- В таких труднейших условиях, как наши, товарищ Антадзе, пройдя суровую солдатскую школу, не утратил интерес к военной профессии. Окончив училище, лейтенант Антадзе попросился в родной полк, сюда, в Рабат.
Додик сидел красный от смущения, смотрел куда-то под стол, беспокойно крутил в пальцах карандаш.
Шатров вспомнил, как при первой встрече с Антадзе, когда их познакомил Зайнуллин, он самонадеянно решил быстро опередить в работе этого неброского на вид грузина. Теперь Алексей смотрел на Додика с уважением и хорошей завистью. Да, Антадзе оказался гораздо тоньше, интереснее и умнее, чем можно было предполагать по внешности, под впечатлением минутного знакомства...
Шатров на протяжении всей беседы внимательно следил за Рокотовым. По лицу генерала нетрудно было определить: ему нравится все, что здесь происходит. И Алексей порадовался за Ячменева - не будет у замполита неприятностей!
Участвуя в общем разговоре, Рокотов ставил прямые и злободневные вопросы. Шатрову порой казалось, что генерал, пользуясь удобным случаем, проверяет свои обобщения, ищет ответы на беспокоящие его думы.
Рыжий Ланев, лукаво блестя глазами, попросил:
- Товарищ генерал, у вас много наград, вы бы рассказали нам хотя бы про одну из них. Может быть, мы учтем ваш опыт, а кто-нибудь отличится и тоже орден получит!..
Рокотов улыбнулся. И после небольшой паузы с увлечением заговорил:
- Я расскажу вам про орден. Это был не мой орден.
Шатрову показалось странным - у генерала много своих наград, а рассказывать собирается о чужом ордене. Но в то же время намерение Рокотова вызывало и любопытство: он должен рассказать что-то особенное, необыкновенное,
Генерал поглядел на притихших офицеров:
- Когда разгорелись бои у озера Хасан, я был курсантом военного училища. Все мы тогда с трепетным вниманием следили за событиями на Дальнем Востоке. Каждый курсант готов был в любую минуту лететь к озеру Хасан и бить самураев. - Рокотов улыбнулся: - Разумеется, в мечтах каждый видел себя совершающим подвиги. Но увы! Подвиги вершили другие, а нам посчастливилось только увидеть одного из героев. После окончания хасанских событий участники боев ехали в отпуска, к родным, к друзьям, подлечиться. В наш город приехал выпускник училища старший лейтенант Ястребов. Вот у него на груди был тот орден, о котором я хочу вам рассказать. Командование училища пригласило Ястребова погостить у курсантов.
Был солнечный день. Мы собрались в клубе. С нетерпением ждали героя. В актовом зале на стенах висело много мемориальных досок, на каждой из них были написаны дата и место боя, который вело наше училище, отстаивая Советскую власть.
Это было уже историей, она превратилась в архивные документы, в золотые записи на мраморе. А мы ждали человека, который несколько дней назад был в бою, бил врагов, все сам видел, во всем сам участвовал. И что важнее всего - этот человек наш собрат по училищу. Счастливчик, как мы ему завидовали!
Ястребов вошел в зал, высокий, улыбающийся, перетянутый в талии новым блестящим ремнем.
Он бы одет в зеленовато-серую коверкотовую гимнастерку. На воротнике малиновые петлицы, окаймленные золотым кантом. В петлицах поблескивали три красных квадратика - кубари, как мы их тогда называли. Ястребов шел с начальником училища, у которого на груди блестели два ордена Красного Знамени. Но это были "старые" ордена, мы их видели каждый день, знали, что там на флажках написано, где облетела эмаль и какой краешек немного погнут. Орден Красной Звезды на груди старшего лейтенанта вспыхнул рубиновым жаром и сразу заслонил все.
Командиры прошли на сцену, а мы все это время оглушительно били в ладоши, желая хоть этим выразить свое восхищение. Старший лейтенант вышел на трибуну. Мне казалось, что я никогда прежде не видел таких красивых и стройных людей. Он был, видимо, очень сильный, лицо загорелое, мужественное. Но самым притягательным был все же орден. Наша рота сидела в задних рядах, и я приподнимался и тянулся до половины следующего ряда, желая хоть на один метр поближе рассмотреть орден Красной Звезды.
