«Во имя всего святого! – воскликнул я, притворяясь испуганным. – Наверное, алькальд получил нагоняй от епископа – ну, главного инквизитора. Он, говорят, злющий, как сторожевой пес!»

«Епископ? Не смеши меня! Его преосвященство епископ Матео де Лангрео-и-Нава сегодня спозаранку отбыл восвояси в сопровождении всей своей лейб-гвардии. Я это точно знаю от своего приятеля, который стоял тут на часах до меня. Он видел все, что происходило в мэрии. Говорят, черт знает какой переполох был!»

«Ну вот! А по слухам сегодня процесс инквизиции должен быть продолжен», – заметил я.

«Еще бы! – подтвердил он. – Так и было бы, не появись вчера этот аббат. Он чем-то здорово поддел епископа. Говорят, прямо грудью встал на защиту этого самого Витуса. Епископ Матео, в отличие от своего предшественника Игнасио, конфликтов терпеть не может. Вот Энрике довел бы дело до костра – ему все нипочем! Но Кривошея вынесли сегодня на носилках, которые водрузили на двух лошадей. Что с ним такое, я не знаю. Приятель сказал только, что у него лицо было перекошено от боли».

Лупо прервал свой рассказ, чтобы сделать глоток вина. А потом продолжил:

Ну, я ему и говорю: «Просто не могу поверить, чтобы верховный инквизитор вот так взял и удрал из Досвальдеса. И куда же он?»

«Вернулся, наверное, в Сантандер, – отвечает он, да так важно. – На радость баскским еретикам, если, конечно, таковые еще не перевелись».

«В Сантандер, – повторил я. – Выходит, в Досвальдесе какое-то время никаких процессов инквизиции не будет?»

«Похоже на то», – ответил он.

И тут нас окликнул отец. Вот и все...

Витус невольно схватил Лупо за руку:

– Так, значит, нам особенно опасаться не приходится. Спасибо вам!

Магистр кивнул:

– Большое спасибо! Ты вытянул из часового даже больше, чем можно было ожидать. Вот это да! Вот это я понимаю! В сущности этот часовой неплохой парень. Надеюсь, у него не будет неприятностей из-за того, что он на время оставил свой пост.

– С чего это вдруг! – вмешался Орантес. – Как-никак он посадил по замок Крысу – осквернителя трупов, вора и мародера. Не забывай, что Крыса продал мне вещи, которые ему вовсе не принадлежали.

– Да, Витусу здорово повезло, – не вдаваясь в подробности, резюмировал Магистр, затем одним духом допил остатки вина из своей кружки. – Ему вернули все, что у него осталось в камере. А вот я там кое-что забыл...

– Ты? Забыл? Что же? – удивился Витус.

– Как это что? Мой камень с датой, конечно... Я все время мечтал нацарапать на нем дату, когда меня освободят... Э-э... надо было бы сказать – дату, когда я окажусь на воле. Впрочем, не всем желаниям суждено сбыться.

– А как насчет этого? – и Антонио вытащил из-за спины камень с датой.

– Да... что это?.. Да как?.. Да откуда?.. Не может быть!

– Я вчера прихватил его в камере, потому что знал, господин Магистр, что вы к нему испытываете сильные чувства... – У Антонио был рот до ушей.

– Дружочек, спасибо тебе, ты даже не представляешь себе, как ты меня обрадовал! – маленький ученый долго тряс руку Антонио.

– Если так пойдет дальше, вы его еще инвалидом сделаете! – улыбнулся отец Томас.

Магистр испуганно отпустил руку Антонио.

– Как это? Почему? Что-то не так?

– В сущности, ничего особенного. Просто отец Томас опасается, что ты, чего доброго, оторвешь Антонио руку, – фыркнул Витус.

– Не насмехайтесь надо мной! Знаете что? Я прямо сейчас примусь выцарапывать на нем дату нашего побега!

И он в самом деле без промедления принялся за дело.

– Можно мне еще немного вина?

– А как же, господин Магистр! – Куллус налил ему полную кружку. А потом разделил оставшееся вино между остальными.

– Bene tibi!

Значительно позже, когда наступила ночь, аббат Гаудек отвел Витуса в сторону. Они обошли вокруг сторожки, и юноша с удивлением понял, что настоятель не знает, как начать разговор.

