- А если знают сто лет, то почему все восхищаются этим?! Ведь Запад нравится!

Якобсон посмотрел в окно.

- Для такой жизни учится не надо, здесь образование получают за три года вместо пяти.

- Банально!

- Если банально, то почему в России не могут без восторга говорить об "образовании в западных университетах"? Все должны были бы знать, что качество этого образования - уровень нашего техникума! Особенно паршиво с этим в Америке. Вровень с нашими институтами стоят только французские университеты. Вот вам и банальность! Здесь людей не учат думать, а дают знания, как деньги заработать, поэтому специалист в элегантном костюме полу-грамотный и не интересный человек. Его ценности по Пушкину: "двор, лен и скотный двор". Образование отражает культурное лицо нации, и общество это беспросветно и бесталанно.

- Что ж, любопытная концепция. Только по мне - и хорошо, и правильно! твердо заключил Якобсон, подумав. - Человек должен всего добиваться сам. В каждом обществе есть своя романтика. А откуда взятся пониманию? Вместо того, чтобы наживать, прикапливать капиталец, русские берут и умирают за какую-нибудь идею!

- Вы, Соломон, замечательно в точку попали! Так хорошо сказали, что и добавить нечего! - весело сказал Вадим. - Русские, живя бедно, пишут музыку, книжки, летают в космос, обгоняя "саму" Америку! Где так много еды, где так много денег! Откуда у русских наука, искусства? Ведь они живут без Комфорта!

Якобсон пожал плечами:

- Не понимаю вашей иронии. Это, действительно, парадокс, но лучше б его вовсе не было... ибо всякие там достижения в России появлялись из-под палки, надеюсь, это вы не станете отрицать? Абсурд - жить в нищете и заниматься, якобы, каким-то творчеством! Что может сделать личность, пусть и с задатками, но получившая серенькое образование, не привыкшая к свободе выбора. Живя в замученной стране, где нет свободного взгляда на вещи, нет воздуха, в отсталой стране, где ничто не работает!

- Вы, Соломон, как многие в России, свою страну всерьез презираете, но с ней вместе и себя считаете неполноценным.

Якобсон хмыкнул. Илья отвел глаза.

- Может быть, здесь свободы больше, - заметил Вадим, - но давайте посмотрим, как они ее используют: люди с университетским образованием не знают собственную культуру. Шекспир кажется им никчемным барахлом! Я слышал это от англичан - физиков, биологов. Им не интересно! Что-либо иностранное знают по Голливудской дребедени, и ничтожная вероятность, что они захотят узнать русскую культуру, разобраться, сделать выводы. Они презирают то, что вне их бытовых интересов.

- Кто здесь будет интересоваться русской культурой, Вадим! - воскликнул Илья. - Знаешь ли ты, - обернулся он к Якобсону, - что в университете на кафедре русского языка обучается по четыре-шесть человек на каждом курсе!

- Ты хочешь сказать в каждой группе?

- Нет, на курсе!

Якобсон вытаращил глаза и не нашелся, что ответить.

- Западному человеку, - подтвердил Вадим, - на Россию совершенно наплевать, но если искренне, то это - глубокое подозрение. В России смесь бедности в каждодневной жизни и достижения в остальном. Это абсурдно, это даже пугает. Ну как можно писать стихи и не иметь две машины на семью?! Запад чисто по Марксу живет, хотя Маркса они ненавидят: бытие определяет сознание: две машины больше вдохновляют писать, чем одна! Притом сначала машины. И зачем эти стихи нужны? Хотя если от них доход... Здесь пропасть между небуржуазным русским характером с его ценностями и местным прагматизмом.

- Ценности! У русского народа! - вскричал Якобсон в запальчивости.

- В жизненный модуль русского заложены ценности развития себя, поисков заветной цели...

- Нищета, серость, алкоголизм - это мы можем понять! Нет ценностей по их деревням, и посмеются они над вами, если заикнетесь об этом!

- ...иногда даже с потерей благополучия, - закончил Вадим.

- Все, приехали! Грандиозно! Я так и знал, уверен был, что вы к этому придете! Непременно найти себя в жизни с потерей благополучия!!! - Якобсон захлопал в ладоши. - До этого только русский мог договориться!

- Почему? Южно-европейские нации, живые и творческие, симпатизируют нам, а мы им. Но как здесь презирают их именно за нетривиальность! Так, как одноликие бабки коммунальной квартиры дружно и неистово ненавидят соседа-художника. За что? Да за непохожесть, за отличность от них! Могут их чувства измениться? Нет, потому что это разлад самого существа характеров, отношения к миру. Они - чужаки навсегда!

- Да поймите, - с азартом крикнул Якобсон, - нелепо оценивать общество с психологической точки зрения! Нравственное чувство! Ни при чем оно здесь!

- Может быть вы правы, но у русских это никогда не переменится!

- Да почему же?!

- Потому что - это национальный характер!

- Все равно - нет!

- Соломон, вспомните "Бесов" Достоевского. Они бесы не столько из-за их политических пристрастий, сколько потому, что декларируя высокие ценности, они выказывают собственное ничтожное, корыстное лицо. Лицо, не соответствующее морально взятым на себя высоким обязательствам. Достоевский, как истинно русский, даже не обратил внимания, не подошел с той стороны, что политик может стоять в стороне от вопросов морали и правды.

- Вы не понимаете главного положения! - с жаром воскликнул Якобсон. Россия не была и не станет цивилизованным государством, потому что все оценки в ней поставлены с ног на голову: порядок регулируется не разумом, а бездарной... лирикой! Есть два пути, ничего другого в мире просто не придумано: цивилизованное государство - единственная тому альтернатива. Западный человек не имеет необходимости определять себя между своими представлениями и представлениями государства. Для этого есть закон. Разумеется, впрочем, априори: законы здесь исполняются и граждане законопослушны, что кажется большим преимуществом для общественной жизни.

- Конечно, конечно, - засмеялся Вадим, - но то, что не запрещено, то можно! И если в законе случилась щелочка, то гражданин выпьет эту возможность до дна! Несколько лет назад японцы купили в сибирской тайге кусок леса на вырубку. Все бы ничего, но когда они работу закончили и вывезли дерево до последней веточки, то взяли и сняли весь питательный слой земли со всех этих гектаров. Потому что договор этого не запрещал. Лесам там восстанавливаться теперь многие десятки лет!