«Эй, ты осквернитель трупов, убийца, дерьма кусок!» – и еще кое-что прибавил, чего здесь повторять не стану.

Сперва Крыса смотрел на нас, дико вытаращив глаза, потом сообразил, что мы все время ломали перед ним комедию. Он взвыл и бросился вдогонку. Мы пробежали несколько коридоров, пока не оказались у выхода из здания тюрьмы. Мы прилично от него оторвались. Я побежал в сторону капрала, который все еще о чем-то разговаривал с Лупо.

«Часовой! – вопил я. – Стража!»

«Что случилось?» – испуганно крикнул капрал.

Я встал перед ним так, чтобы он не видел, что Антонио держит в руках какие-то предметы.

«Там оскверняют трупы! – закричал я, задыхаясь от быстрого бега. – Крыса оскверняет трупы!»

«Кто вы вообще такой и как вы попали в здание тюрьмы?» – спросил часовой.

«Это я вам потом объясню, – выпалил я, а пока вот что: мы здесь по поручению алькальда!» Это, конечно, был выстрел наугад! Откуда мне было знать, поверит ли он мне, но это объяснение его вполне устроило.

«Я не могу оставить пост, сеньор, я...» И тут на нас налетел Крыса: «Часовой, задержите этого негодяя! – орал он, махая руками в мою сторону. – Он обманщик...»

Тут я подумал: «Смелость города берет. Держись до последнего!»

«Негодяй?! – воскликнул я как можно громче. – Кто из нас негодяй? Ты вчера сжег четырех людей: Витуса, Мартинеса, Нуну и Магистра, ты бросил место, к которому тебя приставили, чтобы замести следы преступления, а сегодня вернулся, чтобы ограбить погибших!»

«Ложь! Ложь! – завизжал Крыса. – Следствие покажет, что я ни в чем не повинен!»

Я тут же сообразил: выходит, никакого следствия пока не было! Это очень кстати.

«Чтобы доказать, что ты надругался над трупами, никакого следствия не требуется, – опять во все горло заорал я, видя, что вокруг нас собирается народ. – Это видно хотя бы из того, что у тебя этот кинжал! Он принадлежал Нуну, и ты украл его у мертвого!»

Толпа начала роптать.

«Хм, это и впрямь кинжал Нуну, – сказал часовой. – Я сам видел его у него за поясом. Как этот кинжал оказался у тебя, Крыса?»

«Я его перекупил у Нуну, клянусь Пресвятой Девой! Да провалиться мне сквозь землю, если я вру!»

«Не очень-то я верю твоим словам», – усомнился часовой.

«Этот Крыса врет скорее, чем бежит заяц!» – послышалось из толпы.

«Да! Повесить его надо, повесить!» – раздались голоса.

«Поверьте, поверьте мне, люди добрые, умоляю! – взвыл Крыса и снова указал на меня: – Этот человек – прохвост и вор, он украл вещи арестанта Витуса! Они только что были у его сынка, а сейчас он их спрятал!» – он оглядывался, ища поддержки толпы.

«Что ты там болтаешь, Крыса, мне слушать надоело! – не вытерпел часовой. – Ты только еще больше подозрений на себя навлекаешь!»

«Нет, нет! Этот парень украл вещи заключенного, порази меня гром на этом самом месте, если я вру!»

«Этот парень, Крыса, последние полчаса стоит передо мной, и мы с ним разговариваем!»

«Но ведь это его сын!» – он снова замахал на меня руками.

«Он ни секунды от меня не отходил, – потерял терпение часовой. – Ты что, на смех меня поднимаешь, Крыса? Ты арестован!»

Отняв у него кинжал, он стал размышлять вслух: «Не знаю даже, куда тебя упрятать!»

И тут я счел нужным вмешаться в ход мыслей этого достойного человека: «Хотите моего совета? Заберите у него связку ключей и заприте его в одну из камер. Когда вас сменят, доложите о его преступлениях вашему начальству».

«Хороший совет, – кивнул он, выслушав меня. – Только я не имею права оставить свой пост».

«Не тревожьтесь вы об этом, – сказал я. – На этом месте я за вас постою.

Он немного поразмыслил, а потом согласился: «Спасибо вам! Вы человек с понятием», – и увел Крысу в тюрьму.

«До скорого!» – крикнул я ему. Но стоило ему закрыть за собой дверь, как мы с Лупо смешались с толпой. С Антонио мы встретились позже на самой окраине города. Ну, и вот мы здесь!

