В юности он мечтал стать художником. Он много рисовал, в основном карандашом или углем, сам иллюстрировал рукописные журналы, которые издавал для.своих братьев и сестер. Однажды он послал серию своих рисунков в юмористическое приложение к газете 'Тайме', редакция их отвергла. Тогда Доджсон обратился к фотографии. Он купил аппарат и всерьез занялся этим необычайно сложным по тем временам делом: фотографии снимались с огромной выдержкой, на стеклянные пластинки, покрытые коллодиевым раствором, которые нужно было проявлять немедленно после съемки. Доджсон занимался фотографией самозабвенно и достиг больших успехов в этом трудном искусстве. Он снимал многих замечательных людей своего времени - Теннисона, Данте Габриэля Россети, великую актрису Эллен Терри, с которой был связан многолетней дружбой, Фарадея, Томаса Гексли. Спустя почти сто лет, в 1950 году, в Англии была издана книга 'Льюис Кэрролл - фотограф', в которой опубликованы шестьдесят четыре лучшие его работы. Специалисты недаром отводят ему одно из первых мест среди фотографов-любителей XIX века. Интересно, что фотографии Кэрролла выставлялись в 1956 году на знаменитой выставке 'Род человеческий', побывавшей во многих городах мира, в том числе и в Москве. Из английских фотографов XIX века, работавших с очень несовершенной техникой, представлен был он один.
Доджсон очень много работал. Он поднимался на рассвете и садился за письменный стол. Чтобы не прерывать работы, он почти ничего не ел днем. Стакан хереса, несколько печений - и снова за письменный стол. Иногда он писал, стоя за высокой конторкой. Лекции, обед в колледже, прогулка - и снова работа, далеко за полночь. Доктор Доджсон страдал бессонницей. По ночам, лежа без сна, он придумывал, чтобы отвлечься от грустных мыслей, 'полуночные задачи' - алгебраические и геометрические головоломки - и решал их в темноте. Позже они вошли в книгу Кэрролла 'Математические курьезы'.
За пределы Англии доктор Доджсон выезжал всего раз - и здесь он снова всех поразил. В те годы принято было ездить на континент в Европу - в Италию, Францию, Швейцарию, иногда в Грецию. Но доктор Доджсон поехал в Россию!
Помимо фотографии, театра и писем, был у доктора Доджсона еще один конек - подобно Белому Рыцарю, он без конца что-нибудь изобретал. Он изобретал новые игры и публиковал к ним правила. Вот самая легкая из них, в которую до сих пор играют в Англии. Она называется 'Словесные звенья' или 'Дублеты'. Состоит она в следующем: исходя из начального слова, игроки должны прийти к заданному, причем изменять в слове можно лишь по одной букве, не удлиняя и не укорачивая его, так, чтобы каждый раз получалось новое слово, а не бессмыслица. Скажем, если нужно 'Положить РАКА в СУП', возможна такая цепь из словесных звеньев: РАК-САК- САП-СУП. Выигрывает в этой игре тот, кто достигает заданного результата кратчайшим путем.
Доктор Доджсон не ограничивался одними лишь словесными играми. Он сделал множество изобретений. Некоторые из них были повторены годы спустя другими людьми и вошли в широкое употребление. Он изобрел шахматы для путешественников, где фигуры держались на доске с помощью маленького выступа, соответствующего углублению в клетке; приспособление для того, чтобы писать в темноте, которое он называл Никтографом1; бесчисленные игрушки и сюрпризы, заменитель клея, способы проверки деления числа на 17 и 13, мнемонические приемы для запоминания последовательного ряда цифр (сам он с их помощью помнил число ? до семьдесят первого десятичного знака!) и многое, многое другое.
Умер доктор Доджсон 14 января 1898 года.
* * *
Ошеломленному читателю, впервые открывающему 'Алису', может показаться, что все в ней спутано, все непонятно и бессмысленно. Однако, вглядевшись, он начинает понимать, что в бессмыслице этой есть своя логика и своя система. Чувство это крепнет при повторном чтении, а 'Алиса' принадлежит к тем книгам, к которым возвращаешься снова н снова на протяжении всей жизни, каждый раз читая ее новыми глазами. Недаром столько замечательных людей любили 'Алису' и писали о ней - Гилберт Честертон, Бертран Рассел, Норберт Винер, выдающиеся физики и математики наших дней.
