И, наконец, в-четвертых, процесс должен был доказать, что фашистское правительство "победоносно" борется против мирового коммунизма и своевременно спасает Европу от коммунистической опасности. Гитлер надеялся, что такого рода "исторические заслуги" приведут к уступкам со стороны других империалистических держав в отношении "равноправия" в вооружениях, Самый характер подготовки процесса уже свидетельствовал о том, что Гитлер, Геринг и Геббельс придавали ему исключительно большое внешнеполитическое значение{19}.

Но в результате Лейпцигского процесса гитлеровские фашисты потерпели по всем этим пунктам тяжелое поражение. Это является прежде всего вечной, исторической заслугой Георгия Димитрова, вождя Коммунистической партии Болгарии, который, несмотря на то, что находился в тюрьме в чрезвычайно тяжелых условиях и в течение долгих месяцев был закован в кандалы, показал себя выдающимся знатоком марксистско-ленинского учения и мастерски применил его в данном конкретном случае. На глазах всего мира он разорвал отвратительную паутину лжи, сплетенную путем шантажа, пыток и убийств, и помешал фашизму ввести в заблуждение германский рабочий класс, весь немецкий народ и мировую общественность.

Процесс явился также свидетельством героического поведения и стойкости кадров коммунистической партии. Фашисты приложили все силы, чтобы подобрать "удобных" для себя свидетелей из ответственных работников компартии. Они прибегали при этом к жесточайшим пыткам и не скупились на самые соблазнительные посулы. Но, несмотря на то, что тысячи коммунистов и революционных рабочих были подвергнуты чудовищным моральным и физическим мучениям, фашистам так и не удалось, как говорил Г. Димитров, "найти ни одного нужного им свидетеля из среды рабочих, активных участников пролетарского движения в Германии или ответственных работников"{20} коммунистической партии.

Наконец, в ходе процесса проявилась великая сила международной солидарности. Почти во всех странах мира развернулось мощное движение протеста, организованное как Коминтерном и заграничными органами ЦК КПГ, так и рядом непартийных комитетов, созданных для этой цели. Были проведены многочисленные собрания, демонстрации и митинги, публиковались документы и воззвания, посылались делегации с требованием освободить Димитрова. Со звериного лица кровавого германского фашизма была сорвана маска. Мужественное и уверенное выступление Димитрова на суде и эта международная солидарность помогли сорвать политические и террористические замыслы фашистов, которые они надеялись осуществить, затевая Лейпцигский процесс. А советское правительство, предоставив Георгию Димитрову и его соотечественникам-обвиняемым право советского гражданства, спасло их от смертельной опасности, которая грозила им от подручных Геринга даже после вынесения оправдательного приговора.

Но значение Лейпцигского процесса не исчерпывается этими поражениями, нанесенными фашистам. Следует учесть также, что своим выступлением перед фашистским трибуналом Димитров дал политическую ориентацию Коммунистической партии Германии и всему антифашистскому подполью в Германии. Его вопросы к свидетелям были направлены прежде всего на то, чтобы разбить фашистские утверждения о том, что Коммунистическая партия Германии готовила вооруженное восстание. Как пишет товарищ Ульбрихт, "именно в результате опровержения этих утверждений была создана основа для обвинения фашистских варваров и разоблачения истинных целей организации поджога рейхстага"{21}.

В своих вопросах свидетелям-рабочим Георгий Димитров фактически разъяснил основные вопросы коммунистической тактики. Он доказал, что борьба революционных рабочих против фашизма была в то время оборонительной борьбой и что непосредственной задачей КПГ являлась не подготовка и проведение вооруженного восстания, а установление единого фронта с социал-демократическими и другими рабочими в борьбе против урезывания заработной платы, против фашистского террора и опасности новой империалистической войны.

Когда болгарский революционер Димитров процитировал стихи Гете величайшего поэта Германии:

На весах великих счастья

Чашам редко дан покой.

Должен ты иль подыматься,

Или долу опускаться...

