– Чуть позже, – мягко отклонил предложение Квиллер. – Давайте лучше поговорим о пчёлах. Они когда-нибудь нападали на вас?

Обри со знанием дела покачал головой:

– Мои пчёлы никогда меня не жалят. Они доверяют мне. Я с ними разговариваю. Зимой я приношу им сладкую воду.

– А на меня нападут?

– Если ты испугаешь их, или поведешь себя не по-дружески, или наденешь шерстяную шапку. Они не любят шерсть. Не знаю почему. Меня они никогда не кусают. Однажды я увидел рой диких пчёл, которые забирались в дупло старого дерева. Я заглянул туда, и они всем роем окружили меня. Думаю, я им понравился. Они облепили мне всё лицо, и уши, и шею. Невероятное ощущение.

– Представляю себе! – мрачно проговорил Квиллер.

– Тогда я пошёл домой и вернулся с пустым ульем. Они все туда перебрались. Думаю, они были рады оказаться в новом доме. Пчёлы хорошие. Если перед ними два дерева – яблоня и персиковое, они выберут яблоню. В ней больше сахара. А старик мёд не любит. Он любит белый сахар. Однажды я видел, как он ел сахар ложкой прямо из сахарницы. Меня чуть не стошнило. А тебя бы нет?

Мало-помалу, с многочисленными отступлениями, беседа о пчёлах заняла всю прихваченную Квиллером пленку. Выяснилось, что улей похож на маленький медоваренный заводик, что каждая пчела занимается своим делом: пчёлы-работники строят медовые соты, матка откладывает яйца, определённые пчёлки летают по полям и лугам, где собирают цветочную пыльцу и нектар, из которых в улье делают мёд; пчёлы-сторожа охраняют улей от грабителей; трутни – пчелиные самцы – мёд не делают, они ухаживают за маткой; но если улей оказывается переполненным, то самцов из него выгоняют, и они умирают в одиночестве.

– А как пчелы доставляют нектар в улей? – поинтересовался Квиллер.

– В своих брюшках. Пыльцу они несут в маленьких мешочках, которые имеются у них на лапках.

Квиллер недоверчиво посмотрел на Обри и спросил:

– Вы говорите мне правду, Обри?

– Чтоб мне не сойти с этого места, – торжественно произнёс пчеловод. – Хотите посмотреть на ульи?

– Только в том случае, если вы дадите мне защитную сетку. А то пчёлы подумают, что мои усы сделаны из шерсти.

– Если рабочая пчела ужалит вас, она умрёт.

– Это мало утешает. Лучше дайте мне сетку и перчатки.

Они спустились по изрытой колеями дороге и оказались у реки. Здесь, если не считать шума речного порога и карканья ворон, царило полнейшее спокойствие. На берегу стоял ветхий домик с покосившейся трубой. У самых дверей был установлен ручной насос на деревянной платформе. Неподалеку в гордом одиночестве располагалась уборная.

– Наша семья владела шестью такими домиками Их сдавали рыбакам. Два домика сгорели. Ещё три разрушил шторм. Я живу в последнем уцелевшем. На его стенах было полным-полно диких пчёл, я их выкурил и снял со стен обшивку – за ней оказалось очень много меда.

Приблизившись к домику, Квиллер услышал слабое жужжание и тут же надел перчатки и шапку с сеткой. С южной стороны здания, где солнце пекло сильнее и куда не добирались северные ветры, на небольших возвышениях стоял целый ряд деревянных ящиков. Они выглядели менее живописно, чем куполообразные ульи с медовых этикеток. (Лангстротовы ульи, изобретённые в 1851 году, – впрочем, это Квиллер выяснил уже позднее.)

– Пчёлы всё делают сами, – сообщил Обри. -Я лишь отношу подносы с сотами в сарай, выцеживаю из них мед и разливаю его по банкам. Иногда эти подносы бывают очень даже тяжёлыми.

– Да, работа не из легких, – заметил Квиллер.

– Однажды тут со мной приключилась история. Я поставил банку чуть в стороне от крана, из которого лился мёд. И он весь вылился на пол.

Пчёлы, занятые своими делами, не обращали никакого внимания на журналиста. Квиллер говорил ровным голосом и не делал резких движений.

– А что они делают зимой?

– Собираются у себя в улье и согревают друг дружку. Я обматываю ульи соломой и всякой всячиной. Пчёлы, если им вздумается, могут выбраться наружу, а мышам туда нипочём не проникнуть.

– А как же снег?

