Накануне дня памяти отца, 21 ноября 1325 года, Дмитрий Грозные Очи, повстречавшись с Юрием, в порыве гнева убил его. Вероятно, это произошло где-то неподалеку от сарайского кафедрального храма, куда оба князя направлялись для участия в торжественном богослужении по случаю праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы.

Была ли эта роковая встреча случайной, или же тверской князь искал ее, заранее вынашивая свой замысел, – неизвестно. Последнее кажется более вероятным. Летопись сообщает, что Дмитрий убил Юрия «без царева слова, надеяся на царево жалование, понеже царь Азбяк чтяше князя Дмитреа Михайловичя Тверскаго, и он на то надеяся уби великого князя Юрья» (22, 189). В. Н. Татищев, повторяя в целом рассказ Никоновской летописи, добавляет, что Дмитрий убил Юрия «мстя кровь отчу» (38, 81).

Дмитрий надеялся, что хан простит ему этот самосуд, так как Юрий давно уже впал в немилость. Однако повелитель Орды как истинный деспот мог простить своим подданным все что угодно, кроме самоуправства. Он велел отправить тело Юрия в Москву для погребения, а его убийцу взять под стражу. Выждав почти целый год, хан объявил наконец свой приговор. Дмитрий Тверской осуждался на смерть. 15 сентября 1326 года ханские палачи сделали свое кровавое дело. По странной прихоти Узбека казнь была совершена в день рождения князя Дмитрия. В этот день ему исполнилось 28 лет...

Вместе с Дмитрием смертную чашу испил и другой русский князь. Летопись сообщает: «И того же дни, на том же месте, на Кандраклее реке, повелением Азбяка царя убиша великого князя Александра Новосилского» (22, 190). Несомненно, казнь князя Александра Семеновича Новосильского (мелкого южнорусского правителя, которого летописец из одной лишь вежливости именует «великим князем») была связана с судом над Дмитрием Тверским. Вероятно, Александр принадлежал к числу близких друзей тверского князя и вместе с ним готовил убийство Юрия Московского.

Это сухое, знойное лето 1326 года надолго запомнилось всем. Обмелели реки, иссякли родники и пересохли колодцы. Повсюду горели леса и торфяные болота. Сизый дым стелился по земле, заполнял низины и овраги. Ветер доносил тревожный, горький запах гари даже в самые высокие светелки княжеских теремов, где под присмотром матушек и тетушек тешились рукодельем, ссорами да пересудами созревавшие княжны-невесты.

И вместе с горьким ветром долетали до островерхих теремов и тревожные вести с юга, из степей. И вот уже рыдает Тверь и, выплакав все глаза, уходит в монастырь на вечное одиночество молодая литвинка Мария – вдова Дмитрия Грозные Очи. «Подлинно, совершенная суета – всякий человек живущий. Подлинно, человек ходит подобно призраку; напрасно он суетится, собирает и не знает, кому достанется то» (Псалтирь, 38, 7).

Люди чаще, чем обычно, ходили в церковь, усердно молились, и каждый понимал: после нескольких лет спокойной жизни над Русью собралась гроза новой кровавой усобицы. Там, на юге, в выжженных солнцем степях, идет жестокая схватка за власть, от исхода которой зависит многое...

Хан Узбек и его вельможи долго тянули с решением. Они дали время собраться в Орде всем заинтересованным лицам. Из Москвы явился брат убитого Юрия князь Иван, а из Твери – брат Дмитрия князь Александр. Каждый из них привез немало всякого добра. Но великий хан, не торопясь, попивал свой кумыс, перебирал лазуритовые четки и размышлял о том, с какой из своих многочисленных жен он проведет нынешнюю ночь.

После гибели Дмитрия Грозные Очи князь Александр Тверской действовал всецело в духе своего отца и брата. Он давал любые обещания, не заботясь о том, как он сможет их исполнить. Желанная цель заслоняла от него все остальное. В итоге он получил и тверской стол, и великое княжение Владимирское. Однако Александр вернулся на Русь не только с победой, но и с толпой жадных кредиторов, которые требовали платы по векселям. «Тогда же прииде из Орды князь Александр Михайлович Тверский и татарове с ним, должницы его» (38, 81).

