-Славкой,- сказал Костя.- За грибами пошел.
-Один?
-А что такого? У нас здесь волков-медведей нет... А добавку нельзя?-попросил он.- Как старшему?
-Свою должен отдать, раз старший,- выговорила ему Ирина Сергеевна, но конфету дала и уже приготовилась одарить по второму кругу и других, но те отнеслись к требованиям старшего как к неоспоримой привилегии и ни на что больше не притязали.- Родители дома?
-Мать дома, борщ варит, а папка конбайн чинит. Там работы - начать и кончить осталось.- Это была любимая фраза отца, она нравилась ему своей всеобъемлющей хваткой.- Пойдем в дом - мамка сказала, занята очень...- и Костя возглавил поход в избу-землянку.
-Не разоришься?- спросил Алексей у Ирины Сергеевны, которому эта сцена доставила не совсем ему самому понятное удовольствие. Ирина Сергеевна пренебрегла его сочувствием - тогда он поставил вопрос иначе:- А хорошо это вообще - детей сладким кормить? У них диатез на этой почве развивается.
-Это он у вас, в Москве, развивается,- греша против истины, укорила она его и с ним - и славный город наш, не пользующийся доброй славой в отдаленных селах и весях.- А здесь я что-то не видела... Не с чего...- и вошла в дом: рослая, крупная, веская...
Ярким летним днем дом не производил того мрачного впечатления, что при первом его посещении: глаз приятно отдыхал в полутьме после ослепительного блеска улицы, а от сложенных из полос дерна стен шла земляная прохлада, которой не было в насквозь пропекаемых деревянных срубах. Хозяйка стояла перед керосинкой и варила борщ. Она обернулась, увидела Ирину Сергеевну с сыном, мимолетно ему обрадовалась, но не особенно удивилась и не оставила своего занятия - спросила только, удовлетворенная его состоянием:
-Выздоровел?
-Не совсем,- вынуждена была сказать Ирина Сергеевна: как совестливая мастерица, сдающая работу заказчице.- Язвы во рту остались, но должны пройти.
-Пройдут, конечно,- снисходительно и со знанием дела отвечала та, продолжая помешивать в кастрюле.- Раз конфету ест, значит, все в порядке... А остальные где? Вы вроде не одни из машины вышли?
-Видели, как мы подъехали?
-Видела, - призналась она.- Вы ж гудели... Отойти не могу: борщ варится...
Ирина Сергеевна не стала уличать ее в неискренности, хотя знала, что борщ тем и хорош, что варится сам собой, но поневоле насторожилась - как всегда, когда ей что-то было неясно: это свойство всякого толкового доктора.
-Все здоровы?
-Да вроде... Если и болеют, разве за ними углядишь? Это когда сильно кого прихватит, мы волноваться начинаем. И вас беспокоим...- Говоря это, она словно к чему-то прислушивалась.
-А Славка где?
-А где ему быть? Пошел куда-то...- Славке было пять лет, и далеко он один, без братьев и сестер, пойти не мог: Ирина Сергеевна достаточно жила в деревне, чтоб не знать этого, но не успела спросить ничего больше: со двора донеслось квохтанье кур, и хозяйка встревожилась не на шутку:
-На двор пошли! Чего они там не видели?!.- и, бросив все, побежала на шум, будто там могло произойти нечто из ряда вон выходящее. Ирина Сергеевна последовала за нею...
Среди двора стояли Алексей и водитель. Алексей оглядывал место, где неделю назад валялся пьяный: как преступника тянет на место поступления, так и пьяницу - туда, где он лежал в последний раз без памяти и где, очнувшись, изумленно взирал на мир, будто только что родился на свет и впервые знакомится с его великолепием. Вениамин стоял столбом среди шныряющих взад-вперед птиц и тоже осматривался: не потому, что был уже здесь, а потому как раз, что еще не был.
-Что вы тут делаете?- подозрительно спросила запыхавшаяся хозяйка и поглядела на хлев, в котором томилась и мычала корова, кормилица их семейства.
-Да вот - смотрю, где лежал в последний раз,- охотно поделился воспоминаниями москвич.- Помню, как они меня в зубы клевали. А я, говорят, храпел так, что они с тех пор не несутся.
-Почему? Несутся как положено.- Хозяйка, как и многие другие женщины, не любила, когда порочили ее имущество.- Все у нас как надо.
-И хозяин не пьет?- с веселым участием спросил Алексей.- Привет ему передавайте.
-Выпить захотели?
-Да нет - так спросил. Тоже завязал с тех пор.
-Не пьет,- подтвердила она.- У него это полосами. Как одна начинается, так другую жди. А так - все путем,- уже успокоившись, прибавила она.
-Только корову взаперти держишь,- заметил, ни с того ни с сего, Вениамин, от которого меньше всего этого ждали.- Ее на выпас надо вести. Пастуха в деревне нет?- Хозяйка дрогнула, но оставила его слова без внимания - только прикусила язык и пошла угловато в дом, не пригласив их и не желая с ними разговаривать.
-Неприветлива она сегодня,- заметил Алексей.- И молока не предложила.
-А нет потому что,- распространился словоохотливый водитель, довольный тем, что попал в точку и посрамил сельскую жительницу.- Темный народ. Ее выгуливать надо, на пастбище вести, а они в хлеву держат. Летом сена не напасешься - на зиму потом не хватит. Куда как хорошо - летом травой кормить...- и выйдя на улицу, загляделся по сторонам: видно, в поисках таблички с ее названием...
-Одним меньше стало,- произнес патетически Алексей, садясь в машину рядом с Ириной Сергеевной.- Пашу сдали на поруки. Теперь нас никто не разделяет.
-Может, вперед сядете?- предложила она: его соседство ее тяготило.- К рулю поближе?
-Да ты что?!- Он упорно обращался к ней на "ты" - в то время как она столь же упрямо ему "выкала".- Меня от этого тихохода в дрожь бросает!.. Уехать, что ль, без него... И правда пересесть?..- и рванулся вперед, норовя перемахнуть через спинку сиденья, но шофер уже шел к машине: вид у него при этом был самый сосредоточенный и озабоченный.
-Случилось что?- невольно спросил Алексей.
-Да смотрю: пыли много. Поливальную машину бы сюда.
-И тебя на нее посадить?
Водитель был напрочь лишен юмора:
-Я снегоуборочный предпочитаю. Поливальной обязательно кого-нибудь забрызгаешь...- и даже острый на язык москвич не нашелся тут, чем ему возразить или просто ответить...
Шашурины были сама противоположность - и Торцовой, и себе самим в первое знакомство с ними.
-Садитесь тут: здесь и стулья удобные и солнце из окна не падает. Жарко сегодня, с утра тридцать градусов в тени было. Жена сейчас квасу достанет: у нас квас холодный, в погребе держим - единственное место, где хоть какая прохлада держится. Присаживайтесь, Ирина Сергевна. У нас в прошлый раз разговор с вами не вышел - давайте сегодня обо всем договоримся: как говорится, виноваты, исправимся - не согрешишь, не покаешься...
Дом их выглядел зажиточно. Хозяин был механик, человек на селе нужный и нарасхват требуемый - он знал себе цену и держался с достоинством, умеряемым только необходимостью загладить вину и наладить отношения с детской докторшей. Он был еще молод, обходителен и обладал приятными манерами и ухватками. Жена его, если судить по верхам, по наружности, заметно ему уступала, была ему не пара. Она угловато сновала по горнице, доставала одно, прятала другое, расставляла по углам стулья и табуретки - все молча и с некой стыдливой многозначительностью во всем своем облике. Только на Алексея она поглядела иначе: воровато и с беглым любопытством и тут же отвела глаза в сторону, но и этого короткого взгляда было достаточно, чтобы муж обратил на него внимание: имел, видимо, на то свои основания - супружеское неравенство часто таит в себе былые неверности. Он был, кстати, белобрыс, она черна, как цыганка.
-Всем квасу налить?- спросил хозяин, оглядывая гостей: Ирина Сергеевна и Алексей Григорьевич сели на отведенные им места, водитель же остался стоять дорожным знаком среди горницы, разглядывая не то стены, не то прикрепленные к ним семейные фотографии.
-А молока нету?- вдруг спросил он и сел на диван, который был застелен белым и предназначался не для сидения: здесь, должно быть, почивали почетные гости. Лицо Шашурина вытянулось.