– Так мы ни к чему не придем.

«Мне и не надо, чтобы мы к чему-то пришли в ходе нашей беседы. Мне нужно лишь получить ответы на свои вопросы».

– Постой, но ведь мы вроде бы говорили, что война между нашими народами – просто трагическая ошибка!

Белый зарычал в ярости, волки вскочили на ноги, угрожающе глядя на чужака.

«Эта, как ты говоришь, ошибка, лишила меня моего сына, дочери и внука, который должен был появиться на свет!»

– Я не хочу сказать, что наши поступки заслуживают твоего прощения, сейчас разговор идет не о тебе или мне, не о твоей или моей утрате. Сейчас мы говорим о том, что мы сможем сделать так, чтобы война между нашими народами прекратилась! Я не смогу воскресить твоих детей, а ты не сможешь вернуть жизнь моим товарищам, но мы можем сделать так, что мы перестали убивать друг друга!

Волк молчал.

– Ты же сам говорил, что разумные существа не должны убивать друг друга!

«Говорил».

– Тогда в чем дело?

Волк устало посмотрел на Илайджу:

«Дело в том, что я не могу забыть, кем я был и кем я стал. Я не могу забыть ваши убийства и мою месть. Вот и всё. Ты ответишь на мои вопросы?»

– А ты согласен помочь мне договориться с вами о мире?

Волк молчал.

– Тогда я не буду отвечать. Можешь делать со мной, что хочешь, мне всё равно, – Илайджа перевернулся на живот и подложил руки под голову.

«Нам нужно отдохнуть», – устало сказал Белый, – «тебе нужно поспать, а мне нужно подумать».

– Откуда ты знаешь, что мне нужно спать?

«Твое тело говорит об этом», – ответил волк, – «ты сам не понимаешь этого, но твое тело требует отдыха, я чувствую запах твоей усталости».

Илайджа закрыл глаза. «Неужели ты сможешь заснуть после всего, что случилось?», сказал он самому себе и, не успев даже удивиться, тут же крепко уснул…

…Этот человек удивил меня. Он молод, иногда глуп, но иногда его слова были словами умудренного опытом вождя. Он говорил правильные вещи: мы действительно могли прекратить войну. Именно мы, сейры, могли сделать первый шаг навстречу людям. Теперь, когда я окончательно убедился в том, что Велор, умудренный опытом и годами вождь самого многочисленного племени сейров севера, был прав в том, что люди напали на нас по ошибке, я растерялся.

Нелегко прийти к выводу, что моя месть становится ненужной и, более того, опасной. Опасной как для меня, так и для моего племени. Нелегко понять, что смерть моих любимых – всего лишь ошибка, трагическое совпадение, как говорил Велор, «удар молнии». «Убиты по ошибке» – какая страшная и мучительная мысль. Я гнал её изо всех сил, но она снова и снова, как упрямая оса, возникала в моей голове: «Убиты по ошибке! Убиты по ошибке!»

Я чувствовал, что теряю рассудок, призраки моих убитых детей, окровавленные, истерзанные, упрямо стояли перед моими глазами, упрекая, обвиняя, стыдя. Я беспомощно смотрел на них, усталый, опустошенный, утративший цель и смысл жизни. Я уже был готов вскочить и растерзать человека на клочки, чтобы голоса, обвиняющие меня в трусости и предательстве, успокоились, напоенные человеческой кровью. Я убил бы чужака, мои братья только приветствовали бы мой поступок, никто бы не обвинил меня в этом. Я уже почти был готов дать волю призракам своей мести, но меня остановил другой призрак.

Я увидел, как наяву, маленького сейра. Ему было всего полгода или немногим больше. Это был мой внук, у него были добрые глаза моей дочери, Чани. Он жалобно посмотрел на меня: «Дедушка, дедушка!», взмолился он. «Неужели ты снова станешь убийцей? Неужели ты снова дашь пролиться невинной крови? Неужели ты лишишь живых надежды на мирную жизнь? Ведь ты знаешь, что есть много молодых сейров, детенышей, учеников, которые не заслуживают моей участи! Ты можешь сделать так, что они смогут жить бок о бок с людьми без кровопролитной и бессмысленной резни, без ненависти и злобы. Жить, подобно добрым соседям, помогать друг другу познавать окружающий мир. Наши земли обширны, места хватит для всех – и для людей, и для нас. Помоги нам, дедушка, помоги людям понять и простить, помоги сейрам простить и обрести покой! Я умоляю тебя, оставь месть! Во имя еще не рожденных детей, во имя подрастающих сейров и растущих людей, я умоляю тебя! Сохрани свой разум чистым, не дай зверю одержать верх!»

И я внял его мольбам. Я ясно понимал, что это и был голос моего разума, моего рассудка, замутненного ненавистью к людям и желающего очиститься от скверны жестоких убийств. Пусть этот голос на миг обрел форму моего нерожденного внука, пусть! Этот призрак умолял меня простить, а что может быть правильнее милосердия и прощения? Ничего, ровным счетом ничего.

И я принял решение…

Сергей Дубинин, лежащий на госпитальной койке, устеленной белоснежными простынями, очнулся от тяжелого сна. Его глаза открылись и несколько раз моргнули. Сергей не понимал, где он. Рядом с койкой он увидел высокий штатив с пластиковой капельницей, в вену на правой руке была введена игла. Сергей чувствовал себя отдохнувшим, но все же немного слабым.

– Эй! – слабым голосом позвал он, улыбаясь, осматривая брезентовые «стены».

– А вот и наш Рип Ван Винкль проснулся! – в «палату» быстрым шагом вошла Марина Сергеева.

Она улыбалась, но всячески пыталась скрыть улыбку, нахмурив брови и поджав губы.

Она проверила уровень жидкости в плотном целлофановом пакете с физиологическим раствором и чем-то осталась довольна.

– Здравствуйте, Мариночка Петровна! – улыбнулся Дубинин, приподнимаясь в кровати.

– Здравствуй, здравствуй, друг прекрасный, – проворчала Сергеева, довольно бесцеремонно проверяя зрачки биолога с помощью карманного фонарика в виде ручки, трогая бледный лоб и одновременно пытаясь нащупать пульс.

Сергей стоически вытерпел эти медицинские процедуры.

– Пульс в норме, следи за рукой, – сказала Марина, водя пальцем перед носом Дубинина.

– Ох, да в порядке я, Марина, что ты в самом деле!

– Ты, Дубинин, мне не будешь рассказывать сказки, кто и что тут в порядке! – Марина воинственно сморщила нос.

– Кто это тут в порядке? – поинтересовался вошедший Владислав.

– Я! – Сергей поднял свободную от капельницы руку. – Пионер Дубинин всегда готов!

– К чему это он готов? – спросил Сергеев у жены, демонстративно не обращая внимания на Сергея. – Больной, ведите себя спокойно!

Владислав наклонился над Дубининым и подчеркнуто добрым, как у Айболита, голосом, спросил, гладя Сергея по голове:

– Ну, кто мы сегодня?

Сергей не выдержал и засмеялся старой бородатой шутке.

– Сегодня мы – Дубинин Сергей Сергеевич.

– Ну, и слава богу, – улыбнулась Марина.

– Ну, ты и учудил нам вчера, Серега, – Сергеев присел на кровать рядом с биологом, – совсем плохой был.

– Как это?

– А ты что, ничего не помнишь?

– Нет.

– Не придуривайся, Дубинин, а то касторки зальём и зеленкой нос помажем, – пригрозила Марина.

– Да серьезно, ребята, ничего я не помню. Помню, что вроде бы заболел, ну, уроки отменил – это я помню. Помню, слабость была какая-то дурацкая, шатало меня немножко, я подумал, что – грипп какой-нибудь, уже обрадовался, что местные вирусы показались или наши завезенные проклюнулись. Думал с самого себя историю болезни писать, на радость науке и вам, докторам-садистам, а больше ничего и не помню.

– У тебя сердце вчера остановилось, Сережа, – голос Владислава стал абсолютно серьезным, – тебя Майкл вчера вечером приволок. Мы тебя на стол положили, видим – пульса нет. Засандалили тебе адреналин прямо в сердце, два раза электрошоком били и моторчик твой ожил.

– Ни фига себе! – ошеломленно выдохнул Дубинин.

На его лице было написано неподдельное удивление и растерянность.

– Вот тебе и «ни фига»! – отрезала Марина. – Ты посмотри, на что ты стал похож – чисто скелет, узник Освенцима, кожа да кости.

– А чего вы это в меня вкололи? – Сергей указал на капельницу.