Галя, на беду, смешлива. Другие давно уже отсмея­лись и пишут дальше.

 — Солнцева! Довольно веселиться, пиши внима­тельнее.

На последней перемене в класс заглянула вожатая — девятиклассница Лида Максимова:

 — Девочки, помните — у нас сбор!

Этой осенью Лида выросла на целый каблук, стала подвязывать крендельком темные косички и в первый раз надела платье с прямыми твердыми плечиками. Девоч­кам из четвертого «А» она казалась совсем взрослой.

После звонка Лида появилась опять:

 — Пошли, пошли! Аня, Валя, обязательно прихо­дите!

Девочки из детского дома обычно не ходили на школь­ные сборы. Но Аня и Валя знали, что сегодня будет очень интересно, и решили остаться.

Галя защелкнула портфель и крикнула Мухам:

 — Мухи, подождите, мы идем!

Ей было неловко уйти без Светланы.

А Светлана не торопилась. Не поднимая глаз, она перекладывала что-то у себя в пенале, учебники еще ле­жали на парте.

 — Пойдем, Светлана!

 — Не жди меня, ступай. Я не пойду, — сказала Свет­лана тихо.

 — Как — не пойдешь? — испуганно зашептала Га­ля. — Почему? Ох!.. Ты без галстука!.. Забыла, да? Или у тебя нет еще?

Вожатая подошла к ним:

 — Это новенькая ваша? Светлана Соколова? Что же ты, Светлана, идем!

 — У нее галстука нет, — вмешалась Нюра Попова, которой до всего было дело.

 — Ничего, — сказала Лида, — пойдем так. Для пер­вого раза прощается, — и взяла Светлану за руку.

Светлана стояла, то поднимая, то опуская крышку парты:

 — Я не пионерка!

 — Как же так? — удивилась Лида. — Ах да! Ведь ты... Все равно пойдем; как гостья у нас посидишь, а в ноябре дашь торжественное обещание и будешь настоя­щей пионеркой.

Светлана ответила страдальческим голосом:

 — Нет, я не хочу.

 — Как? Пионеркой не хочешь быть?

Туся Цветаева насмешливо сказала:

 — Она в оккупации жила, ее фашисты научили, вот и не хочет!

 — Замолчи! — строго сказала Лида.

Светлана, сжав кулаки, метнулась к Тусе. Вожатая с трудом удержала ее.

 — Девочки, уйдите! Все уйдите! Идите в пионерскую комнату и ждите меня там.

 — Не смеет! Она не смеет мне говорить так! — кри­чала Светлана. — Моя мама коммунисткой была, они ее убили за это! Никто не смеет мне так говорить!

Вожатая крепко держала ее за обе руки:

 — Ну успокойся, успокойся!.. Уйдите, девочки!.. Сядь, Светлана, давай спокойно поговорим... Почему ты не хочешь быть пионеркой?

Светлана заговорила уже со слезами на глазах:

 — Когда нас в третьем классе всех принимали... я больна была... а потом хотели осенью... а осенью немцы пришли... Ты думаешь, я не жалела, что у меня галстука нет? Уж я бы его вот как берегла!.. А теперь... что же я... торжественное обещание давать?.. С маленькими, с девятилетними?.. Ведь мне уже тринадцать с половиной лет! Я лучше через год прямо в комсомол...

Нюра Попова, которой до всего было дело, как раз в эту минуту просунула в дверь свой острый носик и вос­кликнула удивленно:

 — Тринадцать лет? И только в четвертом классе учится?!

У Светланы опять начали кривиться губы:

 — Вот видишь!

Лида подошла к двери:

 — Нюра, уйди!

 — Да я ничего! Ты придешь, Лидочка? — Нюра ис­чезла за дверью.

Светлана встала:

 — Иди к ним, Лида, они тебя ждут. Только не гово­ри, пожалуйста, никому.

Лида обняла Светлану — она знала, что иногда это помогает.

 — Как же я тебя одну отпущу — такую расстроенную?

А из пионерской комнаты — нарастающий гул, там четвертый «А», предоставленный самому себе. И Евгении Петровны, классной руководительницы, нет, на беду, — хворает уже вторую неделю.

Лида заторопилась в пионерскую комнату:

 — Подожди меня, Светлана, не уходи, я сейчас. Я только скажу им, чтобы они не кричали.

