Меня раздирали внутренние противоречия – за короткий срок я неузнаваемо изменился в душе, изменились мои убеждения, я отказался от прошлых стремлений. Я был змеей, которая сбрасывает кожу.

В этот период змея беззащитна и не может вести прежний образ жизни, любое движение причиняет ей боль, солнечные лучи обжигают нежную кожу, на которой еще нет плотной чешуи. В это время змея прячется в какой-нибудь норе и, страдая от голода, терпеливо ждет, когда ее новообразованная чешуя затвердеет.

Я чувствовал себя такой же змеей, как будто бы меня вывернули наизнанку. Раньше я ненавидел, а теперь – нет. Раньше внутри меня горела жажда мести, теперь внутри поселилась пустота и запоздалое раскаяние. Раньше я рвался в бой, я чувствовал дикий восторг, когда мои когти и зубы терзали человеческие тела, а теперь при одной мысли о том, чтобы убивать таких же людей, как Илай, я чувствовал, что меня охватывает ужас и отвращение к самому себе.

Повсюду я видел его глаза, его слова, в которых не было злобы и ненависти, терзали меня, как будто огнем. Я вспоминал его, его чистые помыслы, его полные уважения добрые слова, прощальные слова жертвы, обращенные ко мне, своему убийце, и мне хотелось умереть. Просто закрыть глаза, чтобы не видеть никого и ничего, заснуть и никогда больше не просыпаться.

Собрался общий совет, отличающийся от подобных советов тем, что все остальные сейры могли слышать наши слова – все племена собрались вокруг места совета. В лесу царила непривычная пугающая тишина – не было слышно ни пения птиц, ни перебранок белок в густой листве над головами. Даже маленькие сейры, которые не прожили и одного года, хранили молчание, глядя на своих мрачных родителей. Ветра не было и казалось, что даже деревья прислушиваются к нам, боясь пропустить хоть слово.

– Все вы знаете, что произошло, – сказал Велор.

Его слова, хоть и были сказаны тихо, прозвучали подобно раскату грома.

– Все мы потеряли близких и родных, все наши семьи посетила смерть, смерть, которую принесли нам злобные пришельцы из другого мира – люди.

Рокот прошел по лесу – сейры выли, с бессильной яростью глядя в безоблачное небо или рычали, опустив голову, угрожающе выпуская когти. Велор переждал, пока сейры не успокоятся, и продолжил:

– Я, как и многие из вас, потерял семью. Пусть я облечен властью над своим племенем, пусть я – вожак, но теперь это не так уж и важно. Я – один из вас, все вы мои братья и сестры. Меня, так же, как и вас, терзает боль утраты, так же, как и вы, я охвачен яростью к нашим врагам. Так же, как и вы, я хочу отомстить.

Снова – вой и рёв. Умолкшие было птицы, испуганно крича, взлетают в небо, деревья машут им вслед зелеными руками, как будто пытаясь изловить беглецов.

– Сейчас все мы должны принять очень важное решение, решение, от которого будет зависеть вся дальнейшая судьба северных сейров.

Велор снова замолчал, как будто бы для того, чтобы все успели проникнуться важностью момента.

– Нам навязывают войну. Нас убивают без причины и без объяснений. Мы знаем, что люди способны общаться с нами, вернее, это мы, благодаря своим способностям, можем общаться с их слаборазвитым разумом. Как вы знаете, один из людей, захваченный в плен охотниками нашего брата Белого, предлагал нам мир, но его вожаки там, на Выжженной Пустоши, решили, что только уничтожив нас, они смогут завоевать наш мир. Им проще убить нас всех, чем договориться о мире. Мы можем ответить только одним способом – мы должны уничтожить их раньше, чем они разделаются с нами с помощью своих колдовских вещей и демонического оружия.

Сейры ревут, теперь уже никто не воет – яростные глаза, часто вздымающиеся бока, оскаленные пасти – так мы ревем перед тем, как броситься в битву. Это не вой охотника, это не вой скорби, это вой диких зверей, зверей, которыми мы были раньше. И теперь мы снова превращаемся в зверей…

– И я спрашиваю вас, сейры, согласны ли вы вступить в войну с пришельцами? Пусть говорит тот, кто не согласен с моими словами.

Молчание, слышно только прерывистое дыхание сейров.