Властвуй или покоряйся,

С торжеством иль с горем знайся,

Тяжким молотом взвивайся

Или наковальней стой...

то в его устах эти стихи, полные мужества и сурового предостережения, стали обращенным к рабочему классу призывом к борьбе и в то же время ударом по выжидательной, капитулянтской политике правых лидеров СПГ. После своего освобождения в беседе с представителями иностранной коммунистической прессы в Москве Георгий Димитров так сформулировал свои советы рабочим: "Один из самых важных выводов заключается в том, что социал-демократические рабочие могут успешно вести борьбу против буржуазии только сообща с коммунистическими рабочими. До сих пор многие социал-демократические рабочие ограничивались лишь симпатией к нам. Этого недостаточно. Симпатия должна перерасти в активную борьбу против буржуазии и фашизма, в единую борьбу социал-демократических, христианских и беспартийных рабочих совместно с коммунистическими рабочими"{22}.

Так мужественная борьба Димитрова против фашистских палачей на Лейпцигском процессе стала исходным пунктом для нового курса Коммунистического Интернационала, соответствовавшего изменившейся обстановке. Это был курс на развертывание борьбы за единый пролетарский фронт и за антифашистский народный фронт. Значение процесса о поджоге рейхстага сказалось не только в Германии, но и далеко за ее пределами. Французские рабочие извлекли из него соответствующие уроки. Лейпцигский процесс побудил их ответить на провокации "боевых крестов" (делярокковцев) 6 февраля 1934 года усилением борьбы за единство действий. То же самое происходило в Испании, в Австрии и в ряде других стран.

Для подпольной работы в самой Германии поведение Димитрова на суде, как и весь ход Лейпцигского процесса, имело, разумеется, первостепенное значение. Лишь тот, кто в то время сам принимал участие в подпольной работе, может полностью осознать, как велико было влияние Лейпцигского процесса и мужественной борьбы Димитрова на широкие круги рабочего населения и все антифашистские силы в Германии и какие силы придал им этот процесс. В результате партия взяла новый курс - курс на усиление борьбы за единый фронт. После процесса о поджоге рейхстага подпольная работа повсюду оживилась и окрепла. Восстанавливались разгромленные организации и прерванные связи. Подпольные организации стали выпускать во все возрастающем количестве собственные листовки и газеты. Они приучались лучше работать в новых условиях, вырабатывая в обстановке фашистского террора свои, рабочие, боевые методы борьбы.

Фашисты чувствовали свое поражение и, конечно, видели растущую активность коммунистов.

В безудержной злобе они прибегали к крайней жестокости, стремясь запутать антифашистов и сломить силу их сопротивления. Ближайший соратник Эрнста Тельмана Джон Шеер, заменивший его в руководстве КПГ, вместе с тремя работниками центрального партийного аппарата, товарищами Эрихом Штейнфуртом, Евгением Шёнхааром и Рудольфом Шварцем, попали в руки гестаповских палачей. Фашисты подвергли их садистским пыткам{23}, добиваясь от них раскрытия подпольных связей. Убедившись, что даже самые варварские средства не смогут сломить волю этих героев-антифашистов, гитлеровцы решили уничтожить их. 2 февраля 1934 года они были вывезены на открытое шоссе и убиты выстрелами в спину. Официальное сообщение об этом кровавом злодеянии было рассчитано на то, чтобы запугать коммунистов-подпольщиков и заставить их отказаться от дальнейшей борьбы. Но ни это убийство, ни последовавшие затем казни ряда руководящих партийных работников не смогли сломить боевой дух кадров германской компартии.

После своего освобождения Георгий Димитров привлек внимание мировой общественности к судьбе узников гитлеровского правительства. В своей первой беседе с журналистами по прибытии в Москву 27 февраля 1934 года он указал на стойкость германских рабочих и коммунистов, на их верность и преданность своей партии, призвав к усилению борьбы за их освобождение. "Борьба, которая велась за наше освобождение, - говорил он, - должна продолжаться за освобождение из фашистских казематов тысяч пролетарских заключенных"{24}.