— Сил до обидного мало, Николай Николаевич, — вздохнул Скобелев. — А успех возможен лишь в результате полного фактического доверия.

— Надеются на ваш дерзкий талант, Михаил Дмитриевич, — улыбнулся Обручев. — Правда, у нас любой талант ценится дешевле любой заштатной батареи.

— Но нельзя же ставить начальника в положение, затрудняющее развитие всех его способностей.

— А вы возместите явную нехватку людского состава устаревшей артиллерией, — неожиданно предложил Николай Николаевич. — Той, которая уже списана и без дела валяется на кавказских складах. Вам с радостью тотчас же ее и отдадут, поскольку в боевых частях она более не числится.

— Не числится, потому что прицельно более не стреляет, — с неудовольствием отметил Скобелев.

— Но текинцы-то об этом не знают! — с улыбкой сказал Обручев. — А грохоту да дыму будет предостаточно.

— Что верно, то верно, — рассмеялся Михаил Дмитриевич. — И кони их к грохоту не особо приучены.

— Да и всадники тоже. Не говорите об этом никому, кроме вашего начальника штаба. Полагаю, что им вновь окажется ваш друг полковник Куропаткин?

— Мой друг взмолился о командной должности, и я ему ее необдуманно пообещал, — вздохнул Скобелев. — Может быть, вы порекомендуете мне толкового офицера на эту вакансию, Николай Николаевич? Кого-либо из ваших бывших учеников, умеющего без кряхтенья вставать в четыре часа утра.

— Присмотритесь к полковнику Гродекову, — подумав, сказал генерал Обручев. — Он дотошно готовит операции и весьма пунктуален в их исполнении.

— Вы имеете в виду Николая Ивановича? — обрадованно спросил Скобелев. — Господи, как же я умудрился забыть о нем, мы же отлично знаем друг друга! Примите мою сердечную благодарность за своевременную подсказку, Николай Николаевич, о лучшем начальнике штаба я и мечтать не смел.

— Ну, если и этот вопрос решен, то прошу к столу. Отужинаем, чем Бог послал.

Отужинали с добрым вином и приятными разговорами. Хозяин с искренней заинтересованностью расспрашивал Скобелева о зимнем переходе через Балканский хребет, разгроме Весселя-паши и последовавшем за этим стремительным броском на юг.

— Маневр, — несколько раз повторил он, для вящей убедительности поднимая указательный палец. — Стремительные рейды без оглядки на фланги и без страха перед возможным окружением куда эффективнее, нежели медлительный натиск пехоты. Уверяю вас, именно эта тактика станет доминировать в войнах грядущего двадцатого века. К сожалению, косность стратегического мышления — хроническая болезнь русского генералитета.

— Полностью согласен с вами, дорогой мой учитель. Хлебнул я лиха от этой болезни.

Учитель и ученик понимали друг друга с полуслова, и Скобелев впервые за много дней почувствовал спокойную уверенность как в своей правоте, так и в своей непобедимости. С таким вновь воскресшим чувством можно и нужно было спешить на Закаспийский театр военных действий…

Через неделю, 31 марта 1880 года Михаил Дмитриевич вместе с Барановым выехал на Кавказ.

На Кавказе Скобелева встретили не столько торжественно, сколько восторженно. Недавно закончившаяся русско-турецкая война шла здесь на своем, особом театре военных действий, вдали от Болгарии, а потому и не вызывала зависти к успехам и славе Белого генерала. Здесь его победы воспринимались генералами, как образцы военного искусства, а его личная отвага служила примером для офицеров, что и нашло своеобразное отражение в преподнесенных ему подарках. Генералы одарили Михаила Дмитриевича великолепным арабским скакуном безупречно белой масти, а офицеры вручили белоснежную бурку и дорогое оружие работы непревзойденных кавказских мастеров.

Восторги, встречи и приемы не помешали, однако, Скобелеву мягко, но весьма настойчиво вести свою линию. Правда, дополнительных войск он не добился, но зато получил разрешение брать со складов любые орудия, списанные после окончания войны за истечением срока службы. И он брал все, что еще могло стрелять без риска для самих стреляющих.

К тому времени Степан Осипович Макаров уже принял под свое командование Каспийскую флотилию. Совершив несколько демаршей к персидским берегам, он без единого выстрела внушил всем персидским капитанам такое уважение, что их суда более не рисковали приближаться к линиям российских морских перевозок и на пушечный выстрел.

— Прекрасно, Степан Осипович, — сказал Скобелев, посетив флагманский корабль. — Теперь — продовольствие для войск, а за ним — и сами войска.

— А вас когда, Михаил Дмитриевич?

— А меня — первым. Утром девятого мая.

— Вынужден доставить в Чикишляр, — сказал Степан Осипович. — В порту Михайловском чересчур мелок фарватер. Я отдал распоряжение углубить его, но работы еще не завершены.

— Чикишляр так Чикишляр, — улыбнулся Скобелев. — А с углублением фарватера надо поторопиться.

— К июню все работы будут закончены.

На рассвете 9-го мая Михаил Дмитриевич вступил на борт флагмана Каспийской флотилии. Его сопровождал Баранов, инженеры-путейцы и подаренный генералами белый жеребец. Каспий пересекли вполне благополучно, капитан Макаров уже сбросил обороты, подводя пароход к Чикишлярскому причалу, когда вдруг Скобелев приказал остановить судно.

— Стоп машина! — распорядился Степан Осипович, после чего с некоторым удивлением посмотрел на озабоченного генерала. — Что-нибудь не так, Михаил Дмитриевич?

— Все так, все так, Степан Осипович, — сказал Скобелев. — Моего жеребца — за борт!

— Зачем, ваше превосходительство? — удивился Макаров. — А если, не дай Бог, до берега не доплывет?

— Вот я и погляжу, доплывет он или не доплывет…

Оказавшись в воде, аргамак рассерженно заржал, но не испугался, а довольно решительно направился к берегу. Скобелев напряженно следил за ним, и все на корабле примолкли, уже не отрывая глаз от недовольного, но решительного жеребца. И облегченно вздохнули, когда белоснежная лошадь вышла на азиатский берег.

— Фф-у!.. — с облегчением выдохнул Михаил Дмитриевич и неожиданно улыбнулся. — Загадал я, Степан Осипович. Коли с конем ничего не случится, то и со мной — тоже. Он быстро доплыл, стало быть, и я Геок-Тепе быстро возьму и текинцев разгромлю наголову.