- Полдень мой жаркий. Витязь мой могучий (вспомнила о члене). Князь мой спасительный. Молчи. Все у нас вышло хорошо, ведь правда. Тебе понравилось со мной?

- Да. Здесь нужно какое-то особенное ДА. Простое да слишком слабо.

Она рассмеялась. Сейчас ей даже слова не были нужны. Разомлевшую, ее всегда тянуло на какие-то деревенские распевы, очень жизненно. Она повторила:

- Полдень мой жаркий. Витязь могучий. Такой славный.

Еще полежали и помолчали. Отдыхали. Сладкая, томительная слабость. Она принялась легонько гладить его и сказала в первый раз за весь полудень вполне искренне:

- Знаешь, уже все было, но мне так приятно просто поласкать тебя немного. Ты не против?

- Нет. Гладь. Мне хорошо, - ему нравилось. Ласка ее была мягкой. Даже какой-то сестринской была ее ласка. В том смысле, в котором все люди братья и сестры. Что-то такое в ней было, в этой ласке, что заставляло ценить ее очень высоко. Чуть ли не выше оргазмов.

Жрицу бы учили, как ставить и ставить мужчину в течение многих часов, дали бы травяные отвары, специально для таких целей изготовленные. Но ориентальная Елена Анатольевна была жрицей лишь по сущности, а не по образованию. Сделав свое дело, она любила угомониться и чуть попечалиться. Немудреная ее беспутная душа котиком пушистым грелась под боком у мужчины. Оттаивала, желанья утолив на время. Как-то ей одиночилось. Гостевала в такие минуты в сердечке Елены Анатольевны пустылость. И даже затеи все вылетали из головы. Простой такой бабьей любви хотелось, чтобы грел ее мужчина своим боком всегда и наверняка, а еще бы не давал никому обижать. На эти чувства, как на крючок, попалась Пантера много лет назад, вышла замуж и никогда больше не попадалась. Ее судьба - не любовь, а буйная постель, и нечего вздором нюнистым забивать себе голову.

Он не остался ночевать с нею. Не желал рисковать впечатлением. Она не держала: завтра они смогут повторить, это точно. Они поцеловались на прощание почти холодно. Он пришел в номер, встал под душ (мерзкий резиновый квадратик перед ванной, ребристый, неприятный для ступней, шесть). Долго отскребался. Ее тело было сплошным наслаждением, он не ощутил нечистоты прикосновений ее кожи, но отскребался он всегда, а сегодня казалось, омовение приобрело какую-то ритуальность и потому требовало особого тщания.

Игорь чувствовал небывалое торжество. Инициация произошла. Порог перейден.

По шее, как по лугу, порхала фиолетовая бабочка.

...Проснулся с чувством, что, скорее всего, такое счастье повториться не может. Даже и думать про второй раз не стоит. Можно спугнуть. Кровать скрипела на пять, холодный пол и полное отсутствие тапочек. Он необыкновенно быстро умылся, никогда не умывался с такой торопливой небрежностью, совсем недолго постоял под душем. В зале, где накрывали столики, ее не было, хотя завтрак уже заканчивался. Опоздал? Она не знает номер его комнаты, отвратительная каша, сьел хлеб с маслом и колбасу, отвратительный чай, отпил и почти побежал. Дверь ее номера была закрыта.

Умная Пантера с вечера правильно рассчитала использовать его стук вместо будильника. Тихонечко лежала, ждала, когда славный альбиносик угомонится и пойдет искать ее. Так и есть, на часах завтрак уже окончился. Выйти с этими нечесаными патлами, в пижаме для мужа или одиночества, без нарисованного лица? Благодарю покорно. Двенадцать лет таких ошибок не допускаю; ну, если только с самыми испытанными друзьями. Она умылась, нарисовалась, выбрала вчерашний тонкий халатик из Кореи (на многие случаи жизни вещь, а совсем недорого) и... и... торопиться не стоило. Для решающих натисков любви у нее было три хороших набора. Во-первых, строгое, гладкое бикини вишневого цвета... но она сейчас слишком загорелая, такая загорелая, ух! Во-вторых, очень дорогой подарочный от Янчика из Кракова комплект: белые трусики и лифчик в кружавчиках, трусики спереди повторяют линии живота, сидит как влитое. Но мужики знакомые говорят, что во время петтинга тереться членом о кружавчики та еще радость; можно, конечно, студентику милому не дать петтинга, но она привыкла импровизировать, как известный скрипочник по телевизору или саксофочники, а вдруг ей в этот самый момент взбредет в голову дать петтинг? В-третьих, и это лучше всего подойдет, бежевый боди, плотный, на кнопочках, расстегивается внизу, бретельки можно снять, будет и на грудях держаться. Она в этом боди как сладкий подарочек взрослым детям на Новый год: на себя в зеркало смотришь и лизнуть хочется. Да, да это самое. Он точно умопомрачеет. Он ей будет ноги целовать и бедра лизать. Даже теплится там, где надо, что-то тянкое от одной только мысли, как он будет ей вылизывать ляжки. Вложила свечку. Минут через двадцать заявится.

Игорь обежал пляж, спортивную площадку, кафе, беседки, зашел в парк на лодочную станцию и решил еще разок заглянуть к ней, перед тем как отправиться на поиски Елены Анатольевны в город. Что Пантере там делать? Как серьезный человек, Игорь хотел поговорить с нею, узнать, кто она в душевном смысле. Интуиция с полной гарантией сообщала ему, что о браке речь не идет, но все-таки надо было решить важный вопрос: любит он ее или не любит. В городе на рынке была прекрасная цветочная палатка с удивительными орхидеями. Он любил стоять перед ними, иногда тратил на это по часу, делая вид, что придирчиво выбирает. В его комнате на подоконнике стояли четыре экзотических пришелицы. Стоило зайти в палатку, чтобы купить ей цветов... да-да! это должно ей понравиться.

Через двадцать шесть минут Пантера в умопомрачительном боди открыла ему дверь; халатик служил признаком перехода от пробуждения к жизни (его присутствие), а также должен был в недалеком будущем сыграть роль индикатора: мы начинаем (его отсутствие). Все было продумано. Кофе с лимоном еще не остыл. Медовые пряники, ветчина. Елена Анатольевна затворила дверь, дала ему сделать два шага и, закрыв глаза, приятно поцеловала Игоря в губы. Не едва коснулась, но и не на засос взяла, не как они чмокаются сразу после признания в любви в американских мелодрамах. Одним словом, очень точно и завлекательно поцеловала. Не удержалась и на секунду приобняла его за торс. Хороший мужчина. Даже не ожидала. Но ответного объятия не позволила, легонько увернувшись.

- Будешь завтракать? Я ждала тебя, я соскучилась по тебе.

- Я тоже. Я очень хотел тебя видеть. Прости, что пришел к тебе без цветов.

- Садись. Я покормлю тебя. Пусть у меня будет такое маленькое удовольствие: покормить тебя. Да?

- Давай. Ты даже не представляешь себе, как мне хорошо от одного только твоего присутствия!

Она рассмеялась. Такой приятный мальчик.

- Я тебе нравлюсь?

- Ты красива.

"Почему же он не сказал, как я одета? Положим, я и сама знаю, что одета сногсшибательно, но он-то должен был обратить на это внимание!"

- Ты ничего не сказал о моем боди, - она делала вид, что ответ мальчика ей безразличен, наливала ему кофе и касалась боком его локтя.

- Боди? - "Body, по-английски тело, как хорошо, что можно дарить ей комплименты и не лгать при этом". - Твое тело прекрасно.

Ветчина была чуть кисловата, несвежая.

Она съела два медовых пряника и не дала ему заняться разговорами. Встала сзади, погладила шею, велела не останавливаться и принялась целовать затылочек, спинку, чудненько. Обняла сзади, залезла под майку, пальчиками подразнила сосочки.

Игорю очень хотелось поговорить. И совсем не было желания набивать живот... но в таком положении трудно беседовать. Цепкие женские ручки мягко, но решительно удерживают на месте, уютный голосок все напевает:

- Ешь-ешь, милый, мне это так приятно!

Пантера уложила его в постель просто классически. Дождалась, когда мальчик выпьет кофе побольше (чтобы кусочки еды во рту не скапливались), села на краешек сдвинутого со вчерашнего дня спального тандема, откинула голову...

- Посмотри на меня.

И медленно-медленно пополз халатик с плеч. Дружок смотрел на нее во все глаза, а дружок дружка готовился к восстанию. Намечал, как будет Зимний штурмовать. "А у нас тут совсем не Зимний, у нас тут очень даже летний", вздохнула про себя Пантера, отдаваясь его неумелому поцелую. Вылез мальчик из-за стола, обнял ее за плечо, другой рукой неуклюже оперся о матрац и давай целовать ее. Готово дело!