— Ну как? — мило улыбнулась я графине. — Мой наряд подходит для предобеденного коктейля?

— Скорее, для ночного рандеву, — съязвила Карла.

— Для ночного рандеву в борделе, — громко произнесла Высокородная Памела.

— Одни любят экстравагантные наряды, а другие — купание нагишом в фонтане, — сказал мистер Амальфи.

Памела вспыхнула, но иллюзионист, делая вид, что ничего странного в таких купаниях не видит, добавил:

— Лично мне кажется, что каждый должен быть свободен в своих проявлениях.

Я украдкой взглянула на Его высочество. Гарри облизал пересохшие губы и не выдержал:

— Вы восхитительны, Мэвис!

— Мэвис? — графиня вмиг подобралась. — Неужели вы знакомы?

— Мы не были знакомы, но благодаря тому, что оба ошиблись, пересеклись чуть раньше, чем это намечалось, — Гарри говорил с Карлой, но смотрел на меня. Я была отомщена за тот «теплый» прием, который мне оказали на лестнице при входе в дом, когда Пит не спускал глаз с зеленоглазой графини. — Карла, у вас отменный вкус. Вы умеете выбирать приятельниц.

— Благодарите Пита, — мстительно выдавила графиня. — Мэвис его приятельница.

Пит улыбнулся краешками губ.

— Мы случайно встретились и случайно подружились. Ничего особенного. Ни роковой страсти, ни тайного романа.

— Мэвис, если этот наряд ты выбрала для коктейля, то во что же ты, котеночек, переодеваешься перед сном? — традиционно подняла правую бровь Джекки. — В шинель? Я угадала?

— Джекки, у тебя буйная фантазия, тебе надо идти в модельеры или писатели, — парировала я. — В постели я предпочитаю исключительно свои любимые духи.

Высокородная Памела, чтобы оторвать всеобщее внимание от моей персоны, демонстративно повернулась к Марти и громко спросила коротышку:

— Мистер Гудмен! Говорят, что у вас — артистическая натура. Вы рисуете? И что?

— Смерть. Меня интересует тот миг, когда пуля впивается в тело, нож протыкает жертву, хищник вгрызается в загнанную дичь... — Глаза Марти заблестели. — Самое трудное в моей работе — передать на холсте предсмертный крик. Что лучше: тщательно выписать глаза, вылезающие из орбит, или переключить все внимание на рот, обезображенный воплем?

Высокородная в блаженстве растеклась по креслу.

— Как это ярко, выпукло!.. Согласитесь, в любом проявлении ужаса есть нечто величественное.

Платиновую блондинку тоже возбудили картины, которые ей нарисовало воображение. Она медленно пересекла террасу и опустилась своей упругой задницей прямо Марти на колени.

— Ты гениален, мой безумный мастер! Расскажи еще про свои работы.

Марти надулся, как индюк, и начал жарким шепотом что-то объяснять Джекки. Графиня завладела вниманием Гарри и не оставила мне ни единого шанса пообщаться с ним. Я заскучала, подошла к краю террасы, оперлась на перила и принялась осматривать окрестности. Остров был очень красив, особенно манило море...

— Не откажетесь от мартини, мисс Зейдлиц?

Я обернулась и увидела улыбающегося мистера Амальфи. Он держал в обеих руках по бокалу. В бокалах потрескивали кубики льда.

— Не откажусь.

Я взяла бокал, отхлебнула и, вздохнув, призналась:

— Я так рада, что снова вижу вас, мистер Амальфи! Вы мне глубоко симпатичны.

На его лысине вдруг показались бисеринки пота. Прежде чем ответить, этот милый человек долго держал на мне свой печальный взгляд. Потом тоже отхлебнул мартини и сказал:

— И мне очень приятно видеть вас, Мэвис. Но я вижу и другое: вам здесь не очень интересно. Что связывает вас, такую непосредственную, живую, искреннюю, с этими кривляками и лицемерами?

— Вы считаете, что я попала в общество лицемеров?

Он кивнул.

— Эти люди — врунишки, и это мягко сказано. Притворщики.

— Но почему же в таком случае вы не порвете с ними и не уедете?

— Потому что я такой же притворщик, как и они, — улыбнулся Амальфи. — Толстяк и надувала, к которому они привыкли. Они не могут мне навредить. Зачем портить любимую игрушку? Но вам надо их опасаться.

— Опасаться? Мне?

— Не верите? Но посмотрите на ситуацию со стороны. Женщины воспользуются первой же возможностью отомстить вам за то, что вы затмили их. Мужчины скорее уничтожат вас, чем согласятся на то, что вы достанетесь одному из них. Да и какие это мужчины!

