго дома, ни одного моднаго романа безъ корельской березы, рeзного дуба, "пузатыхъ комодовъ" и "золоченой гарнитуры" (полагалось говорить въ женскомъ родe: гарнитура). Двe мастерскiя спeшно изготовляли старинную мебель и наводили на нее "патину времени". Старыя доски обрабатывались щелокомъ, хромовыми солями, твердой щеткой и точильнымъ камнемъ, щели засыпались грязью, рваныя полосы шелка, выставленнаго надолго подъ дождь, прибивались ржавыми гвоздями,-- и {84} Александровскiя кресла, Екатерининскiе пуфы, Елизаветинскiе диваны радовали сердца любителей.

Въ магазинe у Яценко оказались знакомые, которыхъ онъ наканунe видeлъ на прiемe у Кременецкаго: помощникъ присяжнаго повeреннаго Фоминъ и князь Горенскiй. Молодой адвокатъ, то отступая на шагъ, то приближаясь, разсматривалъ висeвшiй на стeнe портретъ красивой дамы въ блeдно-зеленомъ платьe.

-- Не плохая, не плохая штучка... По моему, это Иванъ Никитинъ поздняго перiода,-- говорилъ Фоминъ.-- Есть въ этой фигурe какая-то пасторальная взволнованность Louis XV, правда, князь?.. Я голову на отсeченье дамъ, что это временъ Анны Iоанновны...

Фоминъ считалъ Людовика XV сыномъ Людовика XIV, а Анну Iоанновну нeмкой, не то курляндской, не то какой-то другой. Однако онъ собиралъ старинныя вещи и считался ихъ знатокомъ.

Кременецкiй въ салонныхъ разговорахъ, при случаe, рекомендовалъ Фомина, какъ "взыскателя старины, страстно въ нее влюбленнаго"... Семенъ Исидоровичъ и своего Николая Зафури купилъ по совeту Фомина. Мебель у Кременецкаго была style moderne, но онъ отдавалъ должное духу времени и, услышавъ отъ помощника о Николаe Зафури, сразу по интонацiи почувствовалъ, что, если этакую штуку предлагаютъ за двeсти пятьдесятъ рублей, нужно, не разговаривая, выложить деньги.

-- Есть, есть взволнованность,-- подтвердилъ князь, впрочемъ, вполнe равнодушно.

-- А, Николай Петровичъ,-- сказалъ Фоминъ, увидeвъ входившаго Яценко.-Тоже бываете въ этой обираловкe? {85}

-- Меня не очень-то оберутъ,-- отвeтилъ, улыбаясь, слeдователь.-Картины покупаете, Платонъ Ивановичъ?

-- Платонъ Михайловичъ...

-- Простите, Платонъ Михайловичъ... Это вeдь въ "Горe отъ ума" Платонъ Михайловичъ?.. Картины покупаете? -- повторилъ Николай Петровичъ.

-- Нынче ничего не куплю. А вотъ на дняхъ купилъ, и за гроши, за триста рублей, Андрея Матвeева, ni plus ni moins! Entre nous soit dit, j'ai roule' le bonhomme,-- сказалъ Фоминъ, показывая глазами на подходившаго антиквара. Николай Петровичъ нахмурился: онъ никогда не слышалъ объ Андреe Матвeевe, и триста рублей для него отнюдь не были грошами. Впрочемъ, онъ догадывался, что это не гроши и для Фомина. Молодой адвокатъ очень не нравился Николаю Петровичу. "И очень ужъ изъ себя плюгавый, какъ, кажется, почти всe они, эстеты",-- неожиданно обобщилъ Яценко.

-- Ваше Превосходительство, давно къ намъ не захаживали,-- сказалъ слeдователю хозяинъ, сутуловатый и кривой человeкъ въ запыленномъ пиджакe, съ узенькимъ, съeхавшимъ на бокъ чернымъ галстукомъ.

-- Что жъ у васъ время отнимать? Вeдь вы знаете, я ничего не покупаю: не по карману.

-- Зачeмъ покупать? Покупать не обязательно. Всегда рады такому гостю. Иной разъ намъ и продавать не хочется. Вотъ Платону Михайловичу все чуть не даромъ отдаю...

-- Знаемъ мы васъ,-- сказалъ Фоминъ, очень довольный.

На лицe у хозяина появилась хитрая улыбки.

-- Какъ Ваше Превосходительство заняты сейчасъ однимъ дeломъ, въ газетахъ пишутъ,-- {86} сказалъ онъ,-- то разрeшите обратить вниманiе на эту штучку.

Онъ снялъ съ полки тяжелый серебряный канделябръ и не безъ труда поставилъ его на столъ.

-- Въ чемъ дeло?

-- Это шандалъ изъ того дома, гдe былъ, сказываютъ газеты, убитъ господинъ Фишеръ. Домъ этотъ принадлежалъ господамъ Баратаевымъ, угасшiй дворянскiй родъ. Я купилъ шандалъ на аукцiонe, года четыре будетъ тому назадъ, у послeдняго въ родe по женской линiи. Какъ этотъ домъ достался купцу, тотъ этажъ надстроилъ и весь домъ разбилъ на квартиры, такъ что отъ него, проще говоря, ничего не осталось. А прекраснeйшiй былъ домъ..

-- Вотъ какъ,-- съ удивленiемъ сказалъ Яценко.

-- Это какiе же Баратаевы? -- озабоченно спросилъ князя Фоминъ.-Баратаевы, какъ Фомины, есть настоящiе и не настоящiе...