– Если ульи занесёт снегом, то ничего страшного не случится, а вот лёд – это уже опасно. Однажды все мои пчелки задохнулись из-за льда.

«Это удивительная история» – подумал Квиллер. – Надо будет ещё раз сходить в библиотеку и сверить только что услышанное с книгой по пчеловодству», – а вслух сказал:

– Теперь я хочу взглянуть на часы с кукушкой.

На самом деле ему очень хотелось попасть внутрь дома – посмотреть на резьбу по дереву, на люстру в форме оленьих рогов, на витражи.

– Старик почти всё продал, – объяснил Обри отсутствие в доме мебели.

Только одна комната казалась обжитой. Зайдя в неё, Квиллер обнаружил два мягких стула, стоящие напротив телевизора, большой платяной деревянный шкаф, украшенный различными фигурками, и узкий шкафчик со стеклянными дверцами – для хранения ружья. Маятник резных напольных часов раскачивался из стороны в сторону.

– И кто же увлекается охотой? – спросил Квиллер.

– Старик подстреливает кроликов и готовит из них жаркое. Ещё ворон подстреливает. Я раньше тоже часто ходил на охоту с братьями. Был хорошим стрелком. – Обри отвёл взгляд. – Но больше охотиться не хочу.

Часы прокуковали «ку-ку-ку-ку-ку-ку», и Квиллер сказал, что пора прощаться. Он заплатил за мёд и уехал, преисполненный новым для себя чувством уважения к янтарной густой жидкости.

«Сколько раз, интересно, заполняли свои брюшки эти работяги, чтобы получилась целая пинта меда?» – подумал он.

Квиллер отправился в супермаркет Тудлов, чтобы купить там что-нибудь свежее для котов и что-нибудь замороженное для себя. По дороге он размышлял о рабочих пчёлах и о судьбе несчастных трутней… о природе, которая способна превращать цветы в пищу, не используя при этом химикалий или консервантов о добродушном пасечнике, который с таким удовольствием рассказывал о своих пчёлах. Но ни слова не было сказано о взрыве в гостинице, об этом несчастном случае, о котором без умолку судачили местные жители.

Подъехав к магазину, Квиллер открыл дверцу своей машины, и – о ужас! – раздался звон разбившегося о каменную мостовую стекла. Перед ним была янтарная лужица. Скрепя сердце он посмотрел на землю затем на облака и мысленно сосчитал до десяти.

СЕМЬ

Лужа мёда на мостовой не так ужасна, как лужа меда вперемешку с разбитым стеклом. Сделав этот глубокомысленный вывод, Квиллер поставил в известность о случившемся миссис Тудл, которая в свою очередь подозвала на помощь одного из своих внуков. Троица гуськом прошествовала к месту происшествия, Квиллер не переставал извиняться, а миссис Тудл не переставала благодарить его за своевременное уведомление. Происшествие вызвало смеху молодого Тудла: разлитый мёд казался ему не менее смехотворным зрелищем, чем некогда разбитый им ящик яиц.

– Убери всё до последнего стеклышка, – наставляла бабушка внука. – Не то какой-нибудь пёс, унюхав мёд, соблазнится и поранит себе язык.

Сказав это, миссис Тудл развернулась и пошла дальше по своим делам. Квиллер тотчас щедрой рукой отсыпал юноше чаевые.

– Это уже лишнее, – выкрикнула бабушка, которая за долгие годы хозяйствования на продуктовом рынке научилась видеть спиной.

Купив в гастрономическом отделе немного солонины, так чтобы и котам на обед хватило, и он сам смог бы что-нибудь перехватить попозже вечерком, Квиллер поехал в центр города за цветами для Полли, В пять часов она собиралась впервые после операции совершить небольшую прогулку. Оставив машину на городской стоянке, он пешком отправился в цветочный магазин.

Центральный район Пикакса, длиной в три квартала, представлял собой набор совершенно разнородных по своему стилю строений – больших, маленьких, величественных, причудливых и совсем простеньких. Все они появились в те времена, когда округ процветал благодаря своему бутовому камню, который, кстати, использовался не только при строительстве домов, но и при мощении улиц. Потому Пикакс и прозвали Каменным городом. Тут в мирном соседстве уживались и небольшие коттеджи, и миниатюрные подобия Бастилии, Стоунхенджа и шотландских замков. А Мейн-стрит для Квиллера служила своего рода Осведомительной трассой: стоило ему здесь появиться, как он сразу же натыкался на друзей и просто знакомых, которые спешили поведать журналисту последние сенсации, слухи, сплетни, шутки.