Шаги Ланселота зазвучали вновь, он направился к двери. «Диана, Рианнон, молю вас, пусть он уйдет!» – мысленно взмолился Корс Кант. Зашуршал занавес, но Ланселот не ушел – нет, он впустил в комнату гостя. Тот вошел почти бесшумно.

– Ланселот, дела складываются не совсем обычно… – произнес голос Аргуса.

«О боги, только не это. Теперь еще и Dux Bellorum здесь! – Корс Кант в отчаянии запрокинул голову. – Они никогда не уйдут! Буду тут висеть, пока не свалюсь!»

А голову он запрокинул зря. Потеряв равновесие, бард в страхе пытался покрепче уцепиться онемевшими пальцами за край подоконника, а нога неуклонно сползала вниз с выбоины в стене. Он падал.., но очень медленно… Левая рука отцепилась… Еще мгновение и…

«Возьми меч».

Нога соскользнула.

«Да возьми же меч!» – Снова этот голос в голове, тот самый, который говорил с ним со времени первой встречи с Меровием. Но что это значило, какой еще меч?

Корс Кант в ужасе посмотрел вниз. Красноватые булыжники, которыми был вымощен двор, ждали его, оскалившись, словно зубы дракона. Он ничего не мог поделать, его ожидала неминуемая гибель.

И вдруг страх исчез. Стало легко. Он понял, что покинул свое тело, он как бы глядел на него с высоты. «Я умру. Когда-нибудь я непременно умру, быть может – сегодня, быть может – прямо сейчас». Но почему-то от этой мысли ему было покойно и легко. И в этот миг он увидел меч.

Он торчал под подоконником, рукояткой к юноше, а лезвие было воткнуто в стену – совсем как в легенде о том мече, который Уртус, отец Аргуса, вырвал из камня, чтобы затем стать королем трех королевств .

Вот и вторая рука Корса Канта оторвалась. Он слишком сильно запрокинулся назад и не мог дотянуться до стены. Снова посмотрел вниз, гадая, выживет или погибнет. А красные булыжники так и звали к себе, так и манили…

Но и меч звал его к себе. «Хватайся за меч!» – приказывал внутренний голос. Корс Кант слышал его так явно, словно Меровий стоял совсем рядом с ним.

Время тянулось медленно, как тогда, когда герои сидели возле головы Брана, а голова повествовала им о царствах былых времен и о том мраке, что ждет их впереди. Голова вещала сто лет, но за это время герои состарились только на одну ночь.

Корс Кант протянул к призрачному клинку призрачную руку, всей душой пожелав, чтобы его рука во плоти коснулась меча. Левая, потом правая… Почему-то он не упал, а повис, вцепившись обеими руками в рукоятку.

«Ты кто – провидение? Это знамение? Разве меч – моя дорога, а не арфа?»

Кто-то за спиной у Корса Канта, быть может, сам Меровий, покачал головой. Юноша не сомневался в этом. «Взгляни вниз, оглянись назад. Меч не всегда меч, и чаша не всегда вмещает вино. Золото покупает не только хлеб, а в океане деревья вырастают выше, чем на суше».

Корс Кант потянулся к стене, к подоконнику, крепко ухватился за него. Меч растаял в туманной дымке, пронзив без боли его грудь и лицо.

Корсу Канту стало дурно. Он падал, падал… Ox! – и он очутился в собственном теле. Он удерживался за подоконник благодаря одному только необъяснимому чуду.

«Теперь ты понял, – с усмешкой произнес противный голос Меровия, – как просто порой любому из нас впасть в искушение и схватиться за меч. Помни об этом, когда в следующий раз будешь держать в объятиях свою возлюбленную».

Юноша прижался щекой к холодному камню стены. Страх вернулся. Он снова дрожал при мысли о падении, об ударе о мириады шершавых, острых булыжников. Постепенно, не сразу он пришел в себя и снова услышал голоса, доносившиеся из комнаты Ланселота.

– ..требует, чтобы я отпустил его с тобой в Харлек, – сказал Артус.

– Не может быть! Не может этого быть. Чтобы Куга…

– Он говорит, что юты такие же враги для него, как и для меня. Он хочет посмотреть, как нам удастся изгнать врагов, и поучиться у нас этому искусству.

– Но Куга же.., ведь я только что победил его на турнире, и он наверняка жаждет отмщения. Разве следует нам доверять ему на поле боя?

