Конечно, сейчас редко происходит прямое истребление, это несколько затруднительно... Более часто мы встречаем "интеллигентную колонизацию". Западные страны, до дрожи ненавидя "коммунистическое" устройство, изумительно лояльны к коммунягам Китая. Их иногда бранят, но аккуратно, в порядке дружественной критики. На самом деле, красное правительство Китая лучший друг. Действительно, сотни тысяч бизнесменов полетели туда делать денежки. Почему к проклятым красным? Потому, что выгодно! Как же сразу не догадаться. А если выгода - вопросы о морали отпадают, не правда ли? Китайцам-рабам платят по три доллара, а попробуй-ка заплатить австралийцу трешку в день! За нарушение прав человека тебя в порошок сотрут, по судам затаскают!

Другое дело страна "Третьего Сорта". Отчего бы ее немножко не пограбить? Вот и завалены белые, сугубо демократические страны, китайской продукцией - дешевкой! Теперь в ходу гуманные ценности, и колонизация, грабеж имеют не смердящее варварское название, а легкое и изящное: "экономический бум". А ради такого дела можно китайских коммуняг пожурить да и... простить. И открыть китайскую иммиграцию, так сказать, жест стыдливости за украденные у людей миллиарды.

Таким образом, во внешней политике разные государства ведут себя различно.

Тоталитарное государство другими странами интересуется с ленцой: красная Империя Зла за 70 лет вела одну прямую войну - в Афганистане. Предварительно вытащив его из феодализма, обустроив государство. Впрочем, после того, как русские из Афганистана вышли, мир там не воцарился, а группировки их по сей день друг друга мочат, не покладая рук, разваливая университеты и больницы. Надо заметить, что за тот же период Россия мир от фашизма спасла. И поддерживала буфер - Варшавский договор - лучше всех зная о миллионах погибших в последней войне, о смертельной угрозе с Запада.

За 70 лет Империя Добра подкупала граждан и целые политические партии в двух десятках стран; там же финансировала незаконные антиправительственные организации. Не в одном Афганистане, а в шестнадцати странах (!) провела прямую вооруженную интервенцию. В восемнадцати других странах (!) свергла законно выбранные правительства, установила военную диктатуру, посадила на престолы послушных марионеток, отдавших свои страны на разграбление американских компаний, и, наконец, осуществила колонизацию варварских стран, окружающих "просвещенный город Афины".

Вот откуда родилась мысль, что демократические государства смертельно опасны для живущих по соседству людей. В тоталитарном государстве достаточно "прикормить" верхушку, ибо только она вершит дела. В демократическом, с интересом разглядывающем чужие земли, нужно удовлетворять амбиции и аппетиты всех граждан, а это куда как труднее и опаснее. Авторитарный тип государства мог бы быть сравним с устройством муравейника, где непререкаемой ценностью является только жизнь матки, тогда как жизнь каждого из миллионов муравьев не стоит ломаного гроша. В этом смысле надо признать, что демократическое устройство более прилаженное к выживанию рядовых членов, в том смысле, в каком в волчьей стае все волки более или менее равноправно пользуются защитой стаи, рассматривая остальной мир как общую добычу".

Вадим положил листки на стол. Соломон сидел угрюмый, нахохлившийся, так что Илья, не выдержав, расхохотался:

- Что, демократ, остроумно?

- Настолько же остроумно, насколько бездоказательно! Опасность западных ценностей!.. Да никто не насилует твою волю, ты свободен!

- Если ты будешь валяться под забором, тебе дадут умереть свободным!

- Вы - иезуит!

- Но хочу, как и вы, стать марксистом! - засмеялся Вадим, потом сказал: - Вот мы пожили здесь и теперь знаем две системы. Сильная власть или антидемократия - это объединение под одной крышей, равенство: каждый от другого бока греется, ибо сплетены тесно. И не потому Запад русских не любит - заметьте особо - что коммунизм был, а потому, что идею объединенности, общности они понять не в силах. Чужие здесь все друг другу, и таким свой мир построили. Капитализм, то есть, читай, демократия - это личная нажива, борьба одиночки. А значит разобщенность, холод одиночества. И, как следствие, духовная выхолощенность - то, от чего сейчас Россия корчится. Вадим посмотрел на собеседников: - Вот и вопрос: что же лучше?

- Капитальнейший вопрос, - хмыкнул Илья.

- Но русским это второе не подойдет, вот в чем штука, - сказал Вадим. Есть только одна вещь на Земле, из-за которой люди по-настоящему ненавидят друг друга. Это - разница в психологии. Все можно простить, кроме этого. Мы, русские, очень хотели бы иметь, но в нас нет буржуазности: мы не умеем зарабатывать деньги, беречь деньги, мы, наконец, не уважаем деньги. Если в России все остервенятся за деньги, Россия постепенно впишется в их систему. Но в России это не произойдет на уровне нации. Следовательно, она - выкидыш. Если она не может грызть горло сама, то будут грызть горло ей. Самых беззащитных, как аборигенов, уничтожили почти всех расстрелами, других, как индийцев, беспощадно грабили. Россию, как экономических выродков Третьего мира, будут давить, пока не сдохнет. У нас есть только два выхода: или сделаться, как они, изуродовав до неузнаваемости свою психологию, или стоять насмерть против Запада, если мы хотим сохранить свою страну. А это с неизбежностью: или диктатура, или война.

Якобсон слушал скептически, потом спросил смиренно:

- А как же вы сюда ехали, такие мысли имея?

- А когда я сюда ехал, такие мысли не имел.

- А какие же?

- А почти что такие, как у вас.

- Ну-с, что же у вас теперь осталось?

- Вера. А у вас?

Якобсон улыбнулся:

- А у меня счет в банке.

Илья, подойдя к окну, закурил, но скоро бросил сигарету.

- Не могу отвыкнуть... тянет иногда, - заметил он, не обращаясь ни к кому.

- Нам-то что теперь делать? - спросил Вадим Якобсона, сидевшего с хмурой физиономией.

Тот поднял брови, помолчал, вдумываясь, и на лице его заиграла улыбка:

- Вы хотите сказать, что привезли с собой... идеалы?

- Я бы такое слово не употребил, но ведь каждый из нас ехал с ворохом великих иллюзий, разве не так? Вот я и спрашиваю - куда жить?