Последнее обстоятельство – простоту и послушность – отмечал не только Шелест.

– Мессершмитт-109 был замечательной машиной по простоте, – свидетельствует заслуженный летчик-испытатель Г. М. Шиянов. – Машина – солдат. Простая, доступная летчику самой низкой квалификации, который только что вышел из школы…

«Немцы показывали авиационные заводы, конструкторские бюро, – рассказывал мне А. И. Шахурин. – Разумеется, они показывали далеко не все, и наши товарищи отлично это понимали. Но и то, что удалось увидеть, было интересно. Советские авиационные специалисты впервые попали на подземные заводы, познакомились с оборудованием конструкторских бюро. Летчикам-испытателям, входившим в состав делегаций, разрешено было даже полетать на новых машинах.

После возвращения этих делегаций происходил широкий обмен информацией…».

Из воспоминаний А. И. Шахурина и его заместителя А. С. Яковлева мы знаем, что в 1.939-1940 годах несколько таких делегаций посетило Германию. Среди делегатов крупные авиационные работники – заместители наркома П. В. Дементьев, А. С. Яковлев, В. П. Баландин, конструкторы Н. Н. Поликарпов, А. И. Микоян, начальник ЦАГИ И. Ф. Петров, летчик-испытатель С. П. Супрун и другие. Отчеты об этих поездках в Германию, знакомство с гитлеровскими самолетами и, наконец, [96] выводы советских летчиков-испытателей, облетавших немецкие боевые машины, воспринимались нашими конструкторами как серьезное предостережение: не обольщаться! И хотя Лавочкин твердо убежден, что последние советские самолеты ничуть не хуже немецких, он не мог не видеть, что немецкие машины более «доведенные», более отработанные. Отсюда естественное желание (да и не только его одного!) – отдать все силы на то, чтобы лишить немецкую авиацию ее превосходства. Если оно и есть сейчас, то пусть оно будет предельно кратковременным!

Иногда говорят: лучшее – враг хорошего. В ту достопамятную весну 1941 года Семен Алексеевич не раз имел возможность оценить мудрость этой поговорки. По началу ЛаГГ-3 обладал пушкой и двумя пулеметами ШКАС. Военные попросили увеличить запас патронов. Затем заменить легкие ШКАСы крупнокалиберными пулеметами Березина. Снова увеличить запас патронов…

Огневая мощь машины возросла, но конструктор не радовался. Превышение веса не прошло безнаказанно. Перестало держать шасси. Усилили шасси – машина стала еще тяжелее. ЛаГГ хуже повел себя на взлете и маневре. То ценное, чем обладал опытный экземпляр, было утрачено. Хороший, когда им управлял опытный пилот, истребитель не мог полностью проявить свои качества в руках летчика, недостаточно подготовленного.

Пройдет время, и, вспоминая неудачи своих первых самостоятельных шагов, Лавочкин скажет своему двоюродному брату А. З. Гуревичу: «Я помню, когда мы старались ставить всего побольше: скорость, дальность, огонь… Принцип этот всего побольше – не очень остроумен!.. Иногда важнее летать каких-нибудь 15 минут, но в эти 15 минут быть полным хозяином воздуха.

Война в разные периоды заставляла нас передвигать места отдельных качеств. Был лозунг летать выше всех, а оказалось, что и низкий полет очень большая ценность…

Чрезвычайно трудно предвидеть конкретную ситуацию во время войны. Эта ситуация складывается из разных элементов, в сумме рождающих победу…».

Шел 1941 год. Тогда мы еще не знали, что уже разработан зловещий план «Барбаросса» и назначены сроки разбойничьего, вероломного нападения на нашу страну. [97] Но мы хорошо понимали, что на фашистскую Германию работала промышленность оккупированных государств. Фашистская Германия высасывала жизненные силы и ресурсы порабощенных ею народов. Ее «хозяйственное пространство» составило 4 миллиона квадратных километров с населением в 333 миллиона человек.

Разумеется, цифры, характеризовавшие германскую авиационную мощь и потенциал промышленности, работавшей на фашистов, тоже были тогда большим секретом. Теперь, десятки лет спустя, мы знаем эти цифры.

«В начале 1941 года Германия имела 135 самолетостроительных и 35 моторостроительных заводов. Рост производственных мощностей ее авиапромышленности увеличивался быстрыми темпами. Если в 1933 году в среднем ежемесячно выпускалось 20 самолетов, то в 1939 году она произвела 3295 самолетов, а в 1940 году около 10 тыс. Кроме того, начиная с 1940 года на Германию работала вся авиапромышленность оккупированных ею стран Европы, которая имела 57 самолетостроительных и 17 моторостроительных заводов. Таким образом, к началу нападения на СССР в Германии имелась мощная авиапромышленность, производившая ежемесячно до 1000 самолетов, а ее ВВС имели 20 700 самолетов, из них 10980 боевых, находившихся в строевых частях.

Наибольший удельный вес в составе немецких ВВС (57,8 %) имела бомбардировочная авиация. Истребительная и разведывательная авиация составляла соответственно 31,2 и 11 %».[4]

Первым боевые действия открыл адмирал Канарис. Глава гитлеровской разведки усилил активность секретной службы против СССР. Число агентов, задержанных и уничтоженных весной 1941 года, выросло по сравнению с 1940 годом в 10–20 раз.

Еще в октябре 1940 года подполковник Ровель получил абсолютно секретный личный приказ Гитлера «сформировать разведывательные соединения, которые смогут с больших высот фотографировать западную часть России. Высота должна быть настолько большой, чтобы русские ничего не заметили. Окончание съемок – к 15 июня 1941 года». [98]

Различные авиационные фирмы спешно занялись подготовкой специальных самолетов для выполнения этого приказа.

Поздней осенью начались секретные полеты эскадрильи Ровеля. Первый отряд летал с озер Восточной Пруссии и разведывал район Белоруссии. Это были машины Хейнкель-111 со специальными моторами. Второй отряд вел съемки с базы Инстербург и действовал над Прибалтийскими государствами (вплоть до озера Ильмень). На этом направлении летали самолеты «Дорнье-215» и Б-2. Севернее Черноморского побережья летал третий отряд, базировавшийся в Бухаресте…

Пушки еще не стреляли, но война уже началась…

На советских авиазаводах шла работа, которую иначе как героической просто не назовешь. Невероятными усилиями удалось испытать, отобрать и запустить в серийное производство новые истребители ЛаГГи, МиГи, Яки и пикирующий бомбардировщик Пе-2. Авиационная промышленность работала исключительно напряженно. С марта 1941 года она перешла на суточный график и работала так всю войну. Перед нею была поставлена необычайно высокая контрольная цифра – к июлю 1941 года довести ежедневный выпуск новых боевых самолетов до 50. Это было очень много – 50 самолетов в день, 1500 самолетов в месяц, 18000 самолетов в год, а при нарастающем графике эта цифра должна была становиться все больше и больше.

Ведь всего каких-нибудь семь – девять лет назад наша авиапромышленность только становилась на ноги. В 1930 – 1931 годах мы выпускали ежегодно в среднем 860 самолетов, в 1935 – 1937 – 3578. Теперь задача ставилась более ответственная: выпуск самолетов в СССР должен превысить то, что изготовляли немцы, мобилизовав промышленность оккупированных государств. А у немцев в 1940 году было выпущено 10250, в 1941 – 11 030 военных самолетов.

Накал работы авиационной промышленности велик. В первую половину 1941 года наши заводы выпустили 1946 истребителей новых типов – МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1, 458 бомбардировщиков Пе-2, 249 штурмовиков Ил-2. Тем не менее к началу боевых действий новая техника в советских ВВС составляла всего лишь 17 %, а в приграничных районах – 22 %. [99]