О моих жалобах стало известно наркому. Он вызвал меня:

- Опять бунтуешь, академик!

- Товарищ нарком, не бунтую, а прошу. Я склонен к строевой работе, меня же упекли в академики! Чем заслужил такую немилость?

- Плохо понимаешь роль преподавателей. А пора бы понять, что не каждому доверяется воспитывать кадры. В свое время сам рвался к учебе, почему же других учить не хочешь?

- Кафедра не по мне,- возражал я.

Я видел, что нарком сердится, но настаивал на своем, пока он не сдался:

- Ну что с тобой поделаешь? Хотели сделать из тебя ученого мужа, а ты свое гнешь. Ладно, пользуйся моей слабостью! Раз в академики не вышел, поезжай формировать новую дивизию.

В начале J931 года прибыл в Самару с назначением на должность командира и комиссара 53-й стрелковой дивизии Приволжского военного округа. Явился к командующему округом Б. М. Шапошникову.

- Здравствуйте, голубчик, рад вашему приезду,-ласково встретил меня тот.-Вам, видимо, в Москве сообщили, что дивизию вашу еще нужно сформировать? Так вот учтите, товарищ Болдин, дел уйма: подбор командно-политического состава, строительство казарм и много других организационных вопросов. Словом, голубчик, рукава засучите повыше.

- Такое мне уже знакомо, товарищ командующий.

- Знаю, голубчик. Знаю о вашей службе в Туле и Москве. Но тут дело будет посложнее. К дивизии будем предъявлять повышенные требования, хотим сделать ее опытной. К новому учебному году необходимо построить казармы и здания для общественно-бытовых и культурных нужд. На это государство отпустило достаточно средств. От вас требуется как можно разумнее использовать их. Нужно, чтобы красноармейцы жили и учились в хороших условиях. Вот, пожалуй, и все. Если есть вопросы, прошу.

В тот же день я уехал в Саратов. В пути строил различные планы, как лучше начать формирование дивизии, что в первую очередь нужно сделать, вспоминал двадцатые годы, когда буквально на голом месте пришлось создавать полк в Туле, а позже в Москве.

В Саратове явился к командиру корпуса Туровскому. Получил ряд дополнительных указаний и отправился в Пугачев, где должен был разместиться будущий штаб новой дивизии. Вместе со мной выехала группа командиров, назначенных в штаб.

Запомнилась первая встреча с секретарем Пугачевского уездного комитета партии Гусевым. Внимательно выслушав меня, он поднялся из-за стола, начал ходить по небольшому кабинету и неторопливо говорить приятным низким голосом:

- Название наш город носит гордое - Пугачев! И революционные традиции здесь замечательные. До сих пор все дышит именем Василия Ивановича Чапаева. Жил он в нашем городе, здесь вступал в партию, отсюда со своими орлами уходил на фронт белых бить. И сейчас у нас живет много чапаевцев. В нашем городе все, от мала до велика, любят военных и всегда рады помочь им. Так что, Иван Васильевич, все необходимое для вас сделаем.

Вместе с Гусевым мы составили детальный план первоочередных мероприятий. Выбрали пункты временного расквартирования личного состава, наметили площадки для строительства казарм, обсудили ряд других организационных вопросов. И работа буквально закипела. Пугачевцы активно помогали во всех наших начинаниях.

На командно-политические должности прибыли опытные товарищи, в большинстве коммунисты и комсомольцы. Многие из них - участники гражданской войны, питомцы "Выстрела" и академий Красной Армии.

Все лето полки занимались строительством, а когда оно было закончено и поступило новое вооружение и техника, мы приступили к учебе.

В январе 1934 года в моей жизни произошло новое большое событие: саратовские коммунисты избрали меня делегатом на XVII съезд партии. Помню, с каким огромным вниманием мы, делегаты, слушали Отчетный доклад ЦК партии, как горячо обсуждали второй пятилетний план развития народного хозяйства страны. Неизгладимое впечатление произвели на нас выступления выдающихся деятелей Советского государства и Коммунистической партии Г. К. Орджоникидзе, С. М. Кирова, П. П. Постышева, Н. С. Хрущева.

