Итак, настроение было приподнятое, день сулил удовольствия. Илья обещал привезти к обеду русских, а это значило разговоры и новые анекдоты. От себя Николай Николаевич позвал сына, жившего уже в отдельном доме самостоятельно, а жена Валя, приготовившая стол заранее, должна была прийти с работы прямо в церковь на вечернюю службу.
Николай Николаевич вытащил из шкафа несколько свежих рубашек, внимательно рассмотрел их, понюхал и, выбрав одну, бледного шелка, застегнул манжеты шикарными запонками. Затем порывшись в обширном, великолепного дерева, но несколько пустом столе, достал кассету с песнями Кобзона, а маленькую бумажную иконку Сергия Радонежского приколол кнопкой туда, где, кажется, должен быть красный угол.
Шел двенадцатый час, солнце палило нестерпимо. Казалось, что от крыш соседних домов, дорожек внизу, там и сям разбросанных в садах стен поднимался густой дух чего-то подпаленного и дрожащего на огне. До праздничного обеда оставалось немало часов, и Николай Николаевич решил посетить Рождественскую ярмарку, ежегодно устраиваемую "старыми" русскими на лужке возле церкви.
Вдумчиво заперев несколько замков, он спустился в гараж, выкатил новенькую лазоревую "Мицубиси" и, удобно разместившись внутри, покатил с холма вниз.
Когда Николай Николаевич прибыл на место, активная деятельность была в самом разгаре: полтора десятка женщин продавали съестное домашнего приготовления, неизменно называя это "пиро'ожки". Русский язык, на котором они говорили, был нелегко понимаем из-за сильного акцента, но поскольку он был не слишком сложен, необходимо было затратить только несколько минут, чтобы включиться в обсуждаемую тему.
Деньги, собранные от продажи, должны были пойти на содержание батюшки и церкви. Последние часто захиревали, так как русские прихожане, не в пример верующим другим приходов, не утруждали себя богатыми пожертвованиями. Тепла, слаженности и поддержки трудно было бы искать среди этих русских, так же, как разъединены и настороженны русские общества, разбросанные по миру. Многие задавались вопросом, отчего это так, отчего люди других наций поддерживают друг друга, часто собираются вместе, организуют и строят дворцы-клубы, где приятно встретиться с друзьями, и только русские нуждаются друг в друге, не нуждаясь, встречаются, не испытывая тепла, расходятся, не вспоминая, и, живя едва ли не по соседству, не видят друг друга по пятнадцать лет. Один человек затеял устроить такой клуб. Мнения соотечественников немедленно разделились: одни объявили его коммунистом, другие - монархистом и ретроградом, третьи - никчемной личностью. Клуб, конечно, не состоялся.
Впрочем, Николай Николаевич уже облюбовал поджаренную плюшку и принялся отсчитывать монеты.
- Вы, Тамара Ивановна, так хорошо к праздничку подготовляете, - с лукавыми интонациями субретки обратилась к первой женщине соседка, - вот у вас и пиро'ожки покупают! А мне что-то не везет сегодня... - она легко вздохнула, с интересом взглянув на Николая Николаевича.
- Вы, Ольга Петровна, хорошо печете, вот Николай Николаевич у вас тоже купит. Только я всегда хорошо пеку! А в этот раз уж сколько старалась теста замесила почти два ведра. И лепила, и лепила... - самодовольно выговаривала та слушателям. - Мешок сюда тащила полон с провизией! А буттер-бродов сколько! Только мало нам помогают, правда? На нас одних церковь и держится! - она заворачивала булочки в кокетливую розовую бумагу с крестами по углам.
- Богоугодное дело! - одобрительно и важно произнес Николай Николаевич.
- А ваша Валечка не хочет к другому празднику нам помочь?
- Она все работает, - смутился Николай Николаевич.
Ольга Петровна поджала губы, а Тамара Ивановна поставила другой вопрос:
- А вы, Николай Николаевич, сегодня вечернюю-то собираетесь? Двенадцать программа стартует.
- А как же! - с облегчением воскликнул Николай Николаевич, чувствуя, что туча рассеивается и он не окончательно изгнан из общества. - Буду, буду вечернюю! и русских привезу!
- Это, конечно, хорошо, - пропела Тамара Ивановна, сморщив острый нос, отчего лицо ее собралось в узелок, - только странные они какие-то, непонятные...
- Те, что из России пришли недавно?
- Да, я их имею в виду. Жадные они что ли какие. Все им мало!
- Я тоже с ними не видаюсь, - поддакнула Оьга Петровна, - недоверчивая я к ним стала.
- И чего доверять-то! Чего у них в России-то деется, вот уж накрутили! Не хотят от голода истощать и теперь сюда бегут. А мы расхлебывай да помогай им! - воскликнула Тамара Ивановна с грозной правотой сверкая очами. Николай Николаевич немного струсил. Несмотря на долгий брак, он мало понимал женщин и временами их чувства пугали его своею силой, а, главное, неожиданностью.
- Вы благодетельница наша, уж и сколько к вам детей из России приходило! - начал он зависимым тоном, робко присогнувшись в ее сторону. - У вас мальчонка-то живет из России?
- Этот четвертый живет пока. Если б вы знали, как я устала! - чуть закатив глаза, она печально покачала головой, приглашая разделить ее чувства. - Сказали - на месяц. А он, вы подумайте, уже третий живет!
- Что же его не забирают?!
- Эти русские в России говорят, чтобы мы обратные билеты покупали! Мало, что я его кормлю-пою, полный чемодан вещей надавала - от моих детей что осталось и знакомые дали, кому чего не надо, а теперь еще и билет! Ну и наглые же эти русские! То ли это дело им давай, то ли другое! Мы теперь должны их заставить, чтобы они, значить, сами своих детей забрали. Пусть и не надеются, не на таковских напали! - пламенно закончила Тамара Ивановна столь длинный монолог на русском.
Вдруг женщины обернулись, и лица их дружно расплылись в улыбке: к ним придвигался солидный мужчина с очень розовым и очень сладостным лицом.
- Батюшка, с наступающим Рождеством Христовым! - протянули они в нос. Мы уже пораньше, во воспоможествование!
- С праздником вас, добрые христиане!
- Скушайте, батюшка, пиро'ожeк!
- И мой попробуйте!
Батюшка двумя пальчиками подхватил булку и очень изящно отправил в рот.
- Богу милосердие угодно, - он благосклонно оглядел лоток. - Не забываем ли мы о милосердии в праздник Христов? Поделитесь с нами своим удовлетворением.