Однако Прендергасту и Тьери посчастливилось - если здесь уместно это слово - совершить похожее открытие несколько позднее. Они откопали вторую гробницу с нетипичным расположением входа, на сей раз в восточной стене. Как и в первом случае, имя царственного покойника оказалось стертым. Как и в первом случае, гробница предстала перед взорами ученых разграбленной; и тут не было ни странных надписей, ни тайников, зато ловушка в точности копировала предыдущую, что с осторожностью установили наученные горьким опытом археологи. Лишь один предмет в склепе уцелел после налета грабителей. В нише у изголовья саркофага стоял алебастровый кубок с двумя фигурными ручками-змеями. На кубке были не слишком искусно вырезаны сцены из семейной жизни фараона. Скорее всего мародеры, охотившиеся за золотом и драгоценностями, отнеслись к кубку пренебрежительно и потому не тронули его.

Знатоку древнеегипетского искусства, каким по праву считал себя Прендергаст, было ясно, что художественные достоинства кубка невелики. Тем не менее находка поступила в коллекцию Египетского археологического музея в Каире, куда ранее сэр Джулиан передал стилет.

Джулиан Прендергаст прожил ещё два года и умер от сердечного приступа во время очередных раскопок. Жан Тьери вернулся во Францию, женился и оставил занятия наукой. Он умер в Марселе в 1962 году глубоким стариком. А о скромных открытиях двух археологов надолго забыли...

2

Москва

Музей искусств народов Востока

1983 год

- Несите этот ящик туда, - распорядился директор.

Четверо рабочих ухватили контейнер за ручки и потащили в зал, где предстояло разместить экспозицию выставки "Искусство Египта эпохи Нового царства (1600-1100 годы до н. э.)", прибывшей по обмену из Каира. У сотрудников музея выдался хлопотливый день: надо было распаковать, сверить по документам и расположить в витринах более трехсот экспонатов, найденных при раскопках в Долине Царей. По договоренности с Египетским археологическим музеем в Каире, получившим в свою очередь экспонаты московского музея, выставка должна была продлиться четыре недели, прежде чем отправиться в обратный путь.

Михаил Борисович Кожухов, работавший в музее с недавних пор, с утра чувствовал себя неважно. Сказывались изрядное похмелье и перепады атмосферного давления. Словом, у Михаила Борисовича дрожали руки, но не только это сыграло роковую роль. Кожухов панически боялся своей жены, также служащей музея. И поскольку дома он не ночевал, грядущая встреча не предвещала ничего хорошего...

Кожухов снял пломбы с пятого контейнера и откинул крышку. Его помощница Юля читала вслух сопроводительный реестр.

- Номер сто восемь... Диадема... Фотография, описание.

- Все правильно, - буркнул Кожухов, сличив оригинал с фотоснимком. Её вон в ту витрину.

- Сто девять. Кубок алебастровый, с двумя ручками, изображающими змей... А его куда, Михаил Борисович?

- Кубок? - рассеянно откликнулся Кожухов. - Подожди, это я сам.

Он бережно извлек хрупкий кубок из контейнера, где тот покоился в мягко-упругой ячейке, исключающей повреждения при перевозке, и понес его в глубь зала. В этот момент от дверей раздался резкий голос жены.

- Михаил!

Кожухов вздрогнул, споткнулся на ровном месте. Кубок выскользнул из вспотевших ладоней... Не прояви Михаил Борисович чудеса реакции, экспонат разбился бы неминуемо. Но Кожухов не сплоховал. Он успел ухватить кубок за ручку у самого пола... И все же алебастровый сосуд получил чувствительный удар о паркетное покрытие, и возле дна отлетел небольшой кусок с частью резьбы.

- Ax! - вырвалось у Юли. Она подбежала к бледному Кожухову, вокруг столпились и другие сотрудники. Жена Михаила Борисовича благоразумно ретировалась, предпочтя тактическое отступление.

Привлеченный паническими возгласами, в зал вошел директор.

- Что случилось?

- Поврежден экспонат номер сто девять, - храбро отрапортовал Кожухов, словно бросаясь в холодную воду. - По моей вине.

Директор втянул носом воздух.

- По-моему, от вас пахнет спиртным?! Ну, знаете, Кожухов... Вы у нас больше не работаете. А вопрос о компенсации за разбитый кубок мы... Что с вами?

С выражением крайнего изумления Кожухов смотрел на сосуд, который все ещё держал в руках, точнее - на поврежденный участок. Он не слышал грозных директорских слов, не вникал в их смысл.

- Смотрите. - Кожухов протянул кубок директору. Тот машинально принял сосуд, взглянул - и изменился в лице.

- Не может быть...

- Да! - почти закричал Михаил Борисович. - Под верхним слоем алебастра - второй, внутренний, и на нем иероглифы! Это двухслойный кубок, двухслойный кубок со скрытым текстом, понимаете?

- Позвольте, - растерялся директор. - В египтологической литературе не упоминается о двухслойных кубках.

- Вот именно! - торжествующе изрек Кожухов. - Я... Мы сделали открытие, а когда будет прочитан текст... Кто знает, какие сюрпризы там скрываются?!

Директор поставил кубок в ближайшую витрину.

- Странно, - сказал он. - Ведь этот экспонат изучали египетские специалисты. Как же они ничего не заметили?

- Ничего странного, - возразил Кожухов, полностью овладевший собой. Чтобы заметить, нужно... Хотя бы просветить кубок рентгеном... А кому такое придет в голову, зачем?

- Ну... Что же, - неуверенно произнес директор. - Конечно, кубок изымается с выставки, нужны тщательные исследования... Но тут возникает этическая проблема, связанная с приоритетом открытия. Кубок нам не принадлежит.

- И что? - Кожухов пожал плечами. - Египетские коллеги будут счастливы, когда мы вернем им не просто кубок, но кубок плюс его раскрытую тайну..

Итак, на выставку кубок не попал. Не вернулся он и в Египет. Археологическому музею в Каире были принесены извинения за случайное уничтожение экспоната и предложена равноценная замена из фондов московского Музея искусств народов Востока, на чем инцидент и завершился.

Кожухова все-таки уволили, но он легко нашел работу в другом музее. Однажды он встретил на улице своего прежнего директора и поинтересовался, удалось ли прочитать иероглифы на поверхности второго слоя кубка.