– Витус, – решился он, наконец. – По моим подсчетам ты провел в тюрьме около четырех месяцев. Признайся, вспоминал ли ты в эти дни о Камподиосе и о своих братьях из монастыря?

– Да, досточтимый отец, я часто вспоминал о вас.

– А думал ли ты о том, какую пользу принесли тебе совместные молитвы, бдения и песнопения, совместные занятия и толкование Библии – вообще вся наша жизнь в единении с Всевышним?

– Если честно, досточтимый отец, то вспоминал я об этом не очень часто. Но почему вы спрашиваете об этом?

– Задаю тебе эти вопросы, потому что мне хочется, чтобы ты еще раз прислушался к голосу своего сердца. Не хотел бы ты все-таки стать цистерианцем? В тебе есть все данные для того, чтобы когда-нибудь стать красой и гордостью нашего ордена, ибо Господь по милости Своей богато одарил тебя. Боюсь, твои выдающиеся способности не получат развития в этом враждебном мире и зачахнут.

– Я понял, что вас заботит... – Слова аббата заставили Витуса задуматься. Ему, конечно, часто хотелось вновь оказаться в Камподиосе, особенно в первое время тюремного заключения. Однако чувство это постепенно ослабевало и притуплялось. Зато заметно обострилось желание повидать белый свет. Тем более что в лице Магистра он обрел друга, готового разделить с ним все испытания и лишения.

– Досточтимый отец, – ответил он наконец, – за истекшее время я сделал одно крайне важное для меня открытие: окружающий нас мир несравненно многообразнее, нежели жизнь в Камподиосе. Это, скорее всего, связано с тем, что монастырская жизнь идет по единожды заведенному строгому распорядку. Таково желание монахов, которые трудятся и проводят немало времени в молитвах. И эта размеренность жизни представляется мне несомненным благом. Так проходит месяц за месяцем, год за годом – до самой смерти. Мне же по сердцу перемены: будь то встречи с самыми разными людьми, разные города и языки... Я нуждаюсь в этих переменах, ищу их, хочу их испытать.

– А не хотелось бы тебе хотя бы завершить свое монастырское образование, чтобы ты был вправе принять сан? – спросил аббат Гаудек. – Тогда ты по крайней мере мог бы выбирать, стать священником или нет. Завершение образования для тебя дело чисто формальное, потому что необходимыми знаниями ты обладаешь и сейчас, – голос настоятеля звучал мягко и проникновенно.

– Нет, досточтимый отец, такого желания у меня нет. Те знания, которые были для меня важнее всего, мною уже получены сполна. Я говорю о медицине, законы и навыки которой были преподаны мне отцом Томасом.

– Это я могу подтвердить, досточтимый отец, – неожиданно вступил в разговор монастырский лекарь. Он облегчился на опушке леса и возвращался к телеге. – Извините, что я невольно прерываю вашу беседу и что в данном случае говорю, так сказать, вещи, расходящиеся с интересами нашего монастыря. Они не pro domo, но то, что сказал Витус, соответствует действительности: я, к примеру, не знаю, чем еще мог бы обогатить его память из области хирургии и использования лекарственных трав.

– Понимаю, – аббат Гаудек был не в силах скрыть разочарования.

Витуса порадовала похвала столь уважаемого им человека, и он продолжал:

– Досточтимый отец, для меня – прошу вас, не обижайтесь! – со смертью аббата Гардинуса глава «Камподиос» завершена. Я хочу познать мир, и тому есть еще одна причина: я хочу найти свою семью.

– Ну, это мне известно, и я понимаю тебя, сын мой. Однако пойми и ты меня: мне надо было хотя бы сделать попытку вернуть тебя к нам.

– Да, досточтимый отец.

– Эврика! – вдруг вскричал Магистр.

Все трое удивленно переглянулись.

– Что случилось? – первым пришел в себя Витус. И вместе с аббатом Гаудеком и отцом Томасом поспешил к телеге с сеном.

– Камень с датой! – маленький ученый поднял его в воздух, как военный трофей. – Пожалуйста, здесь каждый может увидеть дату нашего побега:

ех: 4 августа anno 1576

– Да, каждый, кроме будущих узников этой камеры. А им это помогло бы... – заметил Витус. Он, собственно, не хотел этого говорить, полагая, что рано или поздно Магистр сам догадается. А вот, поди ж ты, вырвалось!