Н.
Французский двор, 31 марта, три часа утра».
Затем он сел в карету и выехал в Фонтенбло, не подозревая, что эта записка положила начало самой удивительной переписке, когда-либо существовавшей между монаршими супругами. Каждый день на протяжении месяца — а часто и по несколько раз в день — Наполеон и Мария-Луиза обменивались письмами, исполненными любви, нежной заботы и участия. Эта супружеская чета, еще вчера владевшая самой могущественной в мире Империей, поддерживала друг друга в несчастье, как самые обыкновенные буржуа, перемежая политику с семейными проблемами, отвлеченные соображения — финансовыми затруднениями, жалобы — с самыми безосновательными надеждами. Эта переписка, единственная в своем роде за всю историю человечества, навеки запечатлела поразительный диалог низложенного императора и императрицы в изгнании.
И если Мария-Луиза предстает в письмах сентиментальной, нерешительной, влюбленной женщиной, которую житейские невзгоды часто заставляют сетовать на судьбу, то Наполеон, напротив, ни о чем не жалеет, и его письма лишены горечи или гнева, скорей они кажутся слегка наивными и трогательными в своей нежной заботливости.
Первого апреля, когда Наполеон уединился в Фонтенбло, в Париже при содействии Талейрана было сформировано временное правительство.
Второго апреля, узнав, что Сенат проголосовал за его низложение. Наполеон отправился к водоему кормить карпов и при этом что-то напевал. В полночь к нему вошел Коленкур и объявил, что ему ничего другого не остается, как только отречься от престола. Наполеон весьма благосклонно отнесся к этому предложению.
В четыре часа утра прибыл курьер с письмом от Марии-Луизы. В миг обретя свою обычную порывистость, Наполеон схватил пакет, сорвал печать и жадно начал читать.
«Дорогой друг. Спешу поблагодарить тебя за нежное письмо от 31-го, полученное мною сегодня в три часа утра. Оно меня очень порадовало: ведь мне так необходимо знать, что ты рядом и хорошо себя чувствуешь. И все же меня огорчает, что ты одинок и что с тобой мало преданных людей. Я боюсь, как бы с тобой не приключилось беды. Мысль об этом меня убивает. Пиши мне как можно чаще. Мне нужно знать, что ты не забываешь меня и по-прежнему любишь.
Король написал мне, что ты хочешь, чтобы я ехала в Орлеан или в Блуа. Я выбираю Блуа, так как думаю, там мы будем в большей безопасности. Враг уже однажды подходил совсем близко к Орлеану. Ближайшую ночь я проведу в Вандоме, а завтра заночую в Блуа. Расстояние между нами можно покрыть за 16 часов; но, путешествуя на твоих лошадях, мы не делаем больше 10 лье в день.
Сегодня нам пришлось провести ночь в отвратительной грязной гостинице. К счастью, нашему сыну отвели лучшую комнату, а это самое главное. Чувствует он себя прекрасно, а сейчас вот плачет и требует игрушки. Одному Богу известно, когда я смогу исполнить его желание.
Мое здоровье ухудшилось, но я не падаю духом, и обо мне не беспокойся. У меня достанет сил перенести все невзгоды, которые выпадут на нашу долю, прежде чем мы окажемся в безопасности. Бог даст, скоро ты пришлешь нам весточку, и с ней известие о мире. Эго единственное, чего я желаю в этой жизни. Остаюсь твоей верной подругой.
Луиза
Шатодён, 1 апреля 1814 г., 10 часов утра».
Вечером того же дня она послала еще одну записочку, в которой жаловалась на расходы, связанные с пребыванием короля и королевы Вестфалии.
«Эти коронованные особы, — писала она, — воображают, будто и они, и их двор должны существовать за твой счет. Это стоит больших денег и как раз тогда, когда тебе приходится быть особенно бережливым».
В Блуа Мария-Луиза по-прежнему выступала в роли регентши Империи, хотя никакой реальной власти не имела. Но ей так хотелось «доставить удовольствие Наполеону», поддержать его.
