Изменить стиль страницы

В марте началась весенняя распутица, пошли дожди. Взлетать на самолетах стало трудно, а затем и вовсе невозможно. Надо было срочно перебазироваться на другой аэродром.

Пришлось самолеты вытаскивать на берег озера тракторами, а затем готовить на бывшем кукурузном поле узенькую полосу для взлета.

Два дня, с утра и до позднего вечера, работали все люди полка и батальона аэродромного обслуживания. Наконец, все было готово.

Один за другим взлетели летчики. Полевой аэродром на дне некогда пересохшего озера перестал существовать.

К тому времени на Таманском полуострове, неподалеку от нашего аэродрома, у соседей на вооружение стали поступать невиданные ранее самолеты. «Новинкой» оказались давно снятые с вооружения американских ВВС истребители «Кеттихаук». Посмотрели мы на это «чудо» авиационной техники и вспомнили, как совсем недавно сами мучились на подаренных английских «спитфайрах».

– Не сладко придется ребятам на этом заморском «шедевре», – поговаривали летчики.

Но, возвращаясь после задания домой, мы видели, что все в прошлом свободные аэродромы, расположенные по соседству, заполнены отечественными бомбардировщиками, штурмовиками, истребителями. Глаз радовался. Было ясно: предстоит большая работа.

В конце марта полку была поставлена задача, которую раньше нам не приходилось выполнять. Мы должны прикрывать с воздуха спецпоезд, следовавший из Краснодара в Темрюк, а затем вылетать для охраны военных катеров в Керченском проливе с представителями из ставки Верховного главного командования.

– Тут, братцы, надо сработать чисто. Чтобы не было ни сучка, ни задоринки, – сказал Макаров. – Не дай бог, немцы пронюхают, кого мы охраняем, они ни с чем не посчитаются.

– Надо продумать в деталях и хорошенько подготовиться к выполнению предстоящих полетов.

А погода – как это говорят в народе, «хороший хозяин собаку из дома не выпустит». Низко, над проливом повисли свинцовые тучи, моросил мелкий дождь.

Мы с Макаровым в воздухе. Помним наказ начальника штаба: «Смотрите в оба. За эти катера головой отвечаете!».

Разворачиваемся в сторону пролива и летим на бреющем полете. Находим причал, видим катера: один, второй, третий, еще несколько. На каждом по две спаренные зенитные автоматические установки. Пролетаем над ними и плавно делаем разворот в обратном направлении.

С катера взвивается зеленая ракета – сигнал: «встать на воздушную вахту». Катера отплывают от причала и в кильватерной колонне следуют через пролив в сторону Керчи. По сторонам – боевое охранение.

– Иванов, на цель вышли? – спрашивают по радио с пункта наведения.

– Все в порядке. Цель вижу, выполняю задание. Обстановка нормальная.

Но как медленно движутся катера! Мы с Макаровым то и дело теряем их из поля зрения, потому что на малой высоте не можем энергично развернуться. Затем опять пролетаем над ними. Моряки машут руками. Прошло десять минут, а нам кажется, что мы летаем уже около часа.

Делаем еще один заход в направлении движения катеров.

– «Двадцать пятый», смотри за воздухом, а я буду искать «цель», – передаю по радио Макарову.

– Понял.

И тут, словно мне кто-то из-за спины подсказал: «Посмотри назад!».

Повернул я голову и похолодел: на расстоянии метров в сто подбирается ко мне «мессершмитт». Отчетливо вижу: желтый нос самолета доворачивает в мою сторону. Чувствую, фашист вот-вот откроет огонь.

– «Месс» в хвосте! – кричит Макаров.

Но я уже резко бросил свой самолет в сторону. До сих пор не могу себе представить, что это была за фигура пилотажа на высоте в пятьдесят метров. Помню лишь одно: самолет энергично развернулся и задрожал от чрезмерных перегрузок.

Плавно отдаю от себя ручку управления и, в нескольких метрах от воды, вывожу самолет в горизонтальный полет. Немец успел открыть огонь и проскочил мимо. Нажми он кнопку управления оружием на какое-то мгновение раньше и вряд ли пришлось вернуться домой.

Вслед за первым «мессершмиттом» появился второй, но на этого уже набросился Макаров.

Через минуту-другую «мессершмитты» пропали из поля зрения, да и мы сами долго искали друг друга. Но вот наша пара снова над проливом, под нами катера. Они уже подходят к причалу. Моряки машут головными уборами. Начинаем разворот и видим серию белых ракет. Это было для нас заранее условленным сигналом: «Можно заканчивать патрулирование».

Ваша задача выполнена, – слышу знакомый голос с пункта наведения. – Разрешаю вернуться домой.

10 апреля началось наступление советских войск в Крыму, а 12 числа Керченский полуостров был полностью освобожден. Полк перебазировался на те же площадки, на которых он базировался в 1942 году.

Знакомые места! В свободное от полетов время ходим по полю и ищем зарытый в землю патефон, он был надежно упакован и мог пролежать лет десять. Искали и старослужащие, и вновь прибывшие в полк товарищи. Летчики и техники ходили с шомполами в руках и прилежно прощупывали ими землю. Но патефона мы так и не нашли. Полевой аэродром нельзя было узнать. Немцы силами военнопленных и местных жителей, оставшихся на оккупированной территории, построили бетонированную взлетно-посадочную полосу. На месте бывших землянок были оборудованы бетонированные укрытия, а также помещения для летно-технического состава. Видно, фашисты собирались здесь оставаться навсегда.

Не прошло и четырех дней, как получен приказ – продвигаться вперед, вслед за стремительно наступавшими наземными войсками.

16 апреля полк перелетел на площадку, расположенную недалеко от станции Владиславовка. Отсюда начались полеты в направлении Севастополя.

С северного направления летчики генерала Хрюкина, с востока – генерала Вершинина постоянно поддерживали наступающие войска, которые неудержимо двигались через Сиваш и по предгорьям южного берега Крыма.

Расположившись на малозаметной взлетно-посадочной площадке и начав планомерные вылеты на боевые задания в направлении Севастополя, мы узнали о кровавых зверствах фашистов. Особенно запомнился небольшой поселок – Старый Крым. Беззащитных стариков, детей и женщин гитлеровцы выгоняли на улицу, расстреливали, обливали керосином и сжигали.