Она поневоле задумалась:
-Не знаю. Я в этом не участвовала. Утром только выслала Сорокину докладную - так он сам об этом просил.
-Может, это как-то связано?.. Сорокин - та еще штучка.Что ты ему написала?
-Ничего особенного. Обычное.
-Не то, что будешь в Москву на Пирогова жаловаться?
-Да что вы говорите, Егор Иваныч?..- и Анна Романовна поглядела на него вразумляюще.- У меня одна мысль только - как домой пораньше сбежать, пока Иван совсем от рук не отбился. Готовить же перестала, с этими нагрузками новыми.
-А то у нас был один,- некстати припомнил Воробьев.- Писал, что у нас колодцы отравлены, - разбираться приезжали... Я вот тоже не знаю. Тут же нужно, чтоб война началась - чтоб он за трубку взялся. Не звонит никому - за него это другие делают, а здесь - нате... Может, это другая болезнь какая-нибудь?.. Не бруцеллез вовсе?.. А с другой стороны, что ему до этого? Ему все эти болезни - до Африки... К тому же мероприятия мои одобрил,- с важностью прибавил он.- Я симпозиум организую: ветеринара с вашим братом рядом сажаю, хочу обоих выслушать, а он говорит, именно это делать и надо. Журавлева присылает: это его ветеринар личный - он мне уже звонил оттудова... Значит, бруцеллез, раз так? Какая еще болезнь у нас двух специалистов требует?
-Никакая. Нету больше.
-Значит, она и есть. Готовься к симпозиуму. Он здесь, в этом кабинете, будет... Пирогова бы обо всем расспросить,- чуть ли не передумал он затем.-Он поумней тебя будет.
Анна Романовна подняла голову.
-Так за чем дело стало? И взяли бы его?- Она тоже за словом в карман не лезла.
-Так потому и не беру, что умнее. Мороки много слишком... Пусть он однако тоже поприсутствует... Ладно, как говорится, бог не выдаст, свинья не съест... Или наоборот: бог не съест, свинья не выдаст? Тут не знаешь, кого в чем опасаться...
На следующий день в его кабинете собрались представители многих древних профессий: присутствовали Егор Иванович, Анна Романовна, профессор-инфекционист, областной ветеринар Журавлев и местный по фамилии Запашный. Ждали еще Пирогова, который по рассеянности задерживался - а если говорить по существу, то решил прийти после начала слушания дела: чтоб не отвечать на лишние вопросы, которые должны были повлечь за собой столь же ненужные ему ответы. Профессор сидел как на иголках: через два часа у него была назначена встреча со скорняком, который шил ему шубу из левого меха, в коей он должен был перещеголять самого Шаляпина в дохе, запечатленной Кустодиевым - вспоминая об этом, он невольно щурился и вздрагивал. Запашный развлекал Воробьева, а с ним заодно и всех других, рассказом о лошадиных болезнях:
-Колика приключается от объядения и от быстрой езды: если вскоре после кормежки - а также от простуды, зеленого гнилья и другого вредного корму - и от запора...
Он любил старый слог. Дома у него была старинная, едва не наизусть выученная им книга по коневодству: он заимствовал оттуда целые отрывки, справедливо полагая, что лучше все равно не скажешь.
-Зеленого корма они не любят - это так,- признал Воробьев, который в начале службы имел дело с конной милицией и теперь, как охотник, соприкасался иной раз с исчезающим лошадиным племенем.- У меня была одна - у нее от травы живот вздуло и пошла ногами сучить.
Ветеринар извлек из своей книжной памяти и по этому поводу тоже:
-Лошадь делается беспокойна, топает, скребет передними ногами. При этом часто на свой живот озирается...
Профессор вспомнил про скорняка и мельком огляделся.
-Вот-вот. Так оно и было.- Воробьев призвал всех к столь же верному воспроизведению истины.- А делать-то что? Если в следующий раз случится?..
Предположение это, в наш век служебных машин и многоцилиндровых двигателей, было самое невероятное, но ветеринар дал необходимую справку:
-Гашеную известь хорошо внутрь дать и прямую кишку очистить. Введя в нее правую руку, смазанную маслом...
Воробьев засмеялся - он любил лошадей, но не до такой степени.
-Это я тебя тогда позову. Но говоришь ты хорошо. Доходчиво. Не то что некоторые.
