польется вода в воротник,

осудят нас новые власти,

а я еще к тем не привык.

Наступят часы-изуверы,

воткнется стрела в полость рта,

упрется в тупик чувство меры,

и треснет как бублик мечта.

И выйдет бумажный рабочий,

с резиновым камнем в руке,

царя пенопластом замочит,

исчезнув в своем далеке.

Цветут в палисадниках губки,

летит поролоновый пух,

оскалив кирзовые зубки,

царь испускает свой дух.

И в мыслях хохочет гиена,

и ляжки дрожат холодцом.

Преклоним, товарищ, колено,

пред этим печальным концом.

ТУРHИР

А я ему по чайнику pаз!

А я ему по чайнику хлоп!

А он мне ногой стук!

Hогой по башке хpясь!

А она тут стоит в стоpоне.

И мило так смотpит на нас.

Он мне по печени чпок!

Я ему по чайнику два-с!

И вот уже почки тоpчат.

Отбит кишечник и глаз.

А она стоит в стоpоне.

И мило так смотpит на нас.

А я ему в щеку ногой!

А он мне коленкой в живот!

А я ему в шею как дам!

А он мне туфелькой в pот!

А она стоит в стоpоне.

Чье победит тут копье?

Дpуг дpуга в pебpо сапогом.

Деpемся из-за нее.

* * *

Прошло три долгих, долгих, длинных, длинных года.

Менялась валюта, менялась погода.

Сменяла Танюху Анюта.

Менялись министры и мода.

Светились и погасали светильники и погасальники.

Менялось внутри холодильника.

Ржавело дно умывальника.

Менялись штаны, юбки, галстуки,

менялись майки футбольные.

Была тишина, были залпы, и

бывало щекотно и больно мне.

Свистели навеки безбрежные

синицы напротив подсвечника.

И все, что случалось тут нежного,

увы, уже изувечено.

WHERE THE WILD ROSES GROW

(to Nick Cave)

Мы познакомились в четверг.

И мы гуляли ночью два.

Лежал на тропах первый снег

Как на губах лежат слова.

Мы целовались под луной.

Кто целовался, тот поймет.

И мне она казалась мной.

Мы целовались напролет.

А в пятницу пошли гулять.

Гулять пошли вниз по реке.

Наш батальон и наша рать

Гуляла вниз, нога к ноге.

И я толкал ей долгий спич.

Про ейный облик мне так мил.

А после эта... взял кирпич

И в котелок ей запустил.

А розы дикие цветут.

Цветут как плесень на руке.

И память вьется словно жгут

Вниз по реке, вниз по реке...

ТЫ

Выходишь ты, вся без концов.

Ты, бесконечная моя.

Среди вина и огурцов,

среди мирского бытия.

И гаснет спор, и лица тухнут.

И разговор сейчас же глохнет.

И даже маленькую муху

никто от счастия не грохнет.

А ты идешь вокруг стола,

идешь в полнейшей тишине.

Идешь как айсберга скала.

Идешь как облако в окне.

А мы молчим и смотрим влажно

на твой затейливый узор.

Никто не делает затяжку.

Не начинает разговор.

Все тихо очи опускают

перед прекрасною тобой.

И руки в брюки убирают.

А ты идешь как бог иной.

А в наших головах тяжелых

волненья вертится юла.

А ты идешь как сон веселый.

Идешь, идешь вокруг стола...

x x x

Твой глаз светил мне на дорогу.

Твои уста манили в путь.

А плечи значили так много.

Я на тебя, боясь вздохнуть,

Смотрел, как смотрит на планету

Седой и умный астроном.

Как иногда на грань алмаза

Уронит взгляд печальный гном.

А ты хихикала, щипалась,

И по неведомой оси

Вертелась, и под одеялом

Шептала мне: Не тормози.

x x x

Я иногда жалею годы,

которые вот так прошли,

прошли, как целые народы

ходили молча на заводы

за эти странные рубли.