Левандовский не скрывал нетерпения. Он выложил на стол стилет, разобрал его и показал профессору внутреннюю полоску металла, покрытую иероглифами. Затем раскрыл папку, где на нескольких листах подробно описал ход своей работы по расшифровке криптограммы. Всё это он проделал молча. Калужский с интересом следил за действиями египтолога. Он осмотрел стилет, прочел содержимое папки, после чего стал неторопливо набивать трубку.
- Ну? - не выдержал Левандовский. - Твое просвещенное мнение?
- В высшей степени любопытно, - профессор запыхтел трубкой, наполняя комнату ароматом французского табака "Сен-Клод". - Да-с... Любопытно в высшей степени. Но откуда у тебя это? - Калужский снова принялся разглядывать стилет.
- Привезли из Египта. И я склонен полагать, что ученым об этой находке ничего не известно. Полторы тысячи лет до нашей эры...
- Мм... Значит, ты первый?
- Да, похоже.
- Так-так... - Калужский перебирал листы из папки египтолога. Причины твоих затруднений мне ясны, тут и впрямь скорее для меня задачка. Но по-моему, ты все же допустил ошибку.
- Какую?
- Смотри, - профессор отчеркнул ногтем строчку в записях Левандовского. - Здесь... И здесь. Как будто половина формулы... Обрывается... Потом продолжается. А середины нет. Где же середина?
- Где?
- Вот она. - Профессор помахал в воздухе оболочкой-ножнами. - Это не просто картинки. Видишь символы на одеянии фараона?
- Я не обратил на них внимания... Занимался внутренним лезвием...
- И ухитрился проглядеть очевидное. Из твоих же собственных схем следует, что этот иероглиф и этот вместе составляют... Что?
- Ах, черт! - Левандовский хлопнул себя по колену. - Я форменный идиот.
- Да брось ты, - утешил друга профессор. - По себе знаю... Когда зароешься в проблему, не видишь и того, что рядом лежит, а оно-то и есть самое необходимое. К тому же в главном ты прав.
- В чем?
- В том, что без меня тебе не обойтись. Чтобы до конца проникнуть в эту криптограмму, нужны специальные знания, которых у тебя нет.
- А ты сумеешь?
- Да, если стилет и твои записи останутся у меня хотя бы дней на семь.
Левандовский колебался.
- Олег, это очень ценная вещь, и она не моя... Страховая стоимость аналога в Египетском археологическом музее - пятьдесят тысяч долларов...
- Ого!
- Зачем тебе стилет? Иероглифы внутреннего лезвия скопированы мной с высокой точностью, а оболочку мы сфотографируем.
- Нет, - возразил профессор, - это не разговор. Тут может быть ещё что-то. В институте я подвергну стилет полной обработке на аппаратуре, какой любой криминалист позавидует... Ничего нельзя упустить.
- Но...
- Не беспокойся, - прервал Калужский. - Ни малейшего вреда стилету я не причиню. И секретность гарантирую - работать буду по вечерам, один в лаборатории. Конечно, стилет постоянно будет находиться при мне, глаз с него не спущу. Пятьдесят тысяч долларов - в сущности, пустяки, а научное значение этой вещи неоценимо...
- Ладно, - сдался Левандовский. - Но только семь дней.
- Ба! Господь Бог за семь дней создал мир!
Египтолог криво улыбнулся.
- Но посмотри на этот мир...
20
Говоря о гарантиях секретности, профессор Калужский подразумевал лишь следующее: нечестные люди не смогут узнать о существовании редкостного и дорогого произведения искусства и похитить его. О том же, чтобы держать в тайне сенсационные результаты расшифровки египетского текста, профессор и не думал, ему не пришла бы в голову столь явная бессмыслица.
Однако Калужский не торопился. Об условиях публикации предстоит договариваться с Левандовским. И очевидно, придется подождать, пока человек, привезший стилет из Египта, не передаст его в музей. Сейчас же профессор поместил полностью прочитанный текст со всеми формулами и технологическими подробностями в компьютер и снабдил информацию пространными комментариями в виде научной статьи. Вход в файл он заблокировал паролем.
Завершив эту работу, профессор откинулся на спинку стула и закурил трубку. Клубы дыма возносились к потолку вместе с амбициозными мечтами Калужского. О, как потрясен, как ошарашен будет английский коллега Джон Миллз! Не он ли в прошлом месяце утверждал на конференции, что подобный ход процесса в принципе невозможен? А теперь Калужский обладает неопровержимыми доказательствами, пришедшими - такое и вообразить трудно! - из Древнего Египта...
Прокуковал звонок, и профессор направился в прихожую.
- Кто? - спросил он из-за металлической двери.
- Олег, это я, - откликнулся знакомый голос.
Профессор отпер замки, и улыбаясь, пожал руку однокашнику, Коле Барсову. Колей пятидесятилетний Барсов был только для Калужского, а для остальных - Николаем Николаевичем, солидным консультантом крупного банка. Хотя Калужский и Барсов получили дипломы одного института, Николая Николаевича в юности больше привлекала комсомольская и партийная карьера, нежели научная. Позже он увлекся юриспруденцией, а в новейшие времена финансами...
Несмотря на крутое расхождение судеб, Калужский и Барсов оставались друзьями, и профессор относился к Николаю Николаевичу с полным доверием.
- Кофе угостишь? - густой баритон Барсова прокатился по комнатам. - Я тут ехал мимо...
- Так ты за рулем?
- Обижаешь, начальник! У меня свой водитель.
- Черт, живут же люди, - улыбнулся Калужский. - Тогда никакого кофе! Сегодня только коньяк!
- Ты же не пьешь, - удивился Барсов.
- Сегодня можно по рюмочке.
- О... Что празднуем? - Барсов по привычке направился в кухню, но профессор перехватил его и развернул в сторону гостиной.
- Туда! Праздновать есть что.
На столе появилась бутылка "Курвуазье" из неприкосновенного запаса Калужского и две рюмки. Профессор похлопотал на кухне, соорудив немудреную закуску. Барсов сноровисто откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам.
- За тебя, раз ты именинник, - провозгласил он. - Может, расскажешь, в чем дело?
Профессор выпил, закашлялся с непривычки.
- Тебе - само собой. Только пока это секрет.
- Пока?
Калужский лукаво подмигнул.
- Скоро я опубликую статью, а до того помалкивай. Впрочем, - он засмеялся, - формулы ты не украдешь, а без них толку мало. Что-нибудь от институтских лекций у тебя в голове осталось?