Изменить стиль страницы

Неудивительно поэтому, что Эмма радовалась внезапной возможности хоть на миг вырваться из этого круговорота. В последний час на кухне началось настоящее светопреставление. Кухарка настолько вымоталась, что стала накидываться на всех, кто находился рядом, не исключая даже мать Энни. Сидя в спальне госпожи, Эмма снова улыбнулась. Уж ей-то не знать, как легко может выходить из себя миссис Тернер, если обычный распорядок на кухне почему-либо давал сбой. К тому же сквайр давно не устраивал подобных званых ужинов, так что паникой были охвачены все, пожалуй, кроме миссис Уэйнрайт. „И меня! – гордо возликовала Эмма, вспомнив похвалы миссис Уэйнрайт в свой адрес. – Недаром она говорила, что у меня хорошая выдержка, сноровка и легкая рука, если надо сделать хороший мусс или соус”.

Хотя сама Эмма не любила разных деликатесов и предпочитала простую пищу, готовить она любила и воспринимала приготовление каждого изысканного блюда как испытание своих возможностей. С приездом Оливии меню в Фарли-Холл несколько усложнилось, и Эмме все чаще приходилось помогать миссис Тернер с готовкой. Кроме этого она смогла многому научиться от миссис Уэйнрайт, которая имела обыкновение писать подробные инструкции по каждому новому блюду, которое включалось в меню, и к тому же, как правило, сама являлась на кухню, чтобы присутствовать при наиболее ответственных моментах, когда могла понадобиться ее помощь. Эмма собирала все меню и вместе с инструкциями вклеивала их в старую школьную тетрадку для домашних упражнений. Интуиция и здравый смысл подсказывали ей, что в один прекрасный день все это может пригодиться.

„Да, – подумала она сейчас, – надо будет обязательно записать название этого странного сорта чая в своей тетрадке: „Лэпсанг Сушонг”. И не забыть еще те вина, которые миссис Оливия Уэйнрайт вместе с Мергатройдом отбирали в погребе, – каждый сорт к какому-нибудь одному определенному блюду”. Эмма с большим вниманием прислушалась к тому, что рассказывала утром миссис Уэйнрайт: так, она впервые узнала, что красное вино подают всегда к мясу, в то время как белое – идет с рыбой, а шампанское – к десерту. Этикетки на бутылках были какие-то странные. „Хренцузские” – так называла их миссис Тернер с презрительной гримасой. Мергатройд в ответ даже вспылил:

– Это самые лучшие французские вина, к вашему сведению! – огрызнулся он. – Выдержанные, их сам старый хозяин отбирал давным-давно. Таких днем с огнем не сыщешь, даже в самом Лондоне, – закончил он торжественно.

„Да, нужно не забыть правильно записать названия вин, ничего не перепутать,” – продолжала размышлять Эмма, наказывая себе обязательно взять у миссис Тернер сегодняшнее меню на ужин. Отмотав кусок черной нитки, Эмма послюнявила его конец, вдела в иголку и принялась подшивать подол платья, думая при этом, однако, по-прежнему о своей заветной школьной тетрадке. Все, что могло представлять хотя бы какую-то ценность, неизменно попадало туда. Она не знала толком, какого рода информация понадобится ей в Лидсе, когда она приступит к выполнению своего Плана, – она должна быть к этому готова в любой момент. Истрепанная, старая тетрадка содержала меню на все случаи жизни, бесчисленные рецепты, советы домашней хозяйке, инструкции по шитью, выкройки платьев и шляп, сделанные самой Эммой, и некоторые из откровений миссис Фарли, касавшихся ухода за кожей лица – секрета вечной красоты. Теперь в тетрадке появился список вин, с гордостью констатировала Эмма. Так она неторопливо шила, лелея свои честолюбивые планы и время от времени поднимая взгляд на миссис Фарли. За ней, Эмма знала это, нужен глаз да глаз, чтобы убедиться: перед ужином с ней ничего не произошло и не потревожило ее покоя. Ведь до вечерней трапезы оставалось так много времени. Гости собирались к четверти девятого, а подавать на стол надо было ровно в восемь тридцать. К этому часу, как назидательно поучал ее сегодня утром Мергатройд, она должна быть в парадной форме и свеженакрахмаленном переднике. Можно подумать, она сама этого не знает.

