- Петр Андреевич.
Ну, а людей с таким именем и отчеством только в европейской части Советского Союза можно найти тысячи. Но тут молодой грузин, которого звали Князем и который ничего общего с этими бывшими эксплуататорами, как он заявил, никогда не имел, а кроме того, хотя тут и считали его типичным представителем своего народа, к сожалению, ее мог быть до конца именно типичным представителем, поскольку не умел делать того, что умеет (по крайней мере, таково общепринятое мнение) каждый грузин: жарить шашлык, и не просто жарить, а со знанием всех тайн, с артистизмом и изысканностью, Князь показал на большую, обмотанную виниловой пленкой кастрюлю в катере, беспомощно развел руками. Вероника Глобус и Костя Бегемотик с их аппетитами где-то добыли целого барана, залили его еще с вечера вином, теперь надеются, что он, то есть Князь, накормит их в Разбойничьей бухте грузинским шашлыком.
- А вы не умеете готовить шашлыки? - ласково спросил Князь у Карналя.
Вопрос был так неожидан, что Карналь ничего иного не придумал, как сказать правду:
- Собственно, я не могу считать себя специалистом... Но вообще готовить умею все...
- Поедемте с нами! - радостно закричал Князь.
И тогда уже и Анастасия, которая тактично молчала до сих пор, все же помня условную межу, отделявшую ее от академика, как-то незаметно отступила от Князя, очутилась возле Карналя и тихо сказала:
- А в самом деле, Петр Андреевич? Тут же такая скука...
- Ошибаетесь! - резко ответил ей Карналь, сразу приведя в боевую готовность все защитные силы своей неприкосновенности. - Я не знаю, что это такое - скука...
- Простите, я не так выразилась. К вам это слово действительно... никак... Но там, в бухте, такая красота... Я уже здесь в третий раз...
- Могу вам позавидовать, - буркнул Карналь.
- Так не поедете? Хотя я не имею никакого права вот так к вам... И никто... Ведь вы себе не принадлежите...
Он решил быть хотя бы немного мягче после этого наивного "себе не принадлежите".
- Я приду встречать вас, когда вы вернетесь. Это будет перед заходом или после захода солнца?
- А может, - Анастасия заколебалась, сказать ли ему то, что вертелось на языке, глянула на Карналя почти умоляюще, - может, мне тоже не ехать?..
- Ну, вы же собрались. И ваши товарищи...
- Это просто знакомые. Каждый год новые. Каждый раз случайные. Но я все же, наверное, поеду... А вы и вправду приходите, если захочется. Мы к ужину вернемся. Я выброшу для вас на катере белый флаг...
Она блеснула глазами, снова стала той дерзкой журналисткой, которая когда-то ворвалась в его святая святых, и он с удовольствием отметил, что именно такой она ему как будто нравится иди что-то в этом роде. Потому что напоминает... напоминает... боялся сознаться сам себе, но было в Анастасии нечто неуловимое от Айгюль. Как это могло случиться, откуда передалось - или опять же врожденные свойства, картезианство, мистика и чертовщина? Карналь слабо, обессиленно улыбнулся.
- Мы еще встретимся. Считайте, что это и не обещание, а словно бы соглашение... А пока счастливого плавания!
Не стал ждать, пока они отплывут от берега, чуть ссутулившись, пошел дальше, галька шуршала у него под резиновыми вьетнамками, а казалось: по душе.
Не оглянулся, не замедлил шага, не сворачивая, прошел по набережной, зашагал по центральной аллее, ведущей к домику дирекции, перед которым садовницы ежедневно меняли на клумбе горшочки с заранее высаженными цветами для своеобразного цветочного календаря. Было двенадцатое сентября, пора ветров, солнце уже пошло на спад, а тут, на юге, еще припекало. Полдень года, полдень века, одни полудни для него, после которых солнце уже не поднимается, а только падает и падает неудержимо, как ни подставляй под него плечи, каких современных атлантов ни выдумывай.
От главного входа летела к дирекции черная "Волга". Сделав крутой вираж, заскрежетала тормозами около Карналя, сразу те распахнулась дверца, и из нее выскочил... Кучмиенко.
Все то же самое: легкий летний костюм в элегантную клеточку, некая взлохмаченность волос, оживленно-обрадованное выражение лица, солидная фигура. "Кто вызвал черта, кто с ним вел торговлю и обманул его, а нам в наследство оставил эту сделку..."
