На следующий год зальцбургских «представлений» Чиано не пришлось скучать. Муссолини его отстранил и отправил послом в Святую землю, к большой радости Гитлера и Риббентропа, от которых Чиано не скрывал свое все более критическое отношение к немецкой политике. На одном из вошедших в моду политических процессов он был приговорен к смерти и казнен 23 декабря 1943 года за роль, которую сыграл в свержении Муссолини.
В начале апреля 1943 года Муссолини появился со своим новым дипломатическим советником Бастиани, являвшим полную противоположность Чиано? серьезным, почти угрюмым, спокойным и сдержанным в разговоре. Повторились сцены предыдущего года, так метко описанные Чиано; единственным новым элементом стал тот интересный факт, что теперь Муссолини категорически выступал за соглашение с Советским Союзом. «Победить Россию мне представляется невозможным,? сказал он.? Поэтому лучше пойти на компромисс при заключении мира с Востоком и развязать руки на Западе».
Антонеску, который встретился с нами через два дня после отъезда Муссолини, придерживался совершенно противоположного мнения. «Все наши силы против Востока»,? таким был его совет. Таким образом, он выступал за заключение сепаратного мира с западными державами.
Четыре дня спустя после визита Антонеску, 16 апреля 1943 года, появился Хорти. У меня мало сведений о его беседе с Гитлером, так как мне не пришлось ее переводить и Хорти возражал против моего присутствия в качестве составителя отчета. Перед разговором с этим правителем Гитлер сказал мне: «Я хочу, чтобы Вы были здесь сегодня, когда я буду говорить с Хорти, тогда у нас будет наш непредвзятый отчет, иначе Хорти исказит все, что я скажу». Но когда Хорти прибыл, то посмотрел на меня весьма неодобрительно и сказал Гитлеру: «Я считал, что мы будем говорить наедине, без свидетелей»? и меня отослали. Я никогда не жалел, что удалось избавиться от скучной и утомительной работы.
До конца месяца у нас в Клессхайме побывало еще два гостя? Тисо («Когда я устаю, то съедаю полфунта ветчины») и Павелич («Поглавник»), глава Хорватии. «Никогда мэра городка не принимали с почестями, достойными главы могущественного государства»,? так комментировали последний визит в кулуарах замка Клессхайм: к тому времени партизаны уже захватили почти всю Хорватию, поэтому власть «Поглавника» едва ли распространялась на единственный город Аграм.
Летом 1942 года ставка Гитлера была перенесена на Украину. В двух часах езды находилась «полевая ставка» Риббентропа, который всегда считал, что должен быть рядом с Гитлером после начала русской кампании. Гитлер следил за тем, чтобы Риббентроп не находился слишком близко, «дабы он не беспокоил меня постоянно своими делами».
В Восточной Пруссии Риббентропу тоже пришлось устроиться на некотором расстоянии от ставки Гитлера. Он остановился недалеко от Ангебурга в замке Штайнорт, принадлежавшем семье Леидорф, а большая часть его подчиненных жила и работала на противоположном конце Швентцайтзее в отеле «Эгерхохе», построенном для проведения парусных гонок на льду во время зимней Олимпиады. Расстояние между двумя подразделениями? одно в Восточной Пруссии, другое на Украине? заставляло терять много времени.
Риббентроп, не имевший опыта в управлении каким-либо департаментом, вызывал официальных лиц министерства иностранных дел то в Восточную Пруссию, то на Украину по самым тривиальным поводам, а потом заставлял их болтаться там целыми днями без дела. Это была фантастическая потеря времени, стоившая трудовых затрат и ненужного расхода горючего.
Послов иностранных государств тоже часто вызывали в штаб-квартиру, и, так как многие из них недостаточно хорошо говорили по-немецки, мне приходилось совершать много поездок на Украину. Для этой цели был подготовлен специальный поезд со спальными вагонами, так называемый «служебный поезд», который выезжал из Берлина каждый вечер. Зимой он отходил пораньше, чтобы не попасть под воздушный налет. На следующее утро «служебный поезд» прибывал в Варшаву, в Брест-Литовск? в полдень, а к старой советско-польской границе? вечером. Отсюда из-за партизан и частых повреждений железнодорожного пути этот роскошный поезд черепашьими шагами передвигался до Винницы, куда прибывал на следующее утро. Но иностранным дипломатам приходилось в три часа утра сворачивать на Бердичев и два часа ехать на машине до полевой штаб-квартиры Риббентропа. Он принимал их в одиннадцать часов, обедал с ними в полдень, и все вместе они вылетали в час дня в штаб Гитлера. Здесь разговор начинался часа в три-четыре и продолжался час или два. Затем им приходилось возвращаться на машине в полевую ставку Риббентропа, где они ужинали, отбывали в полночь в Бердичев и в два часа ночи попадали на «служебный поезд», возвращавшийся в Берлин. Двумя сутками позже в восемь утра они прибывали в Берлин. Таким образом, ради короткого совещания с Гитлером, почти всегда по банальным и незначительным вопросам, послы или другие важные персоны три дня и четыре ночи проводили в пути. Этот пример характерен для методов, которые предпочитали Гитлер и Риббентроп. Не только послы и я, но обычно и сопровождающие из протокольного отдела участвовали в поездках. В некоторых случаях, как, например, когда новый турецкий посол предъявлял свои верительные грамоты, к «служебному поезду» прицепляли целый дополнительный салон-вагон с сопровождающими, и государственный министр Майснер в качестве церемониймейстера Гитлера должен был лично сопровождать гостя.
Гитлер предпринял несколько попыток вовлечь Турцию в войну на стороне держав «Оси». Одной из приманок, которыми он пользовался, был намек на то, что Турция могла бы завладеть территориями России с турецкоговорящим населением. Но ни Гереде, ни его преемник Арикан не обсуждали такие предложения; оба резко заявляли, что у Турции достаточно дел с развитием своей собственной страны и у них нет ни малейшего интереса к приобретению новых территорий.
Усилия Гитлера были направлены и на то, чтобы воспрепятствовать присоединению Турции к союзным государствам. Турецкий посол всегда отрицал такую возможность, но наша внешняя разведка держала нас в курсе усилий союзников по активному привлечению Турции к войне против Германии. В течение какого-то времени нашей разведке удавалось доставать фотографии документов с письменного стола посла Великобритании в Анкаре, и это дало нам замечательно полезную информацию о переговорах стран антигерманской коалиции. Они представляли особый интерес для меня, потому что Турция, похоже, противостояла мощным усилиям союзников, используя методы, подобные методам Франко в Хендайе, когда Гитлер пытался заставить его вступить в войну на стороне Германии.
В апреле и затем в августе я отправился во Францию, чтобы присутствовать на допросах канадских военнопленных, которые некоторое время провели в Англии, а затем были захвачены во время налета на Дьепп, и английских военнопленных, попавших в плен в Сен-Назере. Мне, в частности, хотелось получить информацию о положении с продовольствием, о котором повествовала немецкая радиопропаганда, и о настроениях, преобладающих в Англии. Военные очень неохотно допускали штатских из министерства иностранных дел к «своим» пленникам, и нам было открыто сказано, что запрещается задавать им какие-либо вопросы на военные темы.
Мы разработали систему, по которой в ходе беседы с военнопленными затрагивали отдельные пункты и делали выводы на основании реакции и ответов пленников. Таким образом мы установили, что положение с продовольствием в Англии, несмотря на наши подводные лодки, вероятно, не так плохо, как утверждали жаждущие этого мыслители в Германии? в первую очередь наш собственный министр. Мы узнали, что радиопередачи из Германии на английском языке слушают внимательно, и нам сказали, в какое время их лучше всего передавать. «Если хотите, можете подать своей семье весточку о том, что находитесь в плену, по немецкому радио»,? сказали мы англичанам. Несмотря на строгие правила относительно радиовещания, почти все они были готовы сделать это. На вопрос, когда их семьи в Англии будут слушать радио, чтобы их личные сообщения могли быть переданы по немецкому радио в подходящее время, большинство из них ответило: «У нас слушают сначала новости в девять часов, а потом новости из Германии в девять тридцать». Когда мы спросили, верят ли в Англии тому, что слышат из Германии, все они ответили: «Нет!» И добавили: «Но мы и не всему верим из того, что слышим по нашему радио, наверное, истина где-то посередине».