К счастью, Адель Фарли была на редкость спокойной – покончив с чаем, она снова принялась за газету. Боязнь, что Адам разозлится, если она будет вести себя за ужином не так, как положено, заставила ее подавить свой порыв и не посылать за Мергатройдом, чтобы он принес ей виски – единственную вещь, которая теперь была в состоянии заглушить боль.

Искать забвения в алкоголе она начала лишь в прошлом году, и привычка не стала настолько сильной, чтобы Адель не могла отказаться от спиртного, когда того требовали обстоятельства. Алкоголь еще не пропитал ее организм, и законченной алкоголичкой она пока не сделалась. Вот и сегодня, в преддверии предстоящего ужина, она весь день успешно противостояла искушению напиться, оставаясь в постели. Пусть подобное поведение было трусливым, но свои плоды оно тем не менее приносило. К тому же Адель не вполне отдавала себе отчет в том, насколько она измотана, – большую часть времени она продремала, впав в какое-то сонное оцепенение. Проснувшись, она на самом деле почувствовала себя значительно лучше. Главное, однако, заключалось в том, что, к своему большому удивлению, Адель обнаружила: многие из ее прежних тревог исчезли и больше ее не мучают.

Все свое внимание она сосредоточила теперь на чтении газеты: то была еще одна уловка, призванная переключить ее мысли, заставить себя не думать ни о выпивке, ни о предстоящей вечером церемонии, которая так ее страшила. Перевернув несколько страниц, Адель начала просматривать раздел „Из жизни двора”, где печатались новости из Букингемского дворца. Ее серебристого оттенка глаза скользили по мелкому шрифту заметок, из которых она узнала, к примеру, что короля Эдуарда посетили вчера послы России и Франции; что маркизу Лондондеррийскому была дана аудиенция после заседания совета, а королева и принцесса Виктория посетили выставку живописи. Не слишком-то захватывающе! Адель, скучая, долистала номер до последней страницы, где ее взгляд случайно натолкнулся на новости с Брэдфордской биржи. Вот интересно! Это подумать только, сообщения о конъюнктуре на рынке шерсти. Она поспешно продолжила чтение о шерсти она и так знала предостаточно, чтобы не нуждаться в новой информации до конца своих дней.

После этого на глаза ей попалась реклама эля – “Джон Смит” и „Тэдкастер”. С эля ее мысль сразу переметнулась на виски – во рту тотчас же пересохло. Она облизала губы и, занервничав, снова начала листать страницы газеты. Сложив ее вдвое, Адель принялась бегло знакомиться с длиннющей статьей, посвященной описанию охоты лорда Фритцуильяма в Клифтоне возле Донкастера. Надо было постараться сконцентрировать на ней все свое внимание без остатка, чтобы не видеть перед глазами рюмки с восхитительной янтарной жидкостью. Рюмки, нагло влезшей на самую середину газетной страницы и не желавшей оттуда удаляться ни при каких условиях.

В этот момент тишину в комнате буквально взорвали ворвавшиеся снаружи звуки цокающих копыт, лошадиного ржания и возбужденных людских голосов. Вместе с тишиной ушел и господствовавший в спальне дух умиротворения.

– Да что же это такое у нас стряслось? – воскликнула Адель. – Откуда взялся весь этот шум и гам?

В глазах своей госпожи Эмма увидела величайшее недоумение, разгоравшееся по мере того, как голоса делались все более громкими и сердитыми.

Девушка в ответ покачала головой и пожала плечами: она и сама не могла понять, в чем дело. Отложив шитье, которым до сих пор занималась, она бросилась к окну, раздвинула белые занавеси и выглянула во двор.

– О, это ваши дети, мэм, – тихо проговорила она, прикусив губу и повернувшись к миссис Фарли. – Джеральд чем-то недоволен и кричит на Эдвина.

Эмма заколебалась, не зная, надо ли продолжать, но, увидев выжидающий взгляд Адели, решилась.

– О, миссис Фарли, мне кажется, Эдвин плачет. Бедный мальчик!

– Эдвин! – вскрикнула Адель, оттолкнув от себя поднос с такой силой, что Эмма подумала: сейчас что-нибудь обязательно упадет и разобьется.

Между тем Адель спрыгнула с кровати и метнулась к окну, подобно валькирии – с распущенными волосами, струившимися ей вслед. Движения ее были столь порывистыми, что Эмма, не привыкшая к подобной прыти своей госпожи, отступила в сторону, когда та подлетела к окну и раздернула кружевные занавеси одним резким рывком.