- Петр Андреевич! Вот так сюрприз! А я думаю, ну, где его тут искать, в этой кустотерапии!
- Ты зачем здесь? - без восторга полюбопытствовал Карналь.
- За тобой приехал.
- Никто же не знает... Меня здесь нет...
- Го-го, для кого нет, а для Кучмиенко ты вечно и всюду есть, Петр Андреевич! Ни я без тебя, ни ты без меня...
- Что случилось?
- Да ничего. План выполняем, новые разработки идут, как из воды, номенклатуру, как договаривались, пускаем вширь... Потрепали нас на республиканском совещании, Совинский твой выступал и размахивал руками. Ну, да народ знает, что такое Знак качества и как его тяжко добывать в наших условиях. Мог бы и свое личное, но оно всегда отступает. Да и не для того сюда...
- Для чего же? - Карналь раздражался все больше. Кто мог сказать Кучмиенко? И почему именно сегодня? Бессмысленное стечение обстоятельств. Только что встретил Анастасию и сразу же - Кучмиенко. Снова какая-то мистика? Не слишком ли закономерные случайности окружают его последнее время?
- Если бы ты знал, Петр Андреевич, то еще бы и поблагодарил старого Кучмиенко за спешку. Воздушным лайнером перемерил на рассвете пол-Украины. Потому что тебя надо немедленно найти, а никто тебя так быстро не может найти, как Кучмиенко! Скажешь, неправда? Пронченко сегодня пришлет телеграмму. Но то ведь будет днем. А потом, что такое телеграмма? Разве она может заменить живого человека? Ну, я узнал немного раньше всех остальных, на лайнер - и сюда. В обкоме взял машину, Алексей Кириллович в аэропорту билеты прямо на Москву, потому что еще сегодня тебе надо быть в столице, а вечером - в Париже. Представляешь? Не я это организовал, но содействие в последней фазе - мое. Оцени.
- Ничего не понимаю! Ехать? Не собираюсь никуда ехать. И вообще - меня нигде нет. Я на отдыхе. Мне Центральный Комитет запретил приступать к работе раньше, чем через месяц.
- А кто тебя отзывает? Думаешь, Кучмиенко? Кучмиенко только способствует. Катализатор. Промежуточное звено. Центральный Комитет тебя и просит. Без тебя никак.
Карналь невольно вспомнил наивно-правдивое Анастасиино "себе не принадлежите". Ехать ему никуда не хотелось, отказывался от всех зарубежных поездок после смерти Айгюль, еще не знал, согласится ли и на эту, но и держаться за одиночество на этом надоевшем уже побережье тоже как-то не пристало.
- Что за поездка? - вяло поинтересовался.
- Обо всех деталях в Москве. Я что? Моя - организация. Работаю на опережение.
"А кто просит?" - должен бы спросить Карналь, но промолчал, так как на Кучмиенко никакие вопросы и вообще никакие слова не действовали никогда.
- Ты уже завтракал? - полюбопытствовал Кучмиенко, до конца выказывая внимательность и заботливость. Но Карналь только отмахнулся:
- Какой там завтрак? Коли ехать, так поехали, пока я не передумал. Но надо предупредить, чтобы меня не искали, когда придет телеграмма.
- Это я сделаю. А ты бери машину и за вещами. Где тут твой коттедж? Позавтракаем в аэропорту.
Уже когда машина выскочила на край бывшего гигантского кратера древнего вулкана и Карналь, оглянувшись, увидел далеко внизу голубую воду бухты, беспорядочные свалки вулканических обломков, сероватую от пыли зелень деревьев, только тогда вспомнил о маленьком катере, уплывшем в отдаленную бухту, вспомнил молчаливого моториста, беспомощного перед шашлыками молодого грузина, Веронику Глобус и Костю Бегемотика, смешных и добрых. А уже после них или, может, наоборот, до них, явилась в его воображении в сверкании темно-зеленых глаз Анастасия, он будто услышал ее голос, услышал свой голос, свое обещание встретиться, может, еще и сегодня, и только теперь понял, что в самом деле хотел этой встречи, но в то же время и рад, что избежал ее. Пусть будет, что будет. Ведь он из тех людей, которые себе не принадлежат, и в этом их спасение от случайного, мелкого, опасного и соблазнительного, в этом их счастье.