Изменить стиль страницы

Мнение в конечном счете определяется чувствами, а не рассудком.

Герберт Спенсер

Алексей стал переживать, что подобный приступ может повториться, и, как назло, чем больше он переживал по этому поводу, тем чаще у него возникали проблемы со стулом. Постепенно эта тема стала в его жизни самой серьезной. Где бы он ни оказался, что бы он ни делал, прежде всего должен был решить один вопрос — где тут туалет, не занят ли и каким образом туда можно максимально быстро добраться. И только если заветная дверь оказывалась неподалеку и посетить это заведение можно было в любой момент, он успокаивался и, что самое интересное, мог хоть целый день провести без всяких потуг на дефекацию. Последнее обстоятельство свидетельствовало о том, что никакого заболевания кишечника у него нет, однако объяснить эти состояния как-то иначе Алексей не мог, поэтому предпринимал многочисленные обследования. Диагноз «здоров» звучал для него как приговор. «Что со мной?» и «Что делать?» — вот два вопроса, которые отныне не давали ему покоя.

Павшие герои не имеют детей. Если самопожертвование будет происходить на протяжении нескольких поколений, то можно ожидать, что гены, благодаря которым становится возможен героизм, будут постепенно исчезать во всей популяции.

Е. О. Уилсон

Впрочем, для меня, как психотерапевта, эта ситуация вовсе не казалась странной. Чтобы убедиться в правильности своих предположений, я задал ему достаточно простой вопрос: «Алексей, а что, ваши до сих пор в Чечню ездят?». «Да, все уже — кто два, кто три раза бывали в командировках», — протянул Алексей. «А ты-то сам ездил?» — словно бы невзначай поинтересовался я. «Да что вы, как же я могу с „этим“ в Чечню поехать?!» — эмоциональная реакция, а она была бурной сверх всякой меры, выдала Алексея с головой. Страх перед поездкой в Чечню на войну, страх быть убитым, крепко-накрепко сидевший в его подсознании, сообщил мне этой бурной эмоцией о своем присутствии. Да, с «этим» в Чечню ехать никак нельзя, а потому можно смело смотреть своим отвоевавшим товарищам в глаза: «Я не отказник, я не струсил, просто я не могу!».

Сознание и подсознание Алексея нашли компромисс: подсознание, руководимое страхом смерти (а у Алексея он оказался лишь просто более выраженным, нежели у других его сослуживцев) [3], потребовало от сознания саботировать рискованные действия, могущие привести к смерти. Сознание, со своей стороны, не могло допустить никаких проявлений трусости. Поэтому пришлось придумывать симптом, благо за претендентом на эту роль далеко ходить не пришлось: «медвежья болезнь» нашему герою была уже знакома по прошлому опыту. Более того, она неоднократно выручала его прежде, во время службы в армии, а подсознание такого не забывает. Впрочем, повторюсь, все это понял доктор, а Алексей о причинах своего симптома и не догадывался!

Воин на поле боя победил армию из тысячи человек. Другой победил себя, — и он более велик.

Дхаммапада

Парадокс этой истории, отличающий ее от большинства аналогичных, заключается в том, что этот невротический симптом в каком-то смысле действительно обезопасил своего носителя. На войне все-таки больше шансов погибнуть, нежели в мирной жизни. Впрочем, подобная закономерность прослеживается редко, чаще встречаются иные случаи, когда человек, переживший некогда серьезныеи фактические угрозы своей жизни, становится заложником своего перепуганного подсознания. Опасности начинают мерещиться такому человеку везде, хотя никаких реальных угроз уже нет и в помине. С другой стороны, невроз Алексея весьма и весьма злокачественен, ведь ему надлежало признаться себе в своем страхе, признаться себе в том, что он таким образом — с помощью невротического симптома — спасает себя от поездки на фронт. Конечно, это не его вина, но… Вот в этом, собственно, и вся проблема: сознание и подсознание играют в слишком злую игру.

