- Восемь минут, - подтвердил Олег, также посмотрев на часы.

Восьми минут было и достаточно и мало. Все зависело от того, сколько минут простояли на дороге Гиви, Листопад и Петя, когда, услышав крик, прибежали к обрыву. Минуту? Три? Четыре? Каким шагом они возвращались домой? Все было на пределе.

- Может быть, мы слишком быстро бежали, Б. В. так не смог бы?

- Много тут не выгадаешь, минуту-другую, не больше. Вот если б часы показали минут двенадцать, тогда не было б вопроса, - с сожалением произнес Олег. - Ну, ладно, надо еще что-нибудь придумать. Хорошо, что хоть с Петровичем ясно.

- С Петровичем, - произнес я задумчиво, - Олег, с Петровичем ошибка. Кто захочет придраться, скажет, что он мог пропустить Гиви и других, спрятавшись за камнем, затем вернуться на базу, раздеться в своей комнате и войти в столовую после сигнала тревоги, когда почти все уже были в сборе.

Я стоял растерянный, смущенный...

Олег даже покраснел от злости.

- Ну, знаешь, Игорь, хватит! Любители хороши только в спорте. Будь на твоем месте самый рядовой следователь, он бы давно во всем разобрался. Нечего браться не за свое дело. А я еще как дурень за тобой по горам бегаю, минуты считаю...

Олег круто повернулся и ушел.

"Какой следователь? Где его тут взять? Чем я виноват, что никто не обратил внимания на обстоятельства гибели Виктора".

Голова сильно болела. "Попросить у Веры тройчатку?". Тут я вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел, и пошел на кухню.

- А, явился герой. Натворил дел, поди, сам не рад. Заходи, чего стоишь в дверях? Небось, с голоду помираешь? Садись, сейчас тебя покормлю, чаек еще горячий, только что Петровича угощала.

Тетя Лиза, полная и румяная, сновала по кухне, доставая посуду, хлеб, остатки завтрака.

- Как похолодало, так повадился старик каждый день ко мне захаживать, чайком баловаться.

- Каждый день? - переспросил я. - А вы не помните: в тот день, когда погиб Бойченко, Петрович не заходил на кухню?

Я задал этот вопрос без особой надежды. Ну, предположим, ответит тетя Лиза утвердительно. Скажет, заходил. Этого же мало. Важно, когда заходил. Едва ли спустя десять дней она сможет назвать точное время. Однако ответ оказался неожиданным:

- Как же, заходил. Посидел минут десять, а тут машина ваша как завоет! Петрович вскочил, будто змея его ужалила, и, хоть и толстый, а убежал не помня себя. Еще стакан с чаем перевернул.

- Тетя Лиза, что же вы раньше, вчера не сказали, что Петрович у вас в тот день на кухне сидел? Почему Вера молчала?

- Так он же недолго, минут десять, не больше тут пробыл, и разговора о нем вчера не было. Да нас и не спрашивали. Спросили, я бы сказала.

Никогда завтрак не казался мне таким вкусным. Да, с Петровичем теперь все ясно. Вернуться домой за десять минут до сирены он явно не мог. Надо действовать дальше. Беседа с тетей Лизой меня кое-чему научила. Я слишком увлекся расчетами времени. Надо поговорить с товарищами. Всплывет какая-нибудь деталь, на первый взгляд незначительная, а по существу очень важная. Но как вести эти разговоры? Я представил себе, что прихожу к Б. В. и спрашиваю: "Что вы делали в тот день с одиннадцати до двенадцати часов?" Хороша будет беседа! Нет, конечно, в первую очередь надо побеседовать с теми, у кого твердое алиби. С ними легче. Они не воспримут такой разговор, как допрос. Но Олег и Марина знают столько же, сколько и я: с утра до сигнала-тревоги мы были вместе. Кронид и Харламов знают не больше. Остаются тетя Лиза, с которой уже был разговор, Петрович и Вера.

Я вышел из кухни. По коридору навстречу мне шла Вера. Ее лицо, обычно милое и приветливое, было озабоченным и, как мне показалось, даже злым.

- Простите, Вера Львовна, почему вы вчера не упомянули, что Петрович был вместе с вами на кухне, когда прозвучал сигнал тревоги?

- Я полагаю, что Сергей Петрович, так же, как и Борис Владимирович, находятся вне подозрений, - сказала она холодно, - удивляюсь только, почему вчера никто не счел нужным пресечь наглую выходку Брегвадзе.

- Позвольте, речь идет не о подозрениях...

Вера не стала меня слушать и прошла в медпункт, захлопнув дверь перед моим носом.

Петровича я застал в мастерской.

- А, комсорг, очень кстати пришел. Садись, разговор есть. В Москве, когда сюда собирались, допекли нас инструкциями. Все хотели предусмотреть. Даже если какое чрезвычайное происшествие случится. Не очень внимательно я тогда слушал, а зря.

Петрович задумался, потом набил трубку, не спеша раскурил ее и продолжал:

- Помню говорили, если ЧП случится зимой, когда из Хорога приехать не смогут, то сам начальник зимовки должен провести дознание или поручить кому.

Он долго и внимательно смотрел на меня, потом твердо сказал.

- Вот и придется тебе, Игорь, этим заняться. С тобой все ясно: был с Олегом и Мариной на Альфе. Разберись с остальными. Поговори с людьми. Докажи, что никто из наших не имеет отношения к гибели Виктора. Считай, что тебе это дело поручено. С Борисом Владимировичем я согласую. Если понадобится, заходи ко мне, не стесняйся. Только не вздумай следователя изображать. Веди себя мягко, людей не обижай, чтобы еще хуже не получилось.

Слова Петровича и обрадовали и испугали меня. Я чувствовал себя невольным виновником напряженности, которая возникла в лаборатории за последние дни, и считал своим долгом выправить положение. Но, с другой стороны, лишь теперь я почувствовал всю тяжесть ответственности. Обстановка в лаборатории, климат, наконец, судьбы людей зависели от меня.

- Сделаю все, что смогу, Сергей Петрович, - ответил я необычным для себя, тихим голосом. И потом, уже более уверенно: - А может быть, не теряя времени, и начнем. Попытайтесь вспомнить, не заметили ли вы в тот день, примерно за час до гибели Виктора, что-нибудь необычное кого видели, словом, как вы сами провели этот час?

- Этот час? Работал в мастерской, ремонтировал клапан камеры Вильсона. Потом пошел на кухню, чайку захотелось. Там были Елизавета Ивановна и Вера Львовна. Собирались вместе что-то испечь. Просидел я на кухне недолго, пока сирена не завыла. Вот вроде и все.

- А сколько примерно?

- Минут десять, может, чуть больше... Да, еще вспомнил. Когда я шел на кухню, меня Петя чуть с ног не сбил наткнулся на меня у самой лестницы.

- Сергей Петрович! Вот здорово. Если Петька за десять двенадцать минут до сирены еще в доме был, значит, с ним полный порядок. Спасибо...

Петю я нашел в пристройке, где было сосредоточено электрохозяйство. В замасленном комбинезоне, который висел на тощем теле, как на вешалке, он стоял у динамо-машины и протирал графитовые щетки. Встретил он меня неприветливо:

- Ну, чего пришел? Видишь, я занят. Я сел на табуретку, закурил. Как начать разговор? Как сломать стену неприязни, даже враждебности, которая почти на глазах выросла между нами?

- Послушай, Петя. Ты парень разумный. Давай начистоту. Ну, предположим, мы решим разговоры о смерти Виктора прекратить, обо всем забыть, взяться за работу. Не получится ведь. Будем думать, гадать, сомневаться... Кто-то кого-то будет подозревать, кто-то переживать, что его подозревают...

- Сам виноват.

- Что сделано - сделано, назад не повернешь. А выход искать надо. Нам жить и работать вместе. До весны далеко.

- Что же ты предлагаешь?

- Б. В. и Петрович уверены, что Виктора столкнул кто-то чужой. И я так думаю. Но надо это доказать, доказать так, чтобы ни у кого не могло быть никаких сомнений. Нельзя ждать до весны. Надо сейчас все распутать.

Я продолжал говорить в том же духе. Была в моих словах и внутренняя убежденность и, как мне кажется, логика. Петя слушал все более внимательно.

- Ну, и как же ты собираешься распутывать? - спросил он.

- Один я ничего не добьюсь. Нужна помощь. Подключись к этому делу. Помоги мне.

Глаза у Пети заблестели. Он был большой любитель детективной литературы. Попросив его о помощи, я затронул чувствительную струнку.