А через три часа ей позвонили и попросили спуститься вниз: надо ехать на репетицию. Ей сообщили, что Польшу будет также представлять Эва Де-марчик, по Аниному убеждению, певица очень сильная, темпераментная и, что самое главное, мыслящая. Эва впервые в послевоенной польской песне обратилась к лирической поэзии - начала исполнять песни и баллады на стихи Тувима, Галчинского, Броневского. Она не просто пела, она играла на сцене, создавая яркие драматические моноспектакли...
- Ты, конечно, будешь петь "Эвридики"? - галантно раскланявшись, спросил Люциан Кыдринский (и в этом году ему было поручено вести программу фестиваля).
Анна лишь улыбнулась в ответ. Конечно, "Эвридики" она любила, это была выстраданная ею песня. Но ведь надо обновлять репертуар, нельзя же оставаться исполнительницей одного-единственного музыкального произведения! В словах Кыдринского она почувствовала иронию, и хорошее настроение, которое, несмотря на усталость, сопутствовало ей, омрачилось. Что поделаешь, если среди десятка клавиров, которые больше года она добросовестно возит за собой из города в город, она не может отыскать ни одной песни, к которой бы у нее лежала душа? За которую хотелось бы бороться, отстаивать ее, как, скажем, это было с "Эвридиками"?
Всеобщее внимание в Сопоте было приковано к двум представительницам Польши - Эве Демарчик и Анне, по утверждениям прессы, бесконечно одаренным, непохожим по манере друг на друга певицам, способным удивить мир. От их выступлений организаторы фестиваля ждали многого.
Дело в том, что признанным звездам западной эстрады Сопотский фестиваль казался мелким - и с точки зрения престижности и с финансовой стороны. Зато десятки ловцов популярности - американских, английских, бельгийских, голландских, западногерманских певцов и певиц, кочующих из страны в страну, с одного конкурса на другой, бесталанных подражателей, - начинали задавать тон на эстраде "Лесной оперы". Они шумели, визжали, кричали на сцене, напяливали на себя немыслимые убранства, силясь не так, так эдак завоевать симпатии зрителей. И, надо сказать, немалого успеха достигали у дилетантов. Профессионалы же хмурились, высказывая справедливые упреки в адрес организаторов фестиваля. Те же в свою очередь отвечали: ничего не поделаешь, конкурс!
Певцы из социалистических стран отличались прекрасными вокальными данными, строгостью репертуара, хорошим вкусом. Но им не хватало легкости, изящества, артистизма, присущего знаменитым певцам Запада... Но вот даже наиболее осторожные в своих прогнозах журналисты начали писать о возможной сенсации в Сопоте: о массированном наступлении восточноевропейских исполнителей на "незыблемые" бастионы западной "поп-музыки"!
Однако опытные импресарио из США, ФРГ и Италии (а их было на фестивале трое) лишь посмеялись над подобными утверждениями. Смешно, дескать, мечтать о каком-то "наступлении". Да еще где - в Сопоте, чье реноме абсолютно не ценится в могущественном "шоу-бизнесе", при мизерных средствах пропаганды: фестиваль транслируется только по системе "Интервидения". Пластинки с записями выступлений участников фестиваля, которые довольно быстро выпускает фирма "Польске награня", отличаются разве что... крохотными тиражами да в придачу плохим качеством.
"Когда же я наконец научусь не волноваться? - с тоской подумала Анна (только что певицу предупредили, что следующий выход - ее). - Внешне все выглядит вроде бы вполне пристойно - воплощенное спокойствие и уверенность. А внутри? Дрожу как осиновый лист, голова словно в обруч закована, слова забыла... А сейчас Сопот, "Лесная опера" и, может быть, самое важное в моей жизни выступление".
Огромный зал рукоплещет, когда Анна появляется на сцене. Аплодисменты сбивают, хочется, чтобы как можно скорее заиграл оркестр и взметнулась дирижерская палочка. Анна видит краешком глаза Стефана Рахоня. Он, как всегда, спокоен, галантен, доброжелателен. Ободряюще кивает ей головой. И снова Анна рассказывает слушателям, до отказа заполнившим зал, прекрасную сказку о "Танцующих Эвридиках". Кажется, сегодня получится все. Оркестр звучит превосходно, и хочется как можно дольше быть на сцене. Как жаль, что на фестивале не разрешено бисировать - сегодня она пела бы еще и еще...
