Изменить стиль страницы

И вот однажды, предаваясь таким грустным, но реалистичным мыслям, старший сержант Деркачёв лежал на своей кровати, лениво листая взятый из Фундаменталки роскошный английский атлас тропических кровососущих насекомых. Над ухом Тонзиллита что-то противно запищало. Комар. Чёрт, на дворе конец ноября и давно снег на улице. А в общаге тепло… Все его собратья спят себе в глубокой гибернации, а то и того проще – попередохли с морозами, оставив по болотам своих личинок, типа «чёртиков»-дергунцов или мотыля. Вот весной те метаморфизируют в куколок, потом полиняют, напьются свежей крови и возобновят продолжение рода. Ну если взять середину сентября за последний вылет, то тогда получается… Ерудна какая-то!

Комар сел на потолок. Какой-то крупный кровосос. Похоже что-то из виэомий или хемагогусов – сидит, как стратегический бомбардировщик Ту-160, нос вниз, тело параллельно потолку. У сабетусов крылья чёрные, кулексы да эдесы лапы вверх задирают, а анофелесы, так те под углом приземляются. Или припотолочиваются. Так или иначе, а если это представитель этих родов, то в любом случае в Ленобласти он обязан был сдохнуть – период жизни у взрослых форм меньше месяца, холодовой гибернации нет, исключительно личиночная зимовка… Тут зимуют другие роды, на этого слона никак не похожие. Как эта тварь смела нарушить законы природы?!

Деркачёву стало интересно. Он слез с кровати, поставил на стол табуретку, затем взял настольную лампу и вскарабкался на эту пирамиду, чтобы лучше разглядеть насекомое на потолке. Комар был действительно большой. Миллиметров девять, а то и все десять. Хоботок, напротив, был не по росту коротким, усики маленькие, на брюхе небольшие жёлтые колечки. Это был не ленинградский комар. Более того – это был не советский комар. Хуже того – это был полностью антисоветский комар! Ибо обитать это животное обязано ровно на другом конце света, в тропиках Южной Америки. Сява на секунду задумался о собственном психическом здоровье. Психиатрия не скоро, и о галлюцинациях он пока ещё мало чего знал. Из раздумий его вывел резкий порыв сквозняка из открывшейся двери.

– Ёбтыть! Тонзиллит, ты чё! Молодой что ли, по потолку летать? Какого лысого ты там смотришь? Как у тебя во взводе курсанты потолки подметают? – в комнату ввалились старшина Абаж-Апулаз, сержанты Мамай, он же Хайрулов, Миша-Запор, Миша-Митоз и Петя-Панариций.

– Мужики, две-е-ерь! – заголосил Тонзиллит.

–Чё?

– Дверь закройте! Тут комар!

–Ёбу дался! Точно, шИза косит наши ряды…

Поняв, что объяснить ничего не удаётся, Деркачёв кубарем слетел на пол и захлопнул дверь. Сержанты удивлённо моргали глазами.

– Слышь, Тонзиллит. Пошли на танцы. Сегодня к нам на «Крокодильник» та-а-акие тёлки завалятся! Из Первого Меда – вон Мамай божится, что лично приглашал и билеты им уже раздал. А после вечерней проверки, как молодых в коечки отобьём, так сразу после отбоя можно и водки хряпнуть, вон Митоз на «Антимир» уже сбегал…

– Мужики, ну свалите, у меня тут правда комар. Южноамериканский. Выходите из комнаты быстро, но без резких движений. Не спугните его!

Абаж-Апулаз серьёзно посмотрел Деркачёву в лицо.

– Тонзиллит! Если это у тебя до завтра не пройдёт – то доложу по команде.

Сержанты ушли, Деркачёв аккуратно прикрыл дверь и снова уставился на потолок. Комара там не было. Может это и вправду всего лишь галлюцинация, ну какой-нибудь там синдром несбывшихся надежд. Нет, раз в АфганистОне не свихнулся, то здесь и подавно не с чего. Тозиллит снова взял настольную лампу и принялся пристально изучать стены в своей комнате. Комара не было. Тогда Деркачёв положил лампу на пол, и сам лёг, прижавшись щекой к грязному паркету. Любая пылинка, любая неровность пола давала длинные косые тени. Где-то посередине комнаты сидел комар. Деркачёв, стараясь не дышать, медленно пополз к нему. Однако насекомое оказалось не таким уж глупым, и при приближении сержантской морды быстро взлетело, буквально растворившись на фоне серой курсантской шинели, которую Тонзиллит беспечно перекинул через спинку кровати. Он, словно пограничник, светящий в море прожектором в поисках ночного аквалангиста, ползал за комаром ещё минут двадцать. Лампа уже просветила каждый квадратный сантиметр комнаты. Комара нигде не было. Тогда Деркачёв решил поймать комара на живца. В качестве живца он выбрал себя – разделся до пояса из замер на табуретке в центре комнаты. Наконец над Деркачёвым ухом опять что-то запищало. Тонзиллит замер, и тут же к нему на живот опустилось таинственное насекомое.

– Кушай, кушай меня, комарик. Приятного тебе аппетита. Пожалуйста, покушай, я вкусный! – прошептал Сява.

В ответ комар запустил хоботок в кожу Деркачёвского брюха и стал быстро наливаться кровью. Брюхо зачесалось, но гнать комара Тонзиллит и в мыслях не имел. Тем более прихлопнуть его. Он лучше бы прихлопнул того, кто рискнёт прихлопнуть эту драгоценную букашку. Комар пользовался моментом и вовсю сосал сержантскую кровь. Если очень напрячь зрение, то было видно, как на раздувшейся рубиново-красной комариной попке образуются малюсенькие капельки прозрачной жидкости. Капельки слишком лёгкие, чтобы упасть самостоятельно, и комар, а точнее комариха, ибо кусаются у комаров только девочки, сбрасывала их, потирая брюшком о кожу. Таким образом насекомое концентрирует высосанную кровь, моментально выделяя из себя излишнюю воду. Сомнений не оставалось – эта таинственная незнакомка была из ауронифелиид, эндемичных гумусофильных комаров экваториальной зоны Центральной и Южной Америк. Правда абсолютно неизвестно, чтобы эта экзотика переносила хоть какую-нибудь заразу, но сам факт… Зимой да в Ленинграде!

Тварь необходимо было изловить любой ценой. Под рукой у Деркачёва ничего не было. Наконец комар насосался крови и отяжелевший взлетел. Улетел он недалеко, тут же усевшись на стену. Деркачёв встал, и не сводя своих глаз с застывшей чёрной точки на стене, тихонько вышел за дверь. В коридоре было пусто. Сегодня суббота и курс после занятий разбежался, кто в кино, кто в увольнение, кто на «Крокодильник» – на местную дискотеку в Клубе Академии. Где-то в конце коридора маячила фигурка дневального. В такое время «стоять на тумбочке», то есть стоять по стойке «смирно» рядом с тумбочкой, на которой покоился единственный предмет – телефон, дневальный не собирался. Он уже буквально был на тумбочке – сидел на ней верхом и читал книжку, а телефон стоял рядом на полу.