Присутствие духа и храбрость Усамы

Я продолжаю. Мой дядя Изз ад-Дин, да помилует его Аллах, требовал от меня присутствия духа в бою и испытывал меня вопросами. Однажды мы участвовали в одной из войн с правителем Хама[274]. Он снарядил и собрал войско, расположился в одной из деревень в области Шейзара и принялся поджигать и грабить. Мой дядя выбрал из войска около шестидесяти или семидесяти всадников и сказал мне: «Возьми их и иди к врагам».

Мы поскакали к ним и встретились с их конными разведчиками; мы обратили их в бегство, разбили их и выбили из того места, которое они заняли. Я послал одного из наших всадников к дяде и отцу, да помилует их обоих Аллах, а они стояли на месте с остальным войском и множеством пехоты, и велел гонцу сказать им: «Идите с пехотой, я уже разбил их». Они двинулись ко мне, и когда они приблизились, мы бросились на врагов и разбили их. Враги бросились со своими лошадьми в Шаруф[275] и переправились через него вплавь, хотя вода была высока, и ушли, а мы вернулись с победой. [174]

Мой дядя сказал мне: «Что ты прислал мне передать?» – «Я велел сказать тебе, – ответил я, – чтобы ты двинулся с пехотой, так как мы их разбили». – «С кем ты прислал ко мне это известие?» – продолжал дядя. Я ответил: «С рабом Реджебом». – «Верно, – сказал дядя. – Я вижу, что ты сохранил присутствие духа и что сражение тебя не испугало».

В другой раз мы бились с войсками Хама, и Махмуд ибн Караджа призвал на помощь, чтобы сразиться с нами, войска своего брата Хайрхана ибн Караджи, властителя Хомса. В это время у них появился обычай носить составные копья, прикрепляя одно к другому, так что длина их доходила до двадцати или восемнадцати локтей. Передо мной остановился один их отряд, а я был во главе отряда из пятнадцати всадников. На нас бросился из их рядов Ульван Иракский, один из их доблестных героев. Когда он приблизился к нам, мы не тронулись с места, и он возвратился, таща копье за собой. Я увидел, что копье волочится по земле, точно канат, и он не может его приподнять. Я пустил на Ульвана свою лошадь и ударил его копьем, а он уже доехал к обоим товарищам, и их знамена развевались над моей головой. Тут подоспели мои товарищи, среди которых был мой брат Беха ад-Даула Мункыз, да помилует его Аллах, и обратили их в бегство. Половина моего копья сломалась в казакине Ульвана. Мы были вблизи от моего дяди, который меня видел, и, когда бой кончился, он спросил: «Куда ты ударил Ульвана Иракского?» – «Я метил ему в спину, – ответил я, – но ветер отклонил мое копье, и оно попало ему в бок». – «Верно, – сказал дядя. – Ты не потерял присутствия духа в это время».

Мой отец, да помилует его Аллах, никогда не удерживал меня от сражения и опасных предприятий, хотя очень любил меня и я видел от него много ласки и заботы. Однажды у нас в Шейзаре были франкские и армянские рыцари, заложники за франкского короля Балдуина[276], который должен был заплатить выкуп Хусам [175] ад-Дину Тимурташу, сыну Ильгази[277], да помилует его Аллах. Когда они уплатили все сполна и собирались вернуться в свою страну, Хайрхан, правитель Хомса, выслал против них своих всадников, и те устроили засаду около Шейзара.

Когда заложники направились в путь, эти всадники бросились и захватили их. Поднялся крик, и мой отец и дядя, да помилует их обоих Аллах, сели на коней и стали на месте. Всякого, кто подъезжал к ним, они посылали за этими всадниками. Подъехал и я, и отец сказал мне: «Поезжай за ними со своими людьми, бросьтесь на них и освободите заложников». Я поехал вслед за всадниками и нагнал их после того, как проскакал большую часть дня; я освободил тех, кого они захватили в плен, и сам забрал нескольких всадников из Хомса. Я восторгался словами моего отца: «Бросьтесь на этих всадников».