Скажу пару слов про психотерапевтическое лечение. Оно состояло из трех частей. Во-первых, «починить» нервную регуляцию акта дефекации, т.е. поправить разболтавшийся рефлекс, и с этим мы справились быстро. Во-вторых, сознанию нужно было признать все те нелицеприятные для него вещи, о которых мы говорили выше. Что ж, Алексей проявил большое мужество, поскольку признать свои страхи сложнее, чем не бояться вовсе. Он справился и с этим. После этого Алексею необходимо было решить, как жить дальше. Наверное, он все сделал правильно: уволился из МВД и теперь успешно работает «на гражданке». Если бы он уволился из МВД по инвалидности из-за своей «медвежьей болезни», то, наверное, никогда бы уже не избавился от невроза, поскольку ему пришлось бы отыгрывать эту роль до конца. Он уволился не по требованию своего симптома, а принял собственное решение, после того как симптом был уже уничтожен. Это единственно правильный и возможный путь, ведь потакать невротическому симптому нельзя — от этого он становится только больше. Решения, принимаемые человеком, должны быть его решениями, а не решениями его невроза.

Смерти есть в жизни место!

Чего бояться, если не смерти? Смерть может наступить в результате болезни, несчастного случая или, если так можно выразиться, по собственному желанию. Всего этого наши дорогие невротики и боятся: заболеть, погибнуть или того, что сами, по собственной воле руки на себя наложат.

Когда-то мы действительно можем оказаться на пороге смерти: в клетку ее не посадишь, а потому она вольготно разгуливает где придется. Зачастую в миг встречи со смертью (своей, но не состоявшейся, или чужой и произошедшей) мы проявляем мужество и героизм, собираемся с силами и справляемся со стрессом. Но в последующем мы уже не те, что прежде: наша память хранит ужасное воспоминание, «опыт ощущения смерти», ее «холодного дыхания».

При наличии такой «болевой точки» в подсознании впасть в невроз со страхом смерти нетрудно. Достаточно, например, чтобы врач как-то по-особенному на нас посмотрел, сказал, что нужно обследоваться, поскольку у него есть «опасения» (последние могли быть самыми невинными!). Разумеется, его «опасения», особенно если мы не отягощены знанием медицинских нюансов, могут быстро и качественно у нас перерасти в ужас, постоянное ожидание и предощущение смерти.

Впрочем, болезни — болезнями, а есть еще и «чрезвычайные ситуации»: можно сгореть в доме, попасть под машину или оказаться в автомобильной аварии, можно упасть вместе с самолетом, а можно с моста или с мостом, можно провалиться под землю по причине разрыва трубы с горячей водой, можно оказаться жертвой насильника, убийцы, домушника и т.п., можно погибнуть в беснующейся толпе, задохнуться в лифте или метро, можно стать жертвой взрыва или любого другого теракта.

Короче говоря, есть множество самых разнообразных поводов для беспокойства. Насколько эти страхи обоснованны? Ну, судите сами: население Земли растет ужасающими темпами, ученые и не знают уже, как наша планета-матушка всех прокормит. Впрочем, если есть в подсознании воспоминания о «встрече со смертью», то никакие доводы и разубеждения на сознание уже не подействуют, а потому сделать из такого беспочвенного, по сути дела, страха культ на всю оставшуюся жизнь больших трудностей не составит.

«Я буду первым, даже если и с конца!»

Очередной наш герой (назову его Владимиром) никогда не служил в армии, не бывал в тяжелых авариях, да и серьезные болезни обошли его стороной. На первый взгляд его проблема может показаться связанной с половым инстинктом, но на самом деле речь идет о борьбе за власть. Вообще говоря, власть — вещь виртуальная. Как бы мы ни старались взять над другим человеком настоящий «верх» — это практически невозможно, он всегда останется «при своем». Можно заставить его признать наше превосходство, однако подобное признание, скорее всего, окажется лишь пустой формальностью. Можно стать для кого-нибудь подлинным авторитетом, но и в этом случае наша власть распространится на мысли человека, но не на его желания. Истинная же мечта подсознания — властвовать именно над желаниями других людей. Как известно, можно «купить» женщину, но заставить ее полюбить себя невозможно, если только она сама этого не захочет. В этом смысле она остается «неподкупной», а потому и неподвластной.

вернуться

Note3

Сразу оговорюсь, что случай Алексея не уникален. Во время знаменитой первой в новейшей истории арабо-израильской войны разнообразными неврозами в израильской армии оказались поражены около половины военнослужащих. Армия в одночасье была деморализована и выведена из строя, случилась своеобразная эпидемия неврозов: одни бойцы вдруг оглохли, другие перестали чувствовать свои ноги, третьи ослепли, короче говоря, творилось бог знает что! И только своевременные, продуманные и адекватные действия армейских психотерапевтов позволили быстро переломить ситуацию и вернуть этих «отказников поневоле» в строй. Так Израиль однажды чуть было в очередной раз не погиб вследствие страха смерти, исходящего из подсознания его солдат.