Брак определялся в его системе координат как ноль, долгая и правильная любовь - примерно один-два (древние законы как смысл жизни выше ставили семью), красивая страсть с искусной жрицей - три-четыре, на грани запретного и позволенного. Для последнего случая упрощенный ритуал ухаживания вполне позволителен.

Игорь зашел к ней в номер, хотя мог бы подождать за дверью, в кресле; зашел тем не менее - поскольку правильно было бы зайти, не зайти было бы глупо. Ориентальная Елена Анатольевна немного растерялась от того, сколь стремительно увертюра переходила в аллегро. Да черт с ним! Черт с ним, с упертым. Как кавказец. Даже приятно чуть-чуть от его настойчивой упертости. Она опустилась на корточки и порылась в сумке, отыскивая белье для первого раза; показала ему накопления ударницы. Очень уверенные в себе мужчины бросались... Она удерживала альбиносика деловитыми интонациями:

- Сдвинь кровати. Подушек должно быть две, одеяло одно в ногах, поправь простыни, деревяшки в середине закрой свернутыми покрывалами. Понял? - голос удержал его, хотя взгляд чувствовался. "Пожалуй, я все-таки смогу управлять им", - подумала Пантера не без удовольствия.

- Понял.

Она выпрямилась, отыскав необходимое, обернулась и сделала шаг к ванной. Подчиняясь почти профессиональной импровизации, Елена Анатольевна провела по груди Игоря ладонью, едва касаясь кожи, а потом легонько сжала плоть мальчика двумя пальцами; божественное молодое пылание, просто персик! это так чувствуется; добавила в голос грудных тонов:

- Увидишь. Должно получиться замечательно, - он вдохновлял ее на дерзости. Было бы роскошнее отдаться бугру, быть поверженной, взятой, сжатой, биться искрой неистовства под грудой тупых славных мышц, подчиниться. Но и мальчик радовал Пантеру, вдохновлял Пантеру.

Она скользнула вперед и закрыла за собой дверь санузла. Хороший дом отдыха, кафель чистый, горячая вода в изобилии...

Ворочая кровати, Игорь представлял себе: они будут обниматься стоя, рядом с постелью... нет, он нежно погладит ее, едва обнимет, и поцелует в шею под ушко... потом сожмет руку и потянет на простыни...

Снимая купальник, Пантера возбуждалась от одного этого действия и представляла себе: он сожмет ей руку и усадит на простыни в позу лотоса напротив себя... сначала они будут только смотреть друг другу в глаза и ласкать руки и плечи друг друга, легко касаясь пальцами, не более того, как в том фильме о восточных драках и сексе в номере отеля...

Сворачивая покрывала в жгуты, Игорь представлял себе: он будет легко касаться ее пальцами, сидя напротив... потом обнимет за шею и притянет к себе... они застынут в объятии...

Направляя теплую струю душа себе на клитор, Пантера сильно возбуждалась от одного этого действия и представляла себе: они застынут в объятии, потом он положит ее на спину и примется покрывать шею, плечи, лицо мелкими сладкими поцелуями... она обнимет его бедрами и чуть сожмет...

Натягивая простыни, Игорь представлял себе: она обнимет его бедрами и чуть сожмет, он будет долго и нежно осыпать ее поцелуями, их пальцы сплетутся, потом она станет гладить ему ладонями лицо, выгнет спину...

Натягивая черные кружевные трусики с золотой каемочкой (покупала в Москве, на Кузнецком мосту, в итальянском магазине, но есть у нее вещи подороже и позавлекательнее), Пантера уже изнемогала и представляла себе: она выгнет спину и страстно замотает головой по подушке... поможет ему войти и застонет, застонет...

Ложась и выбирая наименее скованную позу, Игорь представлял себе: она, наверное, будет стонать... а он будет как вихрь, и они сольются в последнем сладостном усилии...

Стоя у дверей и чуть колеблясь: надевать ли верх, впрочем, ладно, сегодняшний стиль - дерзость, пусть восхищается ее грудями, - Пантера чувствовала собственное превращение в мартеновскую печь и представляла себе: он будет как вихрь... а потом еще и еще... она может много (одиннадцать раз точно, но как-то на вечеринке с огромным негром она ушла так далеко, что сбилась со счета и вообще едва очнулась).

Она шагнула в комнату и встретилась с добычей взглядом. Целое мгновение Игорь и Пантера чувствовали себя единомышленниками.

- Я тебе нравлюсь?

- Да. Да! Да.