-- А кто ихъ знаетъ, я его пачпорта не видeлъ,-- сказалъ князь. Фоминъ подумалъ, что слово "пачпортъ" нужно будетъ усвоить: князь, какъ его предки, говорилъ "пачпортъ", "гошпиталь", "скрыпка".

-- Теперь Баратаевыхъ больше никакихъ нeтъ,-- пояснилъ хозяинъ.

-- Интересное это дeло Фишера и характерное,-- сказалъ князь.-Характерное для упадочной эпохи и для строя, въ которомъ мы живемъ.

-- Я нашъ строй не защищаю,-- сказалъ Яценко,-- но при чемъ же онъ, собственно, въ этомъ дeлe?

-- Какъ при чемъ? На правительственный гнетъ страна отвeчаетъ паденiемъ нравовъ. Такъ всегда бывало, вспомните хотя бы Вторую Имперiю. Повeрьте, общество, живущее въ здоровыхъ политическихъ {87} условiяхъ, легко бы освободилось отъ такихъ субъектовъ, какъ Фишеръ.

Яценко не сталъ спорить. На него вдобавокъ, какъ почти на всeхъ, дeйствовалъ громкiй трещащiй голосъ Горенскаго, его рeзкая манера разговора и та глубокая увeренность въ своей правотe, которая чувствовалась въ рeчахъ князя даже тогда, когда онъ высказывалъ мысли, явно ни съ чeмъ несообразныя.

-- Нашъ Сема спитъ и во снe видитъ, какъ бы заполучить это дeльце,-сказалъ Фоминъ, слушавшiй князя съ тонкой усмeшкой.

Николай Петровичъ ничего не отвeтилъ. Онъ не любилъ шуточекъ надъ людьми, въ домe которыхъ бывалъ. "Этотъ хлыщъ всeмъ обязанъ Кременецкому",-подумалъ Яценко не безъ раздраженiя.

-- А книгъ у васъ, вeрно, прибавилось?-- спросилъ Николай Петровичъ хозяина и, простившись со знакомыми, направился во вторую комнату магазина.

-- Обратите вниманiе, тамъ чудесный Мольеръ изданiя 1734 года,-сказалъ ему вдогонку Фоминъ.-- Знаете, т?о изданiе, ну просто прелесть.

Николай Петровичъ кивнулъ головой и скрылся за дверью. Во второй комнатe отъ вещей было еще тeснeе, чeмъ въ первой. Яценко взялъ со стола фарфоровую дeвицу съ изумленно-наивнымъ выраженiемъ на лицe, погладилъ ее по затылку, бeгло взглянулъ на марку и поставилъ дeвицу назадъ. Перелисталъ гравюры въ запыленной папкe, затeмъ раскрылъ наудачу одну изъ книгъ. Это было старое изданiе стиховъ Баратынскаго,-- его недавно кто-то вновь открылъ. Николай Петровичъ прочелъ: {88}

И зачeмъ не предадимся

Снамъ улыбчивымъ своимъ?

Жаркимъ сердцемъ покоримся

Думамъ хладнымъ, а не имъ...

"Какъ же это понимать?" -- спросилъ себя Николай Петровичъ, не сразу схватившiй смыслъ стиховъ. "Думамъ покориться или снамъ?... Да, по улыбчивымъ снамъ и жить бы, а не вскрывать разлагающiяся тeла"...

Вeрьте сладкимъ убeжденьямъ

Насъ ласкающихъ очесъ

И отраднымъ откровеньямъ

Сострадательныхъ небесъ..

Слово "очесъ" тронуло Николая Петровича; стихи его взволновали. "Въ самомъ дeлe поeхать бы туда, подъ сострадательныя небеса, въ Испанiю, что ли?" Яценко никогда не бывалъ въ Испанiи и представлялъ ее себe больше по "Карменъ" въ Музыкальной Драмe. Но Ривьеру онъ видалъ и любилъ. Въ памяти Николая Петровича проскользнули жаркiй свeтъ, кактусы, бусовыя нити вмeсто дверей, малиновое мороженое съ вафлями, женщины въ бeлыхъ платьяхъ, въ купальныхъ костюмахъ -- полная свобода, отъ заботъ, отъ дeлъ, отъ семьи... Наталья Михайловна и Витя вдругъ куда-то исчезли. Яценко побывалъ въ Монте-Карло года за два до войны, проигралъ тамъ семьдесятъ пять рублей и былъ очень недоволенъ собою. Наталья Михайловна придумывала для игорнаго дома самыя жестокiя сравненiя: называла его и позоромъ цивилизацiи, и раззолоченнымъ притономъ, и болотнымъ растенiемъ, и пышнымъ м?а?х?р?о?в?ы?м?ъ цвeткомъ,-- почему "махровымъ",-- этого она, вeроятно, не могла бы объяснить. Но теперь, на разстоянiи, и раззолоченный притонъ былъ прiятенъ Яценко. Ему {89} вспомнились сады изъ непривычно-прекрасныхъ змeистыхъ растенiй, зданiя нeжнаго желтовато-розоваго тона, съ голубыми куполами, съ причудливыми окнами, балконами, статуями, въ томъ стилe, надъ которымъ принято было смeяться, какъ надъ вполнe безвкуснымъ, и который Николай Петровичъ въ душe находилъ прiятнымъ и своеобразнымъ. "Хоть книгу купить и на досугe вечеромъ почитать стихи"... На переплетe изнутри была написана карандашомъ цeна: 20, съ какой-то развязной скобочкой. "Четырехмeсячное жалованье Вити, всe развлеченья мальчика за треть года",-подумалъ со вздохомъ Николай Петровичъ. Онъ положилъ книгу на мeсто и вышелъ изъ магазина.