Иван Калита, как некогда Юрий в том давнем первом споре с Михаилом Тверским о великом княжении в 1304 году, отступил. Он получил московский стол и вернулся домой без триумфа, но и без долгов. Чутье уже немолодого, искушенного в ордынских делах правителя подсказывало ему, что время тверских князей подходит к концу. Их манера вести дела была слишком резкой и вызывающей.

Ставка на силу, шантаж, террор привели их к глубокому антагонизму с Новгородом, без поддержки которого ни один великий князь не мог сводить концы с концами в Орде. И сам ордынский хан постепенно укрепился в мысли о том, что московский вариант консолидации Северо-Восточной Руси по многим причинам предпочтительнее тверского. Рассказав о казни Дмитрия Тверского, летописец замечает: «И бысть царь Азбяк гневен зело на всех князей тверских, и называше их крамольники и противных и ратных себе» (22, 190). Хан дал Александру Тверскому великое княжение, но тучи над Тверью сгущались. Московскому князю Ивану оставалось только терпеливо ждать. А это он умел делать как никто другой...

Снежная гора

В то время как князь Юрий Данилович метался от одного края Руси к другому, поспешая навстречу своей ужасной судьбе, – его младший брат Иван по большей части пребывал в Москве. Здесь он вырос, возмужал, обзавелся большой семьей. Москвичи знали его как рачительного хозяина и хорошего управителя, но при этом и как набожного, «христолюбивого» человека. Добрый и благочестивый, Иван мог, однако, при необходимости крепко постоять за свою правду. На войне он умел действовать быстро и решительно.

Особенное почтение Иван Данилович проявлял к митрополиту Петру. В церковном отношении Москва входила в состав митрополичьей епархии. И потому московские князья по своим духовным делам обращались прямо к митрополиту как к своему епархиальному архиерею. В случае отъезда митрополита епархией управлял его доверенный клирик – наместник.

Москва была крупнейшим городом митрополичьей епархии. Обедневший, многократно разоренный татарами Владимир уже не мог служить достойным местопребыванием для главы всей Русской Православной Церкви. Кроме того, митрополит не любил владимирского одиночества. Это был город мертвых, в котором господствовали не живые люди, а величаво-угрюмые призраки прошлого. Поначалу Петр предпочитал жить в небольшом, но уютном Переяславле – втором по значению городе великого княжения Владимирского. Было во всем облике этого приозерного городка нечто утонченно-духовное, евангельское. Стояли на холмах стройные, как свечки, деревянные церкви. Радовало глаз своим светлым, веселым простором озеро. Тихо плескали весла в тенистых протоках неторопливого Трубежа. А по берегам сушили сети и смолили лодки рыбаки – далекие русские собратья тех галилейских рыбаков, которых сам Спаситель призвал когда-то на тернистый путь апостольский.

Однако печать запустения, которой так явственно отмечен был Владимир, легла и на Переяславль. Многократно разоренный татарами, город обезлюдел, сжался в кольцо древних валов. Туг и там виднелись незастроенные пепелища. Даже приезд владыки не мог возродить былого величия Переяслав-ля. Впрочем, Петр не имел времени, чтобы подолгу оставаться на одном месте. Исполняя свой архипастырский долг, он неустанно странствовал по Руси, наставляя и обличая, убеждая и проклиная. Лишь к концу жизни, устав от вечных скитаний, он избрал своим любимым пристанищем Москву. Здесь его всегда приветливо встречал благочестивый князь Иван Данилович.

Сложившаяся при митрополите Петре «двуглавая» структура митрополичьей епархии (Владимир – Переяславль, позднее Владимир-Москва) воспроизводила на епархиальном уровне возникшую после татарского нашествия «двуглавую» схему всей русской митрополии (Киев – Владимир).

Митрополит Петр возвышался над князьями не только величием своего сана и авторитетом стоявшего за его спиной константинопольского патриарха. В своих поступках он исходил прежде всего из интересов церкви и нравственных императивов Евангелия. Никто из князей не мог использовать его в качестве орудия для достижения своих корыстных целей. Однако за добро Петр всегда платил добром. Гостеприимство князя Ивана, а главное – его неподдельное, истовое благочестие побуждали Петра к ответному доброжелательству. В сложных обстоятельствах он поддерживал москвичей. А эта поддержка значила в ту пору очень много.