Раз я был с ним, да помилует его Аллах, когда он стоял в одной из комнат своего дома. Вдруг громадная змея свесила голову со сводчатого потолка галереи, бывшей в доме. Отец стоял и смотрел на нее. Я принес лестницу, стоявшую рядом с домом, поставил ее под змеей и стал взбираться к ней. Мой отец видел это, но не удерживал меня. Я вытащил из-за пояса маленький нож и опустил его на шею змеи, которая спала. Между моим лицом и головой змеи было меньше локтя. Я стал пилить ей голову, а она вылезла вся и обвилась вокруг моей руки. Наконец я отрезал ей голову и бросил ее в комнату мертвой.

Но я видел его, да помилует его Аллах, также тогда, когда мы вышли на охоту на льва, который появился около крепости аль-Джиср. Когда мы приехали туда, лев бросился на нас из чащи, где прятался. Сначала он ринулся на всадников, а потом остановился. Я и мой брат Беха ад-Даула Мункыз, да помилует его Аллах, стояли между львом, и отрядом, где были мой отец и дядя, да помилует их обоих Аллах. С нами было много воинов. Лев лежал на краю реки, бил грудью о землю [176] и рычал. Я бросился на него, но отец закричал мне: «Не приближайся к нему, сумасшедший, он схватит тебя!» Но я ударил его копьем, и, клянусь Аллахом, он не двинулся с места и тут же умер.

Я не видел, чтобы отец удерживал меня от боя когда-нибудь, кроме этого раза. Аллах, великий и славный, создал своих тварей разнообразными по характеру и по природе: он создал белых и черных, красивых и безобразных, высоких и низких, сильных и слабых, храбрых и трусливых согласно со своей мудростью и всеобъемлющей мощью. [177]

Судьба

Я видел одного молодого туркмена из сыновей эмиров, бывших на службе у царя эмиров атабека Зенги, да помилует его Аллах. В этого юношу попала стрела, но не вошла в кожу и на глубину ячменного зернышка. Он сделался вялым, его члены расслабли, он лишился речи, и рассудок словно покинул его. А это был человек, подобный льву, самый крупный среди людей. К нему привели врача и хирурга. Врач сказал: «С ним не случилось ничего страшного, но, когда он будет ранен вторично, он умрет». Этот туркмен оправился и стал двигаться и ездить верхом, как прежде, но через некоторое время его поразила другая стрела, нанесла ему еще более легкую и безвредную рану, и он умер.

Я видел нечто похожее на это.

У нас в Шейзаре было два брата, которых звали Бену Маджаджу. Имя одного было Абу-ль-Маджд, а другого звали Мухасин. Они арендовали мельницу на мосту за восемьсот динаров. Около мельницы была бойня для баранов, которых били городские мясники, а следы крови убитых животных привлекали ос. Однажды Мухасин ибн Маджаджу проходил на мельницу и его ужалила оса; у него сделался паралич одной половины тела, он лишился речи и был близок к смерти. Он оставался в таком положении некоторое время, затем [178] оправился и долго не ходил на мельницу. Его брат Абу-ль-Маджд бранил его и говорил: «О брат мой, мы оба наняли эту мельницу за восемьсот динаров, а ты не заходишь на нее и не желаешь взглянуть. Завтра мы не сможем заплатить аренду и умрем в тюрьме». И Мухасин ответил ему: «Ты хочешь, чтобы меня ужалила другая оса и убила?» – а на другой день он пошел на мельницу, его ужалила оса, и он умер. Самое легкое становится тяжелым, когда кончится земной предел, и предзнаменования иногда связаны со словами.

Нечто подобное произошло, когда у нас в области Шейзара появился лев. Мы выехали на него и увидели, что слуга эмира Сабика ибн Вассаба ибн Махмуда ибн Салиха, которого звали Шаммас, пасет в этом месте свою лошадь. «Где лев?» – спросил его мой дядя. «Вон в этой заросли», – ответил Шаммас. «Иди туда впереди меня», – сказал мой дядя. «Ты хочешь, – возразил тот, – чтобы лев напал на меня и растерзал». Он пошел впереди дяди, а лев вышел к нему навстречу, как будто его кто-нибудь послал к Шамадасу, схватил его и убил. Из всех присутствующих погиб один только Шаммас, и льва тут же убили. [179]