– Если кто-нибудь боится того, что, выступив против войны, он или она подвергнутся какому-либо унижению со стороны своих сородичей, то уверяю вас – вы можете говорить совершенно свободно, не опасаясь ни за свою жизнь, ни за жизнь своих близких.

Снова молчание, никто не смотрит по сторонам, все глаза прикованы к Велору. Все ждут.

– Я рад видеть, что мы едины, – в знак уважения склоняет голову Велор. – Теперь еще одно. Победить людей мы сможем лишь в том случае, если объединим наши племена. Людей не так уж и много, без своего оружия и чар они слабее годовалого оленя, но мощь их оружия такова, что нам нужно будет использовать все свои силы, весь свой опыт и мудрость, чтобы победить. Есть ли кто-то против объединения племен?

Снова молчание. Таких похожих друг на друга яростных глаз я не видел уже очень давно.

– Тогда – решено. Теперь – мы одно племя, как было когда-то в старину. Все важные решения принимаются общим советом вождей племен и по решению всего племени. Теперь эти леса – наша общая собственность, которую мы должны сообща защищать от двуногих.

Велор гордо осматривает стоящих плечо к плечу сейров:

– Я рад, что вы проявили такое единодушие, братья и сестры. Теперь мы должны отдохнуть перед грядущими битвами. Охотников я попрошу обеспечить племена мясом. Яссы могут располагаться на отдых, внимательно следите за малышами – теперь они наше единственное по-настоящему ценное богатство. Сегодня же мы отправим разведчиков разузнать то, чем сейчас занимаются люди, чтобы определить, где мы нанесем ответный удар. И еще кое-что, – Велор посмотрел на меня и я опустил глаза.

– В ночь нападения на мое племя я говорил о том, что Белый, которого вы все хорошо знаете, еще весной предупреждал нас о том, что подобное могло случиться. Я не внял его словам, посчитав, что люди останутся в пределах Черной Пустоши и прилегающих землях, что они уже насытили свою жажду уничтожения, истребив племя сейров, первыми обнаруживших людей. Теперь я понимаю, насколько мудр был наш брат и насколько страшным было мое заблуждение. Я снова умоляю Белого простить меня за то, что я отверг его мольбы о помощи. Я умоляю его простить меня – ведь если бы мы еще весной всеми своими силами помогли ему в его войне, то мы могли бы избежать многих смертей. Я хочу, чтобы все вы знали и понимали, какое страшное горе пришлось пережить Белому, и помнили, что среди нас есть воин и мудрый вожак, достойный всяческого уважения. Прости меня, Белый, и прими мою признательность, – Велор склонил голову к самой земле и все сейры, как один, последовали его примеру.

Я обвел взглядом своих сородичей и опустил голову – их уважение мне было уже не нужно. Я оставил свою месть еще задолго до того, как люди напали на наши племена. Я не чувствовал ничего, мне ничего не хотелось, мне было уже всё равно.

Я стоял, опустив голову, а сейры, останавливаясь, говорили мне слова благодарности, которые пустым шумом отражались в моем сознании. Я слушал их слова, не обращая на них никакого внимания. Я не видел их глаз, мои глаза были закрыты, но я продолжал видеть глаза человека, которого мое племя убило за грехи его народа…

– Ну всё, старик, – сказал Майкл, отложив в сторону микрофон, – теперь назад дороги нет.

– Ну и хорошо, – кивнул Седжвик, – давно пора было. Еще с нападения на Двойку, когда эти твари поубивали наших парней, я хотел поквитаться с ними. Да и ты тоже.

– Да, Донни, я тоже.

– Пойду, скажу ребятам, чтобы были наготове.

– Обязательно, старик. Сделай это, пожалуйста.

Седжвик повернулся, вышел из Форта и Майкл услышал, как он рассказывает столпившимся перед дверью солдатам о бомбардировке с дирижаблей. Майкл, как наяву, видел перед собой юные и не очень лица, видел, как хмурятся ветераны множества негласных войн, как зеленые новички смотрят друг на друга, ощущая под ложечкой холодок страха. Видел их серьезные лица и руки, привычные к тяжести оружия. Видел установленные на крыше Форта гранатометы и пулеметные стволы, хищными осиными жалами нацеленные в сторону леса. Видел ров, заполненный водой и мутное дно, утыканное острыми кольями. Видел растянутые в вытоптанной траве ряды проволоки, присыпанной сухими листьями. Видел проволочные усики радиоуправляемых противопехотных мин, зарытых в землю за рвом.