Поезд увозит Анну в Варшаву. Попутчики приветливо улыбаются ей, поздравляют с премией. Разные люди, не сговариваясь, подходят, говорят, что в этом году в Сопоте она была лучше всех. Да и вообще сейчас она лучшая польская певица. Подошел аккуратный старичок в старомодной соломенной шляпе, в пенсне и в накрахмаленной белой рубашке.
- Вы восхитительны! - воскликнул он. - Поверьте, Анна, мне довелось на своем веку повидать многих хороших певцов. Я счастлив, что слышал вас!
Что греха таить, приятно слышать такие слова от совершенно незнакомых людей, далеких от ее мира, в котором ей постоянно приходится вращаться. В Сопоте ее уже представили двум импресарио: один - низкорослый брюнет, прекрасно говорящий по-польски, Эндрю Джонс из США, другой - веснушчатый итальянец Пьетро Карриаджи.
- Браво, браво! - сказал американец. - Мы очень надеемся, что скоро увидим вас в Чикаго. Почему в Чикаго? Там живут пять миллионов поляков. Ваше пение доставит им удовольствие... Что же касается настоящих американцев, то перед ними вам выступать пока рановато. Славянскую манеру они не примут. Если хотите петь в Нью-Йорке, надо будет поработать и изменить репертуар.
Карриаджи ничего не предлагал, он долго и восторженно что-то твердил, целовал ее руки и постоянно хватался не то за сердце, не то за карман. Анна поблагодарила Джонса за приглашение, сказала, что она с удовольствием поедет и в Чикаго, и в другие американские города, где живут поляки. Но всеми зарубежными поездками занимается "Пагарт".
- О, я все это знаю! - улыбался американец. - Уверен, все будет о'кэй! - Но хотя Эндрю Джонс и улыбался и говорил донельзя вежливо, в его тоне чувствовались покровительственные интонации. Будто он не приглашал на гастроли, а делал одолжение.
xxx
Анна сразу заметила Збышека на перроне. Он тоже увидел ее и отчаянно замахал рукой, в которой был зажат крохотный букетик фиалок.
- Поздравляю! - Он поцеловал ее. - Я все видел по телевидению. Ты явно в ударе. Везде - на работе, в кафе, даже в пивных - только о тебе и говорят. И только в превосходных степенях!
- А ты что, часто бываешь в кафе и пивных? - улыбнулась Анна.
- Так ведь приходится как-то коротать время, когда тебя нет рядом, - в тон ей ответил инженер.
- Пани Герман, а большой у вас багаж? - справился носильщик.
Она отрицательно покачала головой.
- Видишь, тебя уже все знают! - обрадовался Збышек. - Наверное, трудно быть знаменитой?
"Знаменитой"!.. Это слово кольнуло ее.
Конечно, существует немалое число артистов, которые буквально упиваются своей славой, которые бывают счастливы, если на них оглядываются на улицах, выпрашивают автографы. Не то чтобы она осуждает такое тщеславие, но, во всяком случае, сама им не страдает. Сцена стала для нее любимой, но очень трудной работой, поглощающей всю ее без остатка. Здесь сразу видно, чего ты достигла, а что начинаешь терять. Была ли Анна довольна новой победой в Сопоте? Конечно же, была! Хотя по результатам ее обошла канадская певица умелая профессионалка, с отлично поставленным голосом. Но без изюминки, без своего творческого "я". Одна из многих у себя на родине. И первое место, присужденное ей жюри, было, скорее, как об этом говорили в кулуарах, стремлением оргкомитета придать Сопотскому конкурсу международное значение.
- Победительница - представительница Нового Света. Ну а тебе, Анна Герман, - сказал ей Люциан Кыдринский, - придется завоевать первые места в Италии и Канаде. Он усмехнулся чуть печально и добавил: - Как там говорят наши братья на Востоке? "Нет пророка в своем отечестве...".
Анна провела со Збышеком целый день в столице. Для нее был забронирован номер в гостинице "Бристоль" (его оплачивал "Пагарт": суточная стоимость номера как раз укладывалась в ее двухнедельный заработок). Они поехали в парк Лазенки, потом бродили по улочкам Старого Города, обедали в том самом ресторане, где она встретилась с Марком Бернесом. Вечером Збышек отвез ее в аэропорт Окенче. Вечерним рейсом Анна улетала в Москву...