3-го апреля она писала ему:
«Друг мой! Ночью я получила твое второе письмо от 31-го и очень обрадовалась. Сейчас, когда на нас обрушилось столько невзгод, это мое единственное утешение. Расположились мы в здании префектуры, мне здесь очень нравится и твоему сыну тоже; из окон — великолепный вид на Луару. Завтра я принимаю городские власти… И на завтра же назначен Совет министров. Эти господа полагают, что в сложившихся обстоятсльствах ты позволишь отправить к тебе кого-нибудь, кто непосредственно от тебя получил бы ответ на многое, о чем не напишешь в письме. К примеру, куда мне направиться, если я буду вынуждена покинуть Орлеан. Так вот, если не возражаешь, назови, пожалуйста, кому это поручить».
Наполеон незамедлительно составил и послал записку. Мария-Луиза прочла ее, и впервые мысль о возможности австрийского покровительства пронзила ее и блеснула лучом надежды.
«Друг мой! У тебя есть следующие возможности:
1. Оставаться в Блуа;
2. Прислать ко мне любого, кого ты сочтешь нужным;
3. Я предоставляю тебе полную свободу действий, как то, обращаться с воззваниями к народу, собирать Советы, иными словами, делать то же, что временное правительство в Париже;
4. Написать прочувствованное письмо отцу и вверить ему судьбу свою и сына. С письмом отправь герцога Кадора. Дай почувствовать отцу, что мы нуждаемся сейчас в его помощи… Навеки твой.
Н.»
4 апреля, отправив нежное послание императрице, проделав лечебные процедуры (нехорошая болезнь продолжала его беспокоить), он составил акт отречения от престола в пользу своего сына, Наполеона II при регентстве императрицы.
Этот трудный для императора день был, к счастью, несколько скрашен исполненным искренней любви письмом Марии-Луизы.
«Милый друг! Я ничего не знаю о тебе со вчерашнего вечера. Как долго тянется время! Я буду счастлива, если сегодня ночью получу от тебя весточку и узнаю, что ты по-прежнему в Фонтенбло и у тебя все в порядке.
Вчера я провела заседание Совета министров, о чем я тебе уже писала. Все пришли к заключению, что при теперешнем положении дел мир совершенно необходим, и его надо достичь любой ценой. Господа министры готовы письменно изложить доводы в пользу этого. Что касается меня, мое единственное желание, чтобы мир был заключен и мы опять были вместе.
После обеда я получила письмо от тебя и отправила — тебе. Мне необходимо чаще получать от тебя известия, это поддерживает меня и помогает не падать духом. Да, наше положение не блестяще, и поскольку я бесконечно люблю тебя, мне очень тяжело.
Блуа, 3 апреля, восемь часов вечера».
6 апреля по настоянию маршалов Наполеон подписал новый акт отречения, в котором отказывался за себя и своих наследников от трона Франции и трона Италии.
В очередном письме Марии-Луизе он умолчал об этом, дабы не огорчать ее.
А 8-го полученная от Марии-Луизы весточка немного ободрила его.
«Друг мой! Я страшно обеспокоена отсутствием вестей от тебя — именно теперь, когда ты так несчастлив… Умоляю, напиши поскорее!
У нас были волнения среди гвардейцев из-за задержки жалованья. Посоветовавшись с королем, я велела выдать г-ну Молиену 500000 экю на покрытие издержек.
Полагаю, принцессы и короли подумывают о других резиденциях для себя.
…Король Жозеф жаловался на острую нужду. По его словам, уезжая, ты обещал ему два миллиона, и теперь он просит выдать по сто тысяч экю всем членам семьи, что составит девятьсот тысяч франков. Ты должен был распорядиться о том, как поступить с государственной казной, и где ее хранить. Боюсь, как бы она не попала в руки казаков.
Захвачен Шартр, англичане уже в Сенте, и Тур теперь не такое уж безопасное место. И это окончательно укрепило наше решение остаться в Блуа. Да и куда нам податься? Положение ужасное, но твое во много раз хуже, и это разрывает мне сердце.
Сын целует тебя. Он здоров и в своем неведении, бедняжка, вполне счастлив.