БРИДЖЕСС

ДВОЙНИК

1

Если вы, действительно, голодны и у вас ровно полтора шиллинга на обед, то подобная проблема требует серьезного размышления.

Я колебался некоторое время между ресторанами Парелли и Карей. У Парелли дают за шиллинг четыре приличных блюда, а шесть пенсов остаются еще на выпивку и чаевые. Но зато там скатерти грязные и атмосфера зловещая, как в китайском притоне.

Кареи в этом отношении стоит гораздо выше, но на шиллинг там дают куда меньше. В данный момент меня больше всего интересовала пища, а потому я и остановился на Парелли.

Первым лицом, бросившимся мне в глаза, когда я открыл дверь ресторана, был Билли Логан. На одно мгновенье я подумал было, что ошибся, но взглянув еще раз на него, я увидел красный шрам, идущий от правого глаза вниз. Билли вывез этот шрам в качестве единственного воспоминания о неудачном восстании в Чили.

Он был так занят едой, что не заметил, когда я подошел к его столу.

- Алло, Билли, - воскликнул я, - какой дьявол занес вас в этот мирный уголок?

Он поднял на меня глаза в упор.

- Джек Бертон?... А я-то думал, что вы давно умерли!

Я подвинул стул и сел против него.

- Мне жаль вас огорчать, Билли, - заметил я, - но я еще не собираюсь умирать!

- Этот осел Голдли сказал мне, что вас стукнули по голове в каком-то закоулке Боливии, - сказал Билли, перегнувшись через стол и хватая мою руку, словно желая убедиться, что я действительно жив.

- Да, - ответил я сухо, - об этом случае были известия, но для меня было удобным их не опровергать. Билли усмехнулся.

- Я несколько сомневался тогда: я не мог себе представить, что бы вас стерли с лица земли...

- Между тем на это было похоже, - заметил я. - Эй, человек, обед и бутылку вина! - крикнул я кельнеру.

- Я плачу! - тотчас же заявил Билли.

- В таком случае, я возьму бутылку бургундского.

- Принисите две! - крикнул Билли. - А теперь рассказывайте, прибавил он, когда кельнер удалился. - Последний раз я видел вас во время нашей маленькой встряски в Буэнос-Айросе. Помните?

- Помню, Билли! Вот она-то и заставила меня поехать в Боливию на поправку.

Билли усмехнулся.

- Мне думается, вы не совсем достигли цели...

Я закурил папиросу и ответил:

- Я нашел нечто лучшее, чем здоровье, Билли: я нашел золото!

- Бог мой! - воскликнул он. - Где же?

- Думаю, что это место лишено названия, но я постараюсь его узнать... Я был один, а вся страна кишела индейцами... Взгляни-ка сюда!

Загнув рукав, я показал ему шрам от хорошо направленной стрелы.

- Это одна из визитных карточек!

Билли взглядом знатока посмотрел на шрам и сказал:

- Ваше счастье, что стрела не была отравлена... А как же с золотом?

- Я могу легко найти это место, но для этого требуются деньги. Такого дела один человек поднять не в силах, поэтому я и очутился в Лондоне.

- И вы их раздобыли?

Я покачал головой.

- Напротив! Я истратил все, что имел... Здесь нерешительный народ, Билли!... Пока вы не затянуты во фрак и не имеете рекомендации, средний британец никогда не решится использовать вас! В штатах можно надеяться на больший успех.

- Когда вы отправляетесь?

- Как только найду пароход. Завтра пойду на пристань и запишусь матросом на первое попавшееся место.

- Я бы хотел поехать с вами, - серьезно произнес Билли.

- Что же вам мешает?

- Я берусь за одно многообещающее предприятие в Америке, его затевают Мансуэлли. Они держат меня около двух месяцев, и я хочу дождаться конца!

- Хорошо, дайте мне ваш адрес, - сказал я. - Если мое дело пройдет, а ваше нет, я бы хотел иметь вас около себя.

Билли вынул карандаш и нацарапал на клочке бумаги несколько слов.

- Вот где я остановился, - произнес он. - Восход Стрит, 34. Если мне придется уехать я скажу вам, куда пересылать мне письма.

Положив записку в карман, я направил свое внимание на сардины и картофельный салат. Заказанные Билли две бутылки вина, привели нас в прекрасное настроение: весь обед мы весело болтали, вспоминая старых друзей и дни, проведенные в Аргентине, где мы пять лет тому назад впервые наткнулись друг на друга.

Я предложил закончить вечер в Мюзик - Холле, но у Билли, к сожалению, было назначено свидание, в связи с его делом, и он не мог пойти со мной.

Он не только все уплатил по счету, но еще настоял на том, чтобы я взял у него несколько золотых, чему признаться, я был очень рад.

С большим сожелением расстался я с ним в конце Джерард-Стрит и, пройдя через Лейстер-сквер, спустился к набережной, где жил в Челси. Я решил дойти до дома пешком, нежелая тратить три пенса на автобус.

Был мягкий летний вечер.

На набережной было мало народа - большей частью влюбленные парочки...

Я медленно шел, позвякивая в кармане золотыми, полученными от Билли, и размышляя о своих делах.

Несколько месяцев тому назад я покинул Боливию, полный радужных надежд: мне в первый раз в жизни предстоял случай сделаться обеспеченным человеком. Я нашел золото в огромном количестве и не сомневался, что мне удастся реализовать в Лондоне достаточный капитал для устройства экспедиции в глубь страны.

Семи - восьми недель, проведенных в Англии, было достаточно, чтобы убить все мои надежды. Весьма возможно, что Нью-Йорк может оказаться для меня не лучше, а даже хуже Лондона, но у меня не было никакого желания терять много времени в этом шумном аду. Этого недопускали и мои средства, да и вообще мне уже начинала надоедать вся эта скучная погоня за богатством.

Если мне удасться найти за несколько дней капиталиста, не боящегося рискнуть - ладно!... Если нет, я решил не ломать себе голову над этим делом. Пусть это золото лежит на своем месте, пока другой, более предприимчивый человек, не наткнется на него. Я вовсе не был намерен проводить свою жизнь у дверей разных контор в разговорах с жирными джентльменами во фраках в то время, как весь мир, со всеми его радостями и неожиданностями, лежал открыто передо мной.

Прислонившись к парапету набережной у одного из фонарей, я следил за огнями маленького пароходика, который, старательно пыхтя, бежал вниз по Темзе.

Меня охватило непреодолимое желание поскорее вырваться из отвратительной атмосферы. Я уже ощущал вкус морской соли на губах и запах теплого воздуха на широких пампасах... Я страстно хотел моря, солнца, простора и, больше всего, жизни, с ее смехом и борьбой.