Некоторое время все молчали. Каждому требовалось какое-то время, чтобы осмыслить все услышанное. Наконец аббат Гаудек промолвил:

– Вы, дорогой Орантес, и ваши сыновья проявили недюжинный ум и присутствие духа. Вы вели себя мужественно и бесстрашно, способствуя победе добра. Не будь на то Господня воля, всего этого не случилось бы. А посему давайте все вместе помолимся Всевышнему, который и подвиг вас на это доброе дело!

Все сложили ладони и опустили головы. Аббат Гаудек ненадолго задумался, а потом произнес:

– Для благодарственной молитвы особенно подойдут слова Давидова псалма:

Возлюблю тебя, Господи, крепость моя!

Господь – твердыня моя и прибежище мое, Избавитель мой, Бог мой – скала моя; на Него я уповаю; щит мой, рог спасения моего и убежище мое.

Призову достопоклоняемого Господа и от врагов моих спасусь.

Амен!

Отец, настоятель поднял глаза и оглядел собравшихся вокруг него. Потом на лице его появилась хитрая улыбка:

– Поскольку Всевышний благословил успехом деяния наши, Он наверняка будет совсем не против, если все мы сообща подкрепимся после такого дня. Поэтому, Куллус, слезай с телеги и принеси одну из наших пузатых бутылей с vinum monasterij.

– С радостью, досточтимый отец, – Куллус поспешил выполнить поручение аббата. Он быстро спрыгнул с телеги, к которой вскоре вернулся, тяжело дыша, с увесистой бутылью, в котором булькала темно-бордовая влага. Он принес вдобавок и кружки для всех: In vinj delactatio!

– Девиз нашего ордена – «Ora et labora», дорогие братья и друзья, однако, я полагаю, сегодня вечером мы могли бы обогатить его еще одним понятием – celebra.

– Ora et labora et celebra! – радостно повторил Куллус и поднял кружку, как заздравную чашу.

Орантес с близнецами последовали его примеру, однако по их лицам было видно, что им о чем-то хочется спросить.

– Нельзя все время только работать и молиться. Надо же когда-то и развлечься, – подмигнул им Магистр.

– Именно так, – поддержал его Гаудек. – Bene tibi – пейте на здоровье!

Они отпили по глотку крепкого сладкого вина и почувствовали, как по жилам побежал огонь.

– Хорошо! – выдохнул Витус.

Его взгляд упал на близнецов. Он хотел было заговорить с Лупо, но заколебался. Братья то садились к «столу», то соскакивали с телеги. Да Лупо ли это? А вдруг это Антонио? Одного от другого при всем желании не отличишь.

– А как узнают, кто из вас кто? – полюбопытствовал он.

Близнецы толкнули друг друга локтями и рассмеялись. А потом один из них ответил:

– Я выдам тебе эту тайну. Я – Лупо, и мой отличительный знак – вот этот шрам на правой руке, – он показал руку. – Прищемил как-то дверью.

Витус улыбнулся и отпил еще вина:

– Запомню! Не расскажешь ли мне, Лупо, что ты услышал от часового?

– Отчего же! Как тебе известно, начал я с расспросов о его оружии, об алебарде, которая, откровенно говоря, на меня никакого впечатления не произвела: лезвие заржавело, и не острое оно у него. Но он расхвастался своим оружием, хвост распустил, как павлин. Болтал что-то о том, какую она ему добрую службу сослужила, и показал мне угол, под которым нужно держать ее, если хочешь пронзить врага насквозь. А потом стал завирать насчет того, что алькальд его хвалил. А я-то помню, тот говорил, будто собирается принять какую-то делегацию из Бургоса. Я, значит, говорю капралу: «Хорошо, что ты вспомнил об алькальде. Только хвалил он тебя, наверное, не сегодня, потому что сегодня наш мэр принимает гостей из Бургоса, с которыми будет вести какие-то переговоры. В городе только об этом и толкуют!»

«Ты что, мне не веришь, парень?» – обиженно спросил он.

«Нет, с чего ты взял? – быстро ретировался я. – Мало ли о чем болтают люди: например, о случае в тюрьме...»

«Ах, вот оно что! Уже и об этом известно? – удивился он. – Ну, тебе я скажу, только ты, смотри, держи язык за зубами! Молчок, понял? Вчера днем в одной из камер живьем сгорело несколько узников. Еретики, наверное. Как это могло случиться, я не представляю. Начальство нашего брата в известность не ставит. Алькальд отдал распоряжение, чтобы ни под каким видом в тюрьму никого не пускали, чтоб даже мышь не проскользнула».