– Я не слышал, чтобы он так уж жаждал отмщения. Но спиной к нему все же не поворачивайся. – Артус пересек комнату справа налево. По лицу Корса Канта стекали струйки пота и засыхали на холодном ветру.

– Ты что-нибудь ищешь, государь? – спросил Ланселот.

– А? Да нет, просто хожу и думаю, Галахад. Как бы то ни было. Куга присягнет тебе на верность и будет подчиняться. – Артус снова прошел по комнате из конца в конец и отодвинул занавес.

– Если и это тебя не успокаивает, то учти: на пятерых саксов будет приходиться сорок воинов Камланна, причем на земле, принадлежащей нам, – в Гвинедде. При таком соотношении сил даже ярость берсекера не вынудит Кугу к нападению. Он не самоубийца. – На этот раз голос Артуса прозвучал приглушенно, словно из-за занавески или из шкафа. – Скажи, ты не видел Гвинифру?

Ланселот заговорил медленно, словно издалека.

– Что ж.., приказ есть приказ. Я всегда так и говорю своим воинам. Совершать поступки можно тремя способами: верно, неверно и по-военному. Гвинифру? Нет, не видал.

– Рад, что ты все верно понимаешь, Ланселот. Мне он тоже не по душе. Никогда не доверял людям, которые не смеются! Но сейчас у нас общее дело, и сейчас по-другому нельзя. Ну а теперь, если ты простишь меня…

И снова голос Артуса пропутешествовал вместе с ним из конца в конец комнаты. Корс Кант дрожал, словно осиновый лист на холодном ветру. Даже самый настоящий меч не спас бы его, соскользни его пальцы с подоконника.

– Государь, хочу попросить тебя о милости, – весьма осторожно проговорил Ланселот.

– Да? Чего желаешь?

– Мне бы хотелось взять с собой в поход кое-кого… Чтобы они поднабрались боевого опыта.

– Вот как? Принц Гормант просил, чтобы с тобой были Кей и Бедивир. Кого еще ты желал бы взять?

– Барда и.., и его – Корс Кант ахнул. Неужели Ланселот сейчас выдаст его тайну? – И его подругу, – закончил герой.

– Зачем тебе бард?

– Он мог бы развлекать воинов.

– Гмм-мм. А кто же станет развлекать меня? Мирддин еще не поправился после болезни. Говорит, пока не сумеет ни одной песни пропеть от начала до конца.

– Разве у тебя больше нет бардов, государь?

– Нет. Но есть жонглеры. Придется черпать увеселение в том, как они роняют шарики. Кого еще?

– Дай подумать… – Ланселот забурчал что-то себе под нос. Но почему-то Корс Кант не сомневался – он заранее знал, о ком будет говорить с Аргусом, а сейчас только делает вид, что соображает, кого ему еще взять с собой в поход.

– Как насчет Медраута? И Моргаузы?

– Великий Юпитер, Ланс! Моргауза? У тебя с ней, что, тоже…

– О нет! – обиженно воскликнул Ланселот – так, словно его застали в постели с обезьяной. – Пожалуй, обойдусь без Моргаузы.

– Принц Ланселот, ты едешь в Харлек не с визитом вежливости. Зачем тебе мои придворные? Зачем мой бард?

Ланселот отозвался, пожалуй, слишком быстро, что также говорило о том, что ответ был готов заранее.

– Что ж… Медрауту не мешало бы приобрести опыт командования небольшим отрядом, а бард сам умолял меня, говорил, что ему недостает приключений. Ему нужно о чем-то сложить песнь, чтобы спеть ее на следующем пиру, понимаешь?

Корс Кант чуть не свалился вниз от изумления. «Приключения? Если это приключение, усадите меня в ванну, подайте вина и…» Он не верил собственным ушам:

Ланселот беззастенчиво обманывает Аргуса!

– Юноша пришел ко мне вчера вечером и сказал, что его подруга полюбит его только тогда, когда он докажет ей, что он герой. Ты же не откажешь ему в попытке прославиться, государь? И еще мне, конечно, не помешал бы Меровий со своими воинами.

– Так тебе еще и Меровия подавай! – Артус произнес это так, что Корс понял, государь улыбается, и притом понимающе. – Ну все, Ланс, разговору конец. Существуют кое-какие ночные проявления свободы, которые он не поощряет – он не так цивилизован, как те из нас, кто возросли и достигли зрелости в Риме.

– Свободы?

– Это шутка, консул. Тебе знаком Либерциус? У него волосы цвета червонного золота. Когда он повзрослеет, он станет могущественным полководцем, способным навести страх на врагов.