- Уау! - ответила ему Пантера, хотя ей хотелось издать какой-то победный рокот: Р-р-р-р-а-а-у-а-у-у-а-у-у-р-р-а-у!

Двумя пальцами она взялась за уголок полосатого махрового полотенца и принялась разматывать его. Длинное испанское полотенце с изображением карты солнечной Каталонии было трижды обернуто вокруг ее бедер, и Пантера получила возможность трижды сделать эффектное движение двумя пальцами вокруг головы, то показывая, то закрывая груди. Сосочки подрагивали, вокруг них, как и ожидалось, оказалась нежная кожица темно-серого цвета. Во время второго движения у Елены Анатольевны чрезвычайно широко раскрылись глаза: как у человека, который чем-то очень удивлен, испуган или гениально кокетничает.

"Она гениально кокетничает", - восхитился Игорь. Он ошибался: Пантера неожиданно осознала, что запамятовала ввести контрацептив. На протяжении всего слегка затянувшегося третьего оборота полотенца она раздумывала, как выйти из положения. Игорь уже потянулся было, чтобы встать рядом с ней: "Обниматься стоя, рядом с постелью..." Но она жестом остановила это движение - первым пунктом приходилось пожертвовать. Не первый сорт, но и не завал: лучше все-таки, чем извини-подожди-еще-немножечко-я-сбегаю-в-ванну. В ванной лежали свечи "Фарматекс", отличная вещь, презерватив уже ни к чему. Но в тумбочке дожидался приказа командования резерв: тоже "Фарматекс", но только крем с пластиковым шприцем. Это на случай второго раза. На вокзале ей копеек буквально не хватило на вторые свечи, а крем... крем совсем не та картинка, я в гробу видела жадных фармацевтов, да и разрешить ему будет можно только через десять минут, а со свечами - так сразу.

- Подожди, мой нетерпеливый. Я тебе кое-что покажу.

Она кинула в его сторону полотенце. Может сойти за игривость. Во всяком случае, внимание добычи будет на секунду рассеяно. Некрасивый бросок к тумбочке и борьба с упаковкой иногда могут уложиться в одну секунду. А через мгновение Пантера уже сидела прямо перед Игорем в такой романтической позе лотоса. Пальцы за спиной неудобственно наполняли кремом шприц. "Может, она немного стыдлива. Стесняется...", - недоумевал, глядя на ее девичьи прыганья, Игорь.

Ее складочки на животе...

Пантера наклонилась к его плечу и нанесла семь особых скользящих поцелуев. Целуя, она производила губами приятный звук, вроде как большие капли дождя по глубокой, теплой луже. Потом потерлась о его грудь щекой.

- Смотри.

Будь альбиносик мужиком поопытнее, в затее пропал бы всякий смысл. Но "Фарматекс" только-только вошел в моду, он вряд ли имел в свои двадцать-сколько-там-лет шанс увидеть, как этим средством пользуются. Она постаралась положить свой голос на роскошный слой едва сдерживаемой страсти:

- Смотри! Смотри... - Елена Анатольевна показала ему шприц и вложила пластиковый цилиндрик между ног:

- Это особая вещь. Очень возбуждает. После нее я буду с тобой, как пылающий тростник.

"Вводит контрацептив, - подумал Игорь, - но как изящно".

Она страстным движением отбросила шприц в сторону и обнаружила, что альбиносик наклонился и, полуобняв ее, целует бедра. Это, конечно, довольно красиво, но сам факт потери инициативы подействовал на нее раздражающе.

Она хотела бы, она бы так хотела, чтобы все было медленно и томно, как в фильме про французскую женщину Эммануэль. Но разве можно спрятать извержение вулкана в товарном вагоне? Натуру не обманешь! Мягкости и терпения хватило Пантере только для того, чтобы красивенько и спокойненько исправить возню студентика. Она тоже наклонилась и глубоким засосом взяла его щеку. Прием проверенный, молодые мало что не фонтанируют сразу. Игорь, действительно, почувствовал, как уходят из его тела холодки робости; Пантера провела ему пальчиком между лопаток, все ниже и ниже, до впадины между ягодицами. Игорь знал, конечно, что сегодня все должно получится, но когда знаешь, что все получиться, допускаешь, все-таки шанс на неудачу; а вот когда почувствуешь, что оргазм неизбежен, тогда и шанс этот сам собою исчахнет. Он почувствовал веселую неизбежность. Мальчик, подросток, юноша, молодой человек, раз почувствовав эту неизбежность, становится мужчиной.