по каждой группе. Более того, совместно с УМК, УВК (что обозначали сии аббревиатуры, я так и не понял - Лена их не расшифровала) выпускаются ежемесячные приложения к "Слову", своего рода "Молнии", в которых "пропесочивают" нерадивых студентов, в основном прогульщиков.

- И это все? - удивленно спросила девушка в вельветовом костюме.

- А что вы можете предложить сами? - спросила Лена.

И тут неожиданно для всех слово взял Александр Степанченко, мой одногруппник.

- По-моему, - глубокомысленно начал он, подражая манере разговора Фомченко, - учебный сектор должен работать не раз в месяц, а ежедневно.

По-моему, учебный сектор обязан держать руку на пульсе всего, что происходит на факультете. Быть в курсе того, чем живут студенты. Ибо вполне возможно, что студент, которого мы сейчас дружно клеймим как прогульщика и приклеиваем к нему ярлык "хвостиста", в этот момент больше нуждается в моральной поддержке со стороны комсомольского бюро и учебного сектора. Потому что мы, студенты, живые люди, у нас могут быть личные проблемы. Вот и представьте - у человека несчастье, а вы его беретесь "пропесочивать". То есть сыплете соль на еще живую рану.

- Если так рассуждать, - заметила соседка Степанченко, весьма дородная девица то ли с четвертого, то ли с пятого курса, - то мы должны всех хвостистов и неуспевающих гладить по головке. Впрочем, так и делается.

Студенты знают, что наш декан - очень демократичный человек, и эти беззастенчиво пользуются. В плане самокритики могу сказать, что сказанное выше относится и ко мне тоже.

- А при чем здесь декан? - громко поинтересовался мужской голос.

- Неужели вы ничего не понимаете? - усмехнулась дородная студентка. С нее бы картины писать Кустодиеву какому-нибудь. - Вот возьмем нашу группу...

На летней сессии у нас было десять "неудов" по русской литературе. После первой пересдачи неуспевающих осталось всего пять. А теперь нет ни одного.

"Неуды" превратились в "удовлетворительно". Среди нас были и такие оригиналы, которые ходили сдавать по три-четыре раза, и не мытьем, так катаньем добивались положительной оценки. Разве это порядок? Если бы я не знала, что наш декан порядочный человек, то я бы решила, что кому-то выгодно, чтобы у нас на факультете учились случайные люди. Помню, при прежнем декане все было по-другому...

- Кто-то, я вижу, соскучился по твердой руке, - вполголоса заметила сидящая впереди меня пятикурсница Лена Рудина. Мать Лены работала на кафедре общего языкознания и на первом курсе вела у нас латинский язык.

Правда, экзамен у нас принимал Варазин, и это было, с одной стороны, мучительно, потому что Варазин был холостым и имел возможность гонять студентов по своему предмету до посинения. А с другой стороны, было очень весело, особенно когда уже начали сгущаться сумерки и нас всех чуть не закрыли в аудитории...

- Сейчас я выдам ей, что о ней думаю, - сказала Лена Рудина.

Однако ее опередили. Секретарь комсомольского бюро проворно, как молодая козочка, соскочила со своего места и стремглав кинулась к трибуне, словно боялась растерять мысли.

- Я буквально на два слова, - сказала она, задыхаясь. - Прошу понять меня правильно... Уж если речь зашла об успеваемости, то я хочу отметить, что комсомольское бюро ведет непрерывную работу с отстающими. Заведующий учебным сектором это подтвердит... И уж если речь зашла о декане...

Прозвучало противопоставление прежнего декана и декана нынешнего. Дескать, при прежнем декане, Кострове, все было по-другому. Да, я согласна, по-другому. И большинство старшекурсников хорошо знают, как. Был "белый террор". Студенты жили в страхе перед сессией, потому что знали, что будет оцениваться что угодно, но только не знания. Преподаватели "топили" не тех, кто плохо знал предмет, а тех, на кого указывало партбюро. Убирали тех, кто имел независимое суждение. И мы знали: чтобы без помех закончить университет, нужно молчать. Не болтать лишнего, не выступать. Даже в узком кругу, потому то в каждой группе был свой стукач. Да, я отвечаю за свои слова! - повысила голос секретарь комсомольского бюро, пытаясь перекричать шум, возникший после ее слов. - И я хорошо помню свои ощущения на первом курсе... Да и ты, Ира, - обратилась она к дородной девахе, которая скучала по твердой руке, - разве не помнишь, когда... Нет, не буду выносить сор из избы, это личное... Так вот, с приходом нового декана атмосфера на факультете буквально преобразилась, студенты перестали бояться сказать лишнее слово, забыли, что у стен бывают уши... Мы почувствовали себя людьми. Так что не стоит звать нас в прошлое. Сейчас пришла другая эпоха, коммунистическая партия Советского Союза объявила перестройку, началось революционное обновление всех сторон общественной жизни, и это самым лучшим образом сказывается не только во всей нашей огромной стране, но и на нашем филологическом факультете, который является частью нашей страны!

У меня все...

Выдав столь пламенную речь, прозвучавшую в лучших традициях большевистского ораторского искусства, секретарь комсомольского бюро вернулась на свое место, рядом с ВЯКом.

Пока она говорила, я наблюдал за реакцией декана. Но то ли зрение мое стало далеко не идеальным, то ли лик декана действительно был непроницаем, но мне не удалось ничего заметить. Однако от моего взора не укрылось, что ВЯК сидел мрачнее тучи, вперив взгляд в красную скатерть, обхватив голову крупными руками, словно опасался, что она отвалится. Было ясно, что только что прозвучавшее выступление ему не понравилось.

- А я все-таки останусь при своем мнении, - не унималась полная студентка, - и скажу, что деканат не должен либеральничать и заигрывать с отстающими.

Нужно очищать факультет от балласта, - она непроизвольно кивнула в сторону "камчатки". Кивок, конечно же, никак не относился к первому курсу, однако первокурсники расценили это как вызов. Раздался оглушительный свист, и Юрий Домбровский обиженно крикнул:

- Мы не балласт! Балласт - это те, кому вольготно живется в факультетском болоте. Привыкли к сырости, и вылезать не хотят...

Раздался смех. Полная девушка высокомерно передернула плечами и села на свое место.