Помимо чисто 'семейных' намеков и шуток, понятных лишь самому Кэрроллу, девочкам Лидделл и их ближайшим друзьям, есть в книге и другие детали, которые были понятны несколько более широкому кругу людей - всем, кто жил в те годы в Оксфорде. 'Вечерний Слон' не просто пародирует известную песню. Слоном студенты прозвали одного из профессоров математики, лекции которого были скучны и тяжеловесны. Сцена в лавке Овцы, которая требует за одно яйцо вдвое больше, чем за два, также навеяна оксфордским бытом. В то время в Оксфорде было такое правило: если заказываешь на завтрак одно яйцо, тебе обязательно подадут два. Одно из них неизменно оказывалось несвежим.
Шляпных Дел Мастер, один из участников Безумного Чаепития, также был хорошо знаком оксфордцам. Прототипом его послужил некий торговец мебелью Теофиль Картер. (По предложению Кэрролла, Тениел даже рисовал Мастера с Картера.) Картера прозвали Безумным Шляпником - отчасти потому, что он всегда ходил в цилиндре, отчасти из-за его эксцентричных идей. Он, например, изобрел 'кровать-будильник', которая в нужный час выбрасывала спящего на пол. Кровать эта даже демонстрировалась на Всемирной выставке в Хрустальном дворце в 1851 году.
Впрочем, образ этот, как большинство героев Кэрролла, многоплановый. Начинаясь прямой аналогией с реальным, живым лицом, он стремительно расширяется, вбирая в себя черты, понятные уж не только узкому кругу людей, а целой нации. Шляпных Дел Мастер - уже не просто чудак Теофиль Картер. Это персонаж фольклорный: о нем говорится в известной пословице 'Безумен, как шляпник'. Происхождение этой пословицы не совсем ясно, ученые спорят о нем по сей день. Возможно, что пословица эта отражает вполне реальное положение вещей. Дело в том, что в XIX вехе при обработке фетра употреблялись некоторые составы, в которые входили свинец или ртуть (сейчас употребление этих веществ запрещено почти во всех странах). Такое отравление было профессиональной болезнью шляпных дед мастеров - нередко дело кончалось помешательством. Как бы то ни было, в сознании англичан безумство было такой же принадлежностью шляпннков, как в нашем - хитрость Лисички-Сестрички иди голодная жадность Волка.
Мартовский Заяц, другой персонаж Чаепития, - тоже безумец, но более 'древний'. 'Безумен, как мартовский заяц' - эту пословицу находим в сборнике 1327 года. Она встречается и в 'Кентерберийских рассказах' Чосера.
Знаменитый Чеширский Кот - также герой старинной пословицы. 'Улыбается, словно чеширский кот', - говорили англичане еще в средние века. Когда юный Доджсон приехал в Оксфорд, там велись оживленные дебаты о происхождении этого образа. Уроженец Чешира, Доджсон заинтересовался ими. Некоторые ученые полагали, что пословица эта идет от вывесок у входа в старые чеширские таверны. С незапамятных времен на них изображался оскаливший зубы леопард со щитом в лапах, а так как доморощенные художники, писавшие вывески, леопардов никогда не видали, он и походил на улыбающегося кота.
Были и другие теории о происхождении этой странной пословицы. Ну, а родные доктора Доджсона считали, что Чеширский Кот просто одни из тех многочисленных котов, с которыми в детстве водил дружбу Чарльз.
Вообще книга Кэрролла вся пронизана фольклорными образами. 'Котам на королей смотреть не возбраняется', - говорит Алиса. Это тоже очень старая пословица; она записана в сборнике, вышедшем в 1546 году. В средние века лицезрение монарха представлялось особой милостью, добиться которой было не так-то просто. Ну, а котам и кошкам, существам ничтожным, которых никто не принимал во внимание, это давалось легко.
В 'Алисе' участвуют герои старинных детских стишков и песенок, которые Кэрролл, так же, как и многие поколения англичан до него, знали с детства. А вводное четверостишие о Даме Бубен, варившей бульон, служит основой для сцены суда, одной из самых блестящих сцен в мировой литературе.