Когда Лида через минуту вернулась в класс, Светла­ны там уже не было.

Очень немногие девочки слышали то, что сказала Светлане Туся. Нужно ли говорить о поведении Туси сей­час, на сборе, или лучше с ней одной? Ведь Светлана просила не рассказывать, ей будет неприятно, если весь класс...

Ах, если бы эти маленькие девочки знали, как трудно бывает вожатой, когда вот такие непредвиденные обсто­ятельства!

На следующий день Светланы в классе не было. Муха Черная, староста, спросила сестер-близнецов из детского дома:

 — Аня, Валя, а где Светлана? Почему не пришла?

Эти девочки всегда ходили вместе, и звали их через тире: «Аня-Валя», как будто это было одно двойное имя.

 — Она пришла, — ответила Аня (она всегда отвечала за обеих), — только она теперь будет не у нас, а в чет­вертом «В», ее перевели.

Евгении Петровны сегодня опять не было, опять ее заменяли другие учителя. Первый урок был арифметика. Ивану Ивановичу сказали, кто отсутствует и почему. Га­ле показалось, что он пожалел о Светлане.

В конце урока, закрывая журнал и обводя взглядом класс, он вдруг сказал:

 — Пасмурно что-то у вас сегодня, и даже Солнышко в тучах... — Он посмотрел на Галю Солнцеву: — Что, без подружки своей скучаешь?

Галя действительно уже привыкла к своей соседке за эти несколько дней. На перемене она расспрашивала Аню-Валю, что было вчера в детском доме.

 — Ничего не было, — сказала Аня. — Мы ничего ни­кому не рассказывали. Светлана велела не говорить.

Галя вздохнула. Должно быть, Светлана сама попро­сила перевести ее в другой класс.

 — А у вас в детском доме знают, что Светлана не пионерка?

 — Знают. Ей вожатая еще раньше говорила, что ее примут в ноябре.

 — А Светлана?

 — Она тогда ничего не ответила.

На большой перемене Галя вместе с Мухами подня­лась на самый верхний этаж — внизу был только их класс, четвертый «А». В четвертом «В» они почти никого не знали — этот класс был целиком переведен из другой школы.

 — Вы кого ищете?

— Соколову.

— Она в учительскую пошла, за картами.

Спустились в учительскую. А там сказали, что Соко­лова только что понесла карты наверх — должно быть, по другой лестнице.

Опять поднялись наверх, заглянули в четвертый «В». Карты уже лежали там, их развешивала незнакомая круглолицая девочка, но Светланы в классе не было. А тут звонок...

В коридоре они столкнулись с вожатой Лидой, кото­рая тоже разыскивала Светлану. Лида очень огорчилась, узнав, что Светлана будет в другом классе.

 — Как нехорошо получилось, девочки! Ведь, должно быть, она сама просила ее перевести.

Галя увидела Светлану только в раздевалке, после уроков. Светлана стояла уже одетая с каким-то задум­чивым, отчужденным видом. Она поджидала Аню-Валю: в ее новом классе попутчиков из детского дома не было.

Галя подошла к ней:

 — Как жалко, что тебя перевели! — сказала она. — У нас все очень жалеют... И Лида тоже.

 — Что же делать, — коротко и даже как будто враж­дебно ответила Светлана. И сейчас же отвернулась. — Аня-Валя, пошли!

Уже во дворе их перегнал Иван Иванович.

 — Соколова, как на новом месте центнеры пожи­вают? — добродушно окликнул он.

Светлана, вся вспыхнув, ответила:

 — Ничего...

Когда они подходили к детскому дому, Светлана по­велительно сказала Ане-Вале:

 — Вы у нас никому не говорите, что я в другом классе!

И Аня-Валя покорно молчали...

На следующий день Иван Иванович спросил руково­дительницу четвертого «В», куда, как ему сказали, пере­вели Светлану:

 — Как у вас Соколова с именованными числами справляется?

Учительница ответила даже несколько удивленно:

 — Соколова?.. Хорошая девочка. Я ее как раз сего­дня спрашивала, очень толково отвечала.

Иван Иванович одобрительно кивнул головой:

 — Ну-ну!

Как раз в это время Галя опять разыскивала Светла­ну на верхнем этаже. Одна, без Мух. Она боялась, что Светлана опять посмотрит враждебно и скажет ка­кую-нибудь резкость — пускай уж лучше ей одной скажет!