- Это же чудо! Ну просто чудо природы! - никак не могла прийти в себя девушка.
- Пойдемте смотреть другое чудо...
Звенигору объезжали с юга и севера, с юга объезд был неудобный и тесный, скалы нависали почти над самой Громотухой. В самом узком месте здесь и находилась между двумя огромными камнями неширокая щель, которая вела в змеиное ущелье - небольшой и неглубокий распадок в горе, отлого поднимавшейся вверх. На дорожном каменистом полотне здесь летом всегда валялись две-три раздавленные колесами автомашин гадюки, выползавшие, видимо, к воде. И сейчас, еще издали, все увидели две плоские серебристые ленты, лежавшие в пыли поперек дороги.
- Ой! - воскликнула Лена, останавливаясь.
Все были обуты в сапоги, в руках у каждого палка. Андрей шевельнул своей палкой засохшую змеиную шкуру.
- Мразь какая, а тоже что-то хотела... Напиться, что ли, она хотела из речки?
- Не знаю. Змеи, по-моему, не пьют, - ответил Дмитрий, - но влага зачем-то им нужна. Я видел, как однажды змея выползла отсюда, сползла к речке, поплавала немного, снова выползла вот на эту плоскую плиту. День был жаркий, камень горячий, змея до вечера лежала тут, грелась и смотрела на меня...
- На вас?
- Да, Лена. Я вот на том камне сидел, а она на этом, - показал Дмитрий палкой. - И мне казалось, что она все время пристально смотрит на меня. Потом она медленно уползла в ущелье...
- Я... боюсь туда, - проговорила девушка, зябко пожав плечами.
- Да, пожалуй, и не надо, не к чему, - сказала жена Андрея. - Наташенька, не надо туда.
Наташа кивнула, соглашаясь. Но Лена тут же добавила:
- Боюсь, но пойду. Бабушка мне говорила, что дядя моего отца, Антон Силантьевич Савельев, здесь укрывался от жандармов, когда с каторги бежал... И мне интересно.
- Здесь? - повернулась к Андрею жена.
- Да, - ответил он.
- Тогда посмотрим все-таки. Осторожненько.
- Давайте, - чуть улыбнулся Дмитрий. - Я тут бывал, поэтому буду проводником. Идите за мной и слушайтесь меня.
Внимательно глядя под ноги, он двинулся между скал, за ним остальные. Через несколько шагов открылся весь распадок, щедро залитый солнцем, буйно заросший никогда и никем не тревоженной растительностью. Высокие, в рост человека почти, травы, с сочной листвой деревья - боярышник, калина, черемуха... Сразу справа начинались заросли малины, огромные красные ягоды аж пригибали ветви.
- Ой! Давайте попробуем! - невольно воскликнула Лена.
- Не сметь! - вскрикнул немедленно Дмитрий. - Станьте все вот здесь, возле меня.
Когда все подошли к нему, он сказал:
- Где-то здесь и укрывался дядя Антон. Где - я не знаю.
Некоторое время все оглядывали ущелье, по виду ничем не отличавшееся от других подобных горных распадков, разве лишь травы да деревья погуще.
- И все-таки здесь теперь, может, не так уж много гадюк? - проговорила Лена.
- Да? Ну, тогда смотри... - сказал Дмитрий. - Никому с места не сходить!
Он, обходя кусты, двинулся в сторону малинника, внимательно, как и прежде, глядя под ноги. Буквально через несколько шагов взмахнул палкой, раза три-четыре ударил по земле, раздавил что-то каблуком. Затем поддел палкой длинную, еще извивающуюся плеть.
- Вот... Сейчас еще...
- Дмитрий, хватит! - воскликнул Андрей.
Закричали и другие, требуя вернуться. Дмитрий долго просить себя не заставил.
- Тут их, тварей этих, на каждом шагу... Клубками вьются. Давайте обратно. И след в след за мной как раньше.
Когда вышли из ущелья на дорогу, Наташа облегченно вздохнула:
- Уф! Я слышала, но все-таки не верила, что такое бывает на земле...
* * * *
В доме Анны было тесно и весело от голосов, от говора и смеха, и она, вернувшаяся из Норвегии молчаливой и подавленной, потихоньку отходила, улыбка все чаще трогала ее иссохшие давно губы.
Еще в поезде Ленинград - Новосибирск Андрей, стоя в коридоре, сказал брату:
- Наверное, зря я всполошил всех на эту поездку. Что мы узнали? Ничего. И неизвестно, кто лежит под тем камнем. Маме все это, видишь, очень тяжело.
- Да, ей не легко, - кивнул, глядя в окно, Дмитрий. - И неизвестно...
- Слишком уж разительна перемена в поведении этого "русского Савелия" после того, как он оказался в норвежской партизанской группе, - проговорил Андрей. - Разве он похож на того, который организовал побег военнопленных с немецкой баржи? Тот, я поверил было, наш Семка... Тот, оказавшись у партизан, встряхнул бы их от спячки в своих горах, наладил бы связь с другими группами, они начали бы активные действия. А этот диверсант-одиночка какой-то. Но больше сидел, молчал...
- Да, это конечно, - произнес Дмитрий раздумчиво. - Но это, такая перемена в нем, могло быть и следствием ранения. И мало ли еще почему... И я, знаешь, думаю, что это все-таки наш Семен. И Наташа верит, и мать.
- Да?
- Я в Ленинграде еще слышал, как мама и Наташа, обнявшись, плакали в твоей квартире. "Это он, он, Семушка наш с тобой!" - говорила ей мать.
- А она?
- "Конечно... - говорит. - Я так рада, что хоть его следы отыскались..."
- Ну что ж, если так, то... очень хорошо, - сказал Андрей.
Анна отходила, становилась прежней, а дни летели, как птицы, скоро Андрею с женой надо было уезжать.
- Как мне хорошо, детки, с вами, - сказала она однажды утром, накануне их отъезда, обняв Раису и Наташу. - Сейчас и я, как Димушка, тоже будто слышу, как соловьи росу клюют.
- Как... росу клюют? - спросил Андрей, удивленный.
- Стихотворение у него про это есть.
- Почитай.
- После. Вечером, может быть, на прощанье. А теперь идемте, солнце высоко поднялось.
В этот день в Михайловку по заготовительным делам для орсовской столовой Шантарского завода приехал Петр Викентьевич Зубов, с утра обговорил эти свои дела с Кружилиным, и теперь он зашел поздороваться с Анной и с Наташей.
- Куда это молодежь собирается? - спросил он, улыбаясь.
Вопрос этот вызвал небольшую заминку. Потом Дмитрий прямо сказал:
- Мы хотим сходить еще раз к Звенигоре, к той зеленой котловине, куда партизан загнали каратели под командованием вашего отца.
- Вот как!
- Да. Поликарп Матвеевич обещал нам показать то место, где партизаны спустились на веревках со скал, напали на сторожевой отряд карателей, перебили их и вывели партизан из каменного мешка.