-Книги хорошие есть,- скромно объяснил тот.- Ясно написанные. Сынишка только в моей последние страницы вырвал - не найду никак. Говорит, затолкал в печку. Папка слишком много ее читает, говорит. Маленький - а понимает... Наверно, в трубу вылетели...
Профессор очнулся от спячки, в которую они вогнали его своими непрофессиональными суждениями:
-Кто заболел?.. О чем мы вообще?.. Зачем меня вызвали?!.- Когда он был в ударе, то поражал слушателей блеском импровизаций, но и у него бывали тупые, лишенные вдохновения пустоты, когда он воспринимал мир как рыба сквозь стекло аквариума: тускло и обесцвеченно.
Воробьев помолчал: держа дыхание и сбивая профессора с темпа - этому он тоже научился в милиции.
-О лошадях,- объяснил он, когда счел это нужным.- Не увлекаетесь?
-Нет,- отрекся, с чистым сердцем, профессор.- С коровами и овцами имею иной раз дело по службе, а лошадей давно в глаза не видел.
-А я наоборот!- Ветеринар обрадовался тому, что нашел человека, так удачно его дополняющего.- Коров не признаю, а лошадей обожаю. Мы с вами хорошую бы пару составили...
Профессор примолк, не зная, как отнестись к этому комплименту, потом вспомнил о шубе, заерзал, заволновался.
-Хорошие чучела, между прочим, делает,- отрекомендовал Воробьев своего таксидермиста.- Можете, в случае чего, обращаться...
Тут подоспел Пирогов.
-А мне-то они зачем?- ввинтил он, ни в чем не разобравшись.- Покойников потрошить и мумии из них делать?
Профессор и на него уставился с искренним недоумением, Воробьев же оскорбился:
-При чем здесь мумии? Если я чучела люблю?.. Может, для того и охочусь... Все-таки нет в вас выдержки, Иван Александрыч..
-Есть такая беда,- охотно согласился с ним Пирогов.- Всю жизнь маюсь из-за этого...
Профессор посмотрел на часы, ужаснулся увиденному, изломил дугой брови, взвился над стулом, взмолился:
-В чем все-таки задача наша?! Я вникнуть никак не могу!
Воробьеву, уже раздосадованному Пироговым, не понравились ни этот изгиб бровей, ни трагические интонации:
-Разговариваем... Так просто нельзя посидеть? Редко же видимся...
-В этом кабинете?!
-А чем вам мой кабинет не нравится?- насторожился Воробьев.- Он для всего годится...- и, выдержав надлежащую паузу, пошел затем, в интересах дела, на попятную, на уступки:- Хотя можно и начать, с другой стороны...- Он оглядел докторов, сидевших вперемежку в белом и в черном, как фигуры на шахматной доске:- Отчего у нас инфекции в гору пошли - вот чего мы собираемся. Что это за болезнь такая, которой переломить хребет нельзя?
Профессор взметнулся над столом выше прежнего.
-Так выяснили уже! Бруцеллез, афтозная форма! Вам не передавали разве?!
У Воробьева оставались сомнения на этот счет, и он обратился к Пирогову:
-И вы так считаете?
-Так прямо и говорить?- потянул тот.
-А как же?- отвечал тот снисходительно.- Партии говорят только правду.
-Ну если партии, то я тоже так считаю. Профессору виднее. Он специалист по этому заболеванию...
Воробьев уже явственно почувствовал во всем этом обман и злой умысел, но в заговоре участвовало слишком много участников. Он отступил:
-Докладывайте, Анна Романовна.- Милиция тоже иногда оказывается беспомощна - до поры до времени, конечно.
-Я мало что знаю,- сказала она, поднимаясь в качестве ведущего конференцию.- Их вела Ирина Сергевна - она бы лучше все рассказала... Может, ее позвать?..
-А вы не можете?..- Воробьев и ее уже заподозрил в двуличии.
-В общих чертах только... Они как-то мимо меня прошли... Я не знала, что мне их докладывать придется...
Это была сущая правда. Так уж получилось, что она ни одним из больных не занималась, а тем, что не имело к ней прямого отношения, не интересовалась: для своих дел не хватало сил и терпения, а для чужих-то? (Она была напрочь лишена врачебного любопытства и слишком твердо стояла на земле, чтобы витать в облаках и читать по звездам,- в этой сфере ее интересовали одни погодные предсказания.)