— Но Его высочество...

— Его высочество — развратник! Гудмен — психопат-садист! А что касается Пита Брука, то... — Амальфи нахмурился. — Мне трудно понять, что скрывается за этой маской джентльмена. Но если я хоть немного разбираюсь в людях, то там нечто отвратительное.

— Вы пугаете меня...

— Дитя мое, я не пугаю, а предостерегаю. Эти люди могли бы составить хорошую компанию зверям в зоопарке. Однако они на свободе, они охотятся, и я не хочу, чтобы вы оказались жертвой, попавшей в их сети... Будьте осторожны!

Внезапно он сбросил с лица серьезную мину, широко улыбнулся и щелкнул пальцами.

— Все! Больше не будем говорить о неприятном. Смотрите, что я для вас приготовил!

В руке иллюзиониста появилась нежно-золотистая орхидея.

— Она похожа на вас, Мэвис, но вы, несомненно, краше!

— Спасибо, мистер Амальфи. Можно я потрогаю цветок? Это иллюзия?

— Проверьте.

Он вложил орхидею мне в руку и добавил:

— Я пользуюсь гипнозом очень редко и только тогда, когда вижу перед собой двуличное существо. Когда это происходит, меня прямо подмывает сбросить с человека его личину.

— Но разве мисс Уоринг такая? Я помню, что было у фонтана... Вы загипнотизировали ее...

— Мисс Уоринг совсем не та, кем кажется. Она корчит из себя светскую даму, а в душе мечтает о карьере первоклассной шлюхи. А остальные... — Амальфи обвел тяжелым взглядом собравшихся, — пока они отдыхают, присматриваются, прикидывают варианты... Но завтра с новыми силами начнут, забавляться и удовлетворять свои охотничьи инстинкты. Вы должны быть предельно осторожны и внимательны, мисс Зейдлиц. Можете рассчитывать на меня, я всегда приду вам на помощь.

— Благодарю, — сказала я от чистого сердца.

Обед был подан в половине десятого вечера. Это странное обстоятельство никого не смутило. Несмотря на выпитое накануне, все дружно набросились на редкие вина и под звон бокалов принялись поглощать содержимое больших блюд с яствами.

Я сидела между Питом и Марти. Напротив меня высокомерно щурилась Памела Уоринг. Графиня, сидящая во главе стола, щебетала с Гарри. Джекки время от времени заразительно хохотала: мистер Амальфи нашептывал ей скабрезные анекдоты. Все были предельно раскованы, перебрасывались репликами, и лишь я одна чувствовала себя лишней. Я не знала людей, о которых здесь упоминали, не знала событий, один намек на которые мог вызвать за столом бурю восторга или вспышку гнева. Похоже, все, кроме меня и иллюзиониста, порядком надрались и сейчас начнут творить разные непотребства...

Неожиданно графиня звонко шлепнула ладонью о стол и приказала:

— Все молчат! Тихо!

Она несколько раз повторила приказание и, дождавшись тишины, широко улыбнулась и произнесла:

— У Гарри — замечательная идея. Завтра вечером мы устраиваем костюмированный бал под названием «Пир Тиберия».

— Карнавал? — Джекки вскочила. — Потрясающе! Но где мы возьмем костюмы?

— Наш добрый славный Гарри обо всем позаботился, — успокоила ее Карла. — Эта идея пришла к нему еще в Риме. Там же он заказал все необходимое и привез сюда. Однако у Гарри есть условие: он сам будет решать, кто и какую роль сыграет на «Пиру Тиберия». Соответствующие костюмы вам принесут. Это будет утром или днем.

Пьяная Памела Уоринг вдруг превратилась в школьницу-старшеклассницу, глазки ее забегали от предвкушения.

— Это замечательно! Я тоже хочу!.. — взвизгнула она.

Во всей поднявшейся кутерьме мне лично было непонятно только одно: кто этот Тиберий? Пит должен был помочь, и я толкнула его локтем.

— Тиберий? Это, крошка, римский император. Жил две тысячи лет тому назад, — ответил Пит. — Был очень жестоким — как многие императоры. Здесь, на Капри, на высоком скалистом берегу у него была роскошная вилла — дворец, чудо архитектуры. Тиберий покинул Рим и девять лет дышал воздухом Капри, предаваясь самому гнусному разврату и наводя ужас на островитян. Говорят, в Голубом гроте, подальше от людских глаз, он держал пленников — девушек и юношей.