Инге побледнела, и они долго шли молча.
– Я люблю тебя, – сказала она наконец. – Всегда помни, что я тебя люблю.
Она улетела в Восточный Берлин. Супруги, зная о контроле КГБ, разработали ряд условностей для переписки.
31 марта 1961 года Инге родила сына. Богдан рвался в Восточный Берлин, он забросал своих шефов рапортами и просьбами, однако «в связи с новой оперативно-агентурной обстановкой в Берлине» к Инге его не пускали.
8 августа раздался телефонный звонок.
– Мальчик умер от воспаления легких… – Она говорила тихо, сдерживая рыдания.
Тут скалы дрогнули, и Сташинскому разрешили вылететь на похороны в сопровождении офицера КГБ.
– У нас есть информация, – говорил ему мудрый офицер в самолете, – что вашего сына отравили американские или западногерманские спецслужбы. Мы также не исключаем, что его убила сама Инге, чтобы заманить вас в Восточный Берлин. Будьте осторожны, бандеровцы ведут за вами охоту.
В Восточном Берлине за Богданом и Инге выставили плотное наружное наблюдение якобы для защиты от происков врагов.
На следующий день после приезда между супругами в шумной толпе состоялась решающая беседа.
– Послушай, Богдан, мы должны уйти на Запад. Я не могу больше оставаться в этой рабской стране!
– Меня там арестуют, посадят или казнят, – отвечал он.
– Если ты признаешься, тебя простят. Если ты боишься, я уйду сама. Я это сделаю сегодня же! Завтра будет поздно: уже объявили о берлинской стене.
– А как же похороны?
– Неужели ты не понимаешь, что сразу же после похорон нас арестуют и вывезут в Россию?
В тот же вечер 12 августа они выбрались из дома через задний ход, прошли по задворкам, которые Инге знала с детства, взяли такси, добрались до вокзала, переправились в Западный Берлин и явились в полицию, где Сташинский рассказал о себе и попросил контакта с американцами.
Он не просил снисхождения, он требовал наказания – это было покаяние, искреннее желание очистить душу.
Пораженные цэрэушники с недоверием выслушали Сташинского и решили, что это очередной психопат, никто из них не допускал и мысли, что убийца двух человек жаждет сам подписать себе приговор. Однако врачи нашли его совершенно здоровым, проверки на «детекторе лжи» показали, что он говорит правду. Тогда его передали западногерманской полиции, которая начала следствие, – немцы тоже не поверили ни одному слову Сташинского. Дотошная полиция постепенно раскопала массу доказательств его вины, нашла свидетелей, которые видели его на месте преступления, выброшенное оружие и даже кусочек сломанного ключа.
– Будь мужественным, пройди через все это, как через чистилище! Я люблю тебя, я всегда буду любить тебя… – говорила Инге.
Открытый процесс над Богданом Сташинским начался лишь в октябре 1962 года в Карлсруэ. Его разоблачения получили такой резонанс, что Политбюро приняло решение больше не проводить террористических актов за границей, Шелепину влетело за то, что его сотрудники – слабаки и трусы, в свою очередь председатель учинил разгон подчиненным.
– Я хочу только очистить свою совесть! – повторял на суде Богдан.
Учитывая признание и раскаяние, суд дал ему лишь восемь лет, главным преступником был признан КГБ.
– Я горжусь тобой, Богдан, я еще больше люблю тебя. Ты настоящий герой! – говорила Инге.
Просидел он недолго и вскоре попал под амнистию.
Потом оба сменили фамилии, скрываясь и от бандеровцев, и от КГБ, и затерялись в нашем огромном мире.
(М. Любимов. // Совершенно секретно. – 1995. – №9)