Старший лейтенант Ястребов передал нам горячий привет от участников боев Хасана и потом рассказал, что там происходило. Сначала он нарисовал общую картину. Потом наконец перешел к своему, личному участию в боях и тут всех нас разочаровал краткостью рассказа: "Я повел свой взвод в атаку. Мы ворвались в траншею японцев. Завязалась рукопашная схватка. В моем пистолете кончились патроны - каждым уложил по одному самураю. И в тот момент, когда я хотел заменить обойму, на меня бросился японский офицер с ножом, которым они обычно делают себе харакири. Я успел увернуться от удара, а потом обезоружил японца. Он пытался применить ко мне какие-то приемы джиу-джитсу или дзюдо, но я просто дал ему в зубы и нокаутировал".
Зал грохнул одобрительным смехом. Курсанты смотрели друг на друга сверкающими глазами, подталкивали в бока: "Во как! Знай наших!"
Ястребов смеялся вместе со всеми от души и просто.
Когда мы успокоились, он вдруг заявил: "Вот и все, что я могу сказать о себе".
Мы загалдели, задвигались. Кто-то крикнул: "Расскажите еще что-нибудь!" - "Да больше нечего, товарищи". "Ну тогда это же самое еще раз!" - попросил кто-то. Все засмеялись и опять захлопали.
"Я расскажу вам о своих однополчанах. О том, как они мужественно защищали Родину. О тех, кто отдал жизнь за народное счастье".
В зале установилась напряженная тишина.
Старший лейтенант говорил очень интересно. Мы не отпускали его до самого обеда. Он пошел в курсантскую столовую, обедал вместе с нами.
В выходной день разрешили увольнение. Я отутюжил форму, начистил сапоги, подшил воротничок и подманжетники. Мы все были большие форсуны. Чиститься, прихорашиваться, блестеть и выглядеть молодцом было для каждого из нас удовольствием. Я не помню ни одного неряхи в роте. Ни пушинки, ни пылинки не было на курсанте, когда он выходил в город.
И вот иду я по улице Пушкина. Вдоль дороги тянется цветочный газон. Навстречу идут девушки, и все они на меня смотрят. Ох, высоко и гордо мы носили в те дни звание курсанта!
И вдруг на перекрестке вижу: с противоположной стороны улицы через дорогу мне навстречу идет старший лейтенант Ястребов. Я так рубанул подошвами по асфальту, отдавая ему честь, что с деревьев листья посыпались. Тогда честь отдавали при строевом шаге. Голову настолько резко повернул, что хрустнули шейные позвонки. Я не дышал, пока шел мимо старшего лейтенанта. А когда он оказался позади, у меня вдруг мелькнула мысль: "Орден-то, орден не рассмотрел! Был так близко, всего в одном метре, и не взглянул. Эх, растяпа!"
Но не все еще было потеряно. Я мигом сообразил, что нужно делать, и бросился бежать в обход квартала. Пока Ястребов прошел одну его сторону, я обежал три. И снова встретил его на следующем углу. И опять рубанул строевым шагом, отдавая честь. Но на этот раз глаза мои косили на орден! Я успел заметить все, и рубиновые лучи, и серую матовую середину, и воина, стоящего с винтовкой в руках.
Пройдя мимо старшего лейтенанта, я остановился, стараясь тщательно все упорядочить в голове и запомнить каждую мельчайшую деталь и подробность: как я приближался, как он приложил руку к козырьку, что выражали его глаза, где какие складки были на его гимнастерке и, главное, как выглядел орден. Я посмотрел на тенистую улицу, окаймленную цветами. По ней я должен был идти дальше. И вдруг мне расхотелось идти в город. Что я там увижу? Самое интересное и невероятное уже произошло. Мне не терпелось поскорее рассказать все своим товарищам. Расписать, как это случилось, может быть, даже приврать немножко, ну, например, можно сказать, что Ястребов поздоровался со мной за руку. В общем, я повернул назад и поспешил в училище...
И вот теперь, когда прошло много лет, я с волнением и благодарностью вспоминаю старшего лейтенанта Ястребова - необыкновенно красивого человека с тремя рубиновыми кубарями в петлицах и блестящим скрипучим ремнем на талии. Я вспоминаю его орден Красной Звезды, встречу с Ястребовым на улице. Вроде нет в этом ничего особенного. И все же это очень приятные, незабываемые минуты моей молодости.