В один из дней работы съезда встретился в Кремле с наркомом.

- Здравствуй, бунтарь. Как дела в дивизии? На преподавательскую работу не тянет?

- Что вы, товарищ нарком! Ваши слова принимаю за шутку. Вот самому бы подучиться не мешало. А от преподавания прошу уволить.

- Ну и упорный. Ладно, пойдешь в Академию имени М. В. Фрунзе на особый факультет. Авось нам все-таки удастся сделать из тебя академика.

И вот снова Москва. Снова знакомые аудитории. Среди слушателей встретил давнего приятеля Максима Пуркаева. Как и я, в годы нашей разлуки он служил в войсках, а сейчас вновь решил учиться. Пуркаев выглядел куда солиднее прежнего, и все-таки многое в нем осталось от прежнего озорника. Мы вспоминали "Выстрел", наших преподавателей, холодное общежитие и, понятно, "карие глазки".

Вместе с нами в академии занимались и нынешние Маршалы Советского Союза А.И. Еременко и И.С. Конев.

Два года напряженной учебы промелькнули довольно быстро. Пришла пора применить новые знания на практике. Перед назначением на должность с каждым выпускником подробно беседовал нарком. Когда очередь дошла до меня, он поздравил с окончанием особого факультета и сказал:

- Теперь пора и долг платить. Поедешь опять к Шапошникову командовать дивизией. Кстати, он сейчас в Москве. Повстречайся с ним и подробно обо всем договорись.

В ту пору Б. М. Шапошников командовал Ленинградским военным округом, и служба под его руководством меня прельщала. Я направился к нему на московскую квартиру и прежде всего извинился за то, что беспокою в неслужебное время.

- Ничего, ничего, голубчик, правильно поступили. Нуте-с давайте присядем к столу. Рассказывайте.

Я доложил, что нарком решил направить меня в Ленинградский военный округ.

- Вот и превосходно. Сейчас, товарищ Болдин, у нас есть вакантная должность командира и комиссара 18-й стрелковой дивизии. Штаб ее в Петрозаводске. Туда и поедете...

Такова уж наша судьба: живешь там, где прикажут. Для меня, как и для всех военных, давно стало привычным часто менять адреса. Вот почему с такой легкостью, буквально за пару дней, я собрался и выехал в Ленинград, а затем в Петрозаводск, где вступил в командование 18-й стрелковой дивизией.

К тому времени в жизни Красной Армии произошло большое событие: был принят новый Временный полевой устав, который должен был помочь коренным образом перестроить ее и значительно улучшить качество боевой подготовки. Родина оснастила свои вооруженные силы новой техникой. Все более прочные позиции во всех родах войск занимал теперь мотор. Естественно, что и требования к армии неизмеримо выросли. Ее нужно было по-новому обучать, готовить к преодолению трудностей в условиях современного боя. Решению этой первостепенной задачи и была подчинена вся жизнь нашей дивизии.

Мы работали напряженно, обучая личный состав тому, что требуется на войне. И это вполне понятно, если учесть международную обстановку того времени. Шли тревожные тридцатые годы. Все выше поднимал свою омерзительную голову фашизм. Гитлер мечтал о мировом господстве и создал ось Берлин - Рим-Токио. Фашистская агрессия нарастала. Муссолини напал на Эфиопию. Франко задушил республиканскую Испанию. Мюнхенское предательство расчистило Гитлеру путь, и он захватил Австрию, оккупировал Чехословакию. На Дальнем Востоке бесчинствовала империалистическая Япония.

Тучи сгущались. Фашизм угрожал второй мировой войной. И прежде всего враждебные силы направлялись против Советского Союза. Понятно, что в этих условиях огромная ответственность ложилась на Красную Армию. В любую минуту ей надлежало быть готовой отразить фашистскую агрессию. Страстно защищая мир и безопасность народов, мы зорко следили за происками империалистов и активно готовились к борьбе.

Дивизия росла, мужала, крепла. Тут бы только и работать! Но жизнь вносит поправки...

Мерно постукивали колеса поезда, уносившего меня на юг. В кармане лежало назначение на должность командира и комиссара 17-го стрелкового корпуса.