Наталья (равнодушно пожимает плечами). Так.
Скуляев (уносится мыслями в прошлое). Они все еще витали в облаках, а у меня уже была машина, "копейка" болотного цвета. На ней я два сезона мотался по местам боевой славы, ставил монументы и заработал на собственный дом. Ты помнишь, как мы ездили по пригородам, смотрели, выбирали: нравилась постройка, не нравилось место, и наоборот. Мы не спешили, ты говорила, что если тебе что-то не нравится в приобретаемой вещи, то со временем этот недостаток разрастется и затмит все ее достоинства...
Наталья (c глубокой искренней печалью). Так оно и вышло.
Скуляев (потрясенно). Как?.. Неужели все из-за дома? Из-за того, что рядом возвел особняк какой-то негодяй, торгаш, овощной бог, который сутками напролет на всю катушку крутил на магнитофоне какую-то пошлятину и устраивал у себя за забором вавилонские ночи? Баня, бассейн, шашлыки, фейерверки?..
Наталья (с издевкой). Негодяй... Торгаш... А вспомни, как ты был счастлив, когда от этого скота явились два полупьяных дебила и попросили нас "оказать честь присутствия"?..
Тихо смеется каким-то неживым, деревянным смехом.
Скуляев (виновато). Как я мог отказать?.. Я не мог обидеть человека?.. Он ведь в сущности не сделал нам ничего плохого. И он не был виноват в том, что он такой.
Наталья (пристально смотрит на Скуляева). А ты?.. Какой ты?.. Я ведь до сих пор не знаю, какой ты?.. Сейчас, правда, кое-что проясняется...
Смотрят друг на друга. Каждый не глядя наливает себе. Наталья - вино, Скуляев - коньяк. Пьют, не отводя взглядов. Так, словно в бокалах яд. Так, словно совершают двойное самоубийство. Шахов молча наблюдает.
Наталья (Шахову). Он еще сказал тогда, что никогда не следует упускать шанс познакомиться с людьми, у которых есть не только прихоти, но и деньги на то, чтобы эти прихоти удовлетворять...
Шахов. Ублажать себя.
Наталья (Скуляеву). Я что-то не помню, ты уже был тогда архитектором?
Скуляев (сосредоточенно, зло). Был, не был - какая разница?.. Прошлого нет. Только настоящее. Салон по продаже мебели из офисов обанкротившихся финских предприятий. Бизнес-проект Скуляева Юрия Виловича. (Наталье.) Папа Вил. Владимир Ильич Ленин. Дедушка Ленин... Самый человечный человек...
Сбивается. Замолкает. Трет лоб, оборачивается к Шахову.
Скуляев. О чем это я?..
Шахов (подсказывает). Бизнес-проект...
Скуляев (спохватывается). Да-да! Манчестерская бизнес-школа для молодых российских предпринимателей. Стажировка в Англии. Льготный кредит: семь процентов годовых в СКВ. Свое дело. Типичный представитель нарождающегося среднего класса, основы любого цивилизованного общества!
Встает из-за стола, отходит в сторону, артистично раскланивается с Шаховым и Натальей. Они сухо, редко хлопают в ладоши. Переглядываются. Скуляев стоит и смотрит перед собой остановившимся взглядом.
Шахов (Наталье, кивнув на Скуляева). Он - шорец. Это даже не народ, не нация. Племя. Как тутси. Банту. Бушмены. Его дед еще верил в то, что он произошел от волка...
Скуляев (глядя перед собой). Дед не верил. Просветили. Прадед верил. По матери.
Шахов (с искренним любопытством). А по отцу?
Скуляев (анкетно). Народоволец. Ссыльно-каторжный. Он точно знал, что произошел от обезьяны.
Шахов (указывая на Скуляева, как на музейный экспонат, Наталье). Нет, ты только посмотри на него! Гибрид волка и обезьяны. Гремучая смесь. Из него мог выйти второй Микеланджело. Эрнст Неизвестный. Генри Мур.
Наталья (с холодной усмешкой). Скорее, Вучетич.
Короткая пауза. Смотрят на Скуляева. Тот по очереди, исподлобья, на них. Начинает говорить спокойно, сдержанно.
Скуляев. Хотите меня раздразнить, да?.. Вот вам! (Делает неприличный жест.) Шурика лысого! (Наталье, желчно.) Что морщишься?.. Хам?.. Плебей?.. А когда засаживал, визжала как свинья!.. (Смех.)
Шахов (Наталье, деловито). Визжала?
Наталья (спокойно). Было дело.
Скуляев (кричит). Молчать!.. Здесь я говорю!..
Шахов и Наталья обмениваются примиряющими жестами: молчим! молчим! говори.
Скуляев. Каждый значит ровно столько, сколько он стоит. А то забрался на чердак, и философствует, считает себя умнее всех. (Шахову.) А что тебе еще осталось?.. То все ныл: мне бы в Европу!.. В Европу!.. Они оценят. Я устроил. Дания. Выставка с Копенгагене, в ратуше. Все оплатил: билет, транспорт, таможню - дерзай, Миха!.. Покоряй Европу!.. Большому кораблю и карты в руки!.. А ты что?.. Поставил такие цены, что люди только плечами пожимали: русский, никто не знает, и сразу пятьдесят тысяч крон за холст - извините-с!
Шахов (хмуро). Я ставил реальные цены.
Наталья (поддерживая его). Для тех, кто понимает.
Скуляев. Ах, для тех, кто понимает!.. А тем, кто понимает, надо платить отдельно. Чтобы они объяснили, что это реальные цены. Тем, кто имеет деньги, но не понимает. Надо было какое-то время пожить в стране, присмотреться, понять, начать с малого: один подвальчик, другой, там пару картинок на комиссию, там, потом снять маленький зальчик на недельку-другую, устроить вернисаж с фуршетом, сойтись с критиками, галерейщиками, заплатить кому надо и все сам, без всяких менеджеров, продюсеров. Так люди пробиваются, если они действительно хотят сказать миру какое-то новое слово.
Шахов (сдержанно). Если у них, кроме того, есть что сказать.
Скуляев (хлопает ладонью по столу, Наталье). Нет, ты посмотри на него!.. Великий мастер выдавать нужду за добродетель!.. Бакалавр!.. Магистр!.. Из Копенгагена сбежал как крыса, координатор его полгода разыскивал, чтобы вернуть работы или продать их за реальные деньги, - нет мастера, как провалился!.. Мне звонили чуть ли не через день: где?.. жив ли?.. И я нес какую-то дичь про творческую командировку, правительственный заказ...
Шахов (Наталье). Нес?..
Наталья (пожав плечами). Было дело.
Короткая пауза. Каждый наливает себе, пьет.
Скуляев (продолжает). А потом я встретил его на Невском, с вот этим!.. (Указывает на столик с раскрашенными деревяшками.) Рашн деревяшн!.. Руссиш культуриш!.. Полупьяный, среди таких же забулдыг, кто-то картинку толкнул за десять баксов, тут же в магазин. С утра выпил - весь день свободен! И все время что-то говорят, говорят. Здесь, за бугром, все равно где, лишь бы говорить, лишь бы не жить реальной жизнью, а все мечтать о какой-то фантастической, великой России, с которой, дескать, никогда ничего не случится, которая все преодолеет, возродится из пепла, обновленная, молодая, как Иван-дурак в сказке про Конька-горбунка... (Желчно смеется.) У них полстраны по клочкам расхватали, а они сидят каждый в своем углу и сопли жуют!.. Да было бы нас, шорцев, сто пятьдесят миллионов, мы бы им такое показали!